Убить демократа

– - Не скажу. Но объясню почему. Может быть, ваше расследование будет удачным. Но, скорее всего, нет. А последствия его выйдут боком мне и моей семье. А я люблю свою семью и хочу ее оберечь. Не осуждайте меня за это.

– - Я вас не осуждаю, -- сказал Пастухов.
– - Напротив. На вашем месте я поступил бы точно так же.

– - У вас есть еще вопросы?

– - Нет. У меня есть один совет. Не нужно вам никуда уезжать. Вам нравится здесь?

– - Да, -- ответил Юрий.

– - Ну и живите на здоровье. Никто вас не тронет. Потому что вы никому не нужны. Вы вбили себе в голову, что хотели убить вас. Нет, Юрий Николаевич, хотели убить не вас, а вашего отца. И убили.

– - Вы в этом уверены?

Пастухов мог бы объяснить этому большому, загнанному в угол своим страхом человеку, что ни один профессионал даже в густой темноте не перепутал бы его с отцом, будь даже на них одинаковые парики. Человека рисуют не одежда и внешность, а гораздо в большей степени -- психофизика его

движений: походка, манера сутулиться или распрямлять плечи, еще тысячи малозаметных деталей, которые для любого профессионала очевидны, как крупный текст в детской книжке. Но он не стал ничего объяснять. Лишь повторил:

– - Да, уверен.

– - Почему-то я вам верю, -- подумав, проговорил Юрий.

– - Потому что я говорю правду. А правду не нужно подкреплять доказательствами. Она говорит сама за себя. Проводите меня.

Туман на улице сгустился так, что фонари были словно бы окружены радужными оболочками. Юрий погремел замками, отпирая калитку, и выпустил гостя.

– - Спасибо вам, -- сказал он, протягивая широкую крепкую руку.

Пастухов задержал его ладонь в своей и быстро спросил:

– - Гостем Николая Ивановича в тот вечер был губернатор?

Юрий помолчал и ответил:

– - Да, Валентин Иванович Хомутов.

II

Пастухов не стал придумывать никаких фокусов, чтобы добиться встречи с губернатором. Он попросту появился в его секретариате во второй половине дня и предъявил старшему референту книжечку с тиснением КПРФ на обложке.

– - Начальник охраны Антонюка, -- представился он.
– - Мне нужно поговорить с губернатором.

Золотой карандашик старшего референта застыл над блокнотом:

– - О чем?

– - О вопросах его безопасности.

– - Вы не могли бы более подробно изложить тему своего разговора, чтобы я могла передать ее шефу?

– - А вы в этом что-нибудь понимаете?
– - спросил Пастухов.

Сложная прическа на голове старшего референта качнулась и едва не рассыпалась от возмущения. Но она овладела собой.

– - Чтобы сообщить шефу тему вашей беседы, вовсе не обязательно быть специалистом в вопросах охраны. Итак?

– - Передайте, что я хочу обсудить с ним проблемы блокирования объекта угрозы на дальних обводах, -- вежливо сказал Пастухов.

Она сделала несколько стенографических загогулин в блокноте и величественно уплыла в кабинет, отделенный от приемной массивной дубовой дверью с бронзовыми ручками.

Резиденция губернатора размещалась в бывшем здании обкома КПСС. Несмотря на современную мебель и какие-то экзотические многолетние цветы, расставленные в торцах коридоров и в приемных, в здании был неистребим казенный дух, дух присутственного места, враждебный любому

вошедшему. Не потому, что человек вошел с каким-то делом, которое может отвлечь обитателей этого места от их важных обязанностей, но уже само появление постороннего, человека с улицы, вызывало волны враждебности. Любой посторонний, будь он проситель или предлагатель чего-то полезного, был

враждебен каждому сантиметру этого здания. Он был неуместен здесь. Несмотря на то что милиционеров у входа давно уже заменили прилично одетые и вежливые охранники и не меньше двух или трех раз сменились все секретарши и начальники канцелярий, этот дух враждебности к каждому вошедшему с улицы человеку все же не выветривался, он незримо присутствовал в атмосфере губернаторской резиденции, невольно заставляя вспомнить времена, когда перед

входом в это массивное здание красовалась вывеска "Областной комитет КПСС", а на шпиле над зданием реял красный флаг.

Через минуту старший референт выплыла из кабинета и сообщила Пастухову, стоя у открытой двери:

– - Заходите. Валентин Иванович вас ждет.

При этом вид у нее был такой обескураженный, что две другие секретарши (или младшие референты) сделали вид, что крайне заняты своими бумагами --настолько, что им некогда даже взгляда поднять на свою начальницу.

Только два телохранителя губернатора как полулежали в креслах в углу приемной, перемалывая мощными челюстями жвачку, так и остались в той же позе, никак не прореагировав на происшедшее.

Губернатор сидел за массивным, сталинских времен письменным столом --высокий сухощавый пятидесятилетний мужчина в свежей крахмальной рубашке и с распущенным узлом галстука. Поддернутые белоснежные манжеты были скреплены

красивыми запонками из какого-то уральского самоцвета в серебряной или мельхиоровой оправе. Подглазья набухли, были темными, как у людей, страдающих почками. Пастухов обратил внимание, что пишет он не шариком, а красивой, с золотой отделкой самопиской. И это ему почему-то очень

понравилось, хотя сам он писал мало и ему было в высшей степени все равно, чем писать -- лишь бы писало.

Увидев посетителя, губернатор поднялся из-за стола, вышел навстречу гостю и пожал ему руку.

– - Даже думать не хочу о той чуши, которую вы сказали моему референту. Но если начальник охраны моего соперника просит о встрече -- значит, у него есть на то причины. Излагайте. Кофе? Чай?

– - Спасибо, ничего, -- отказался Пастухов.

– - Тогда пойдемте сюда, -- предложил губернатор. Он открыл небольшую дверцу в торце своего кабинета, и они оказались в небольшой комнате, обставленной как столовая или гостиная: с буфетом, диваном и обеденным столом на шесть персон. Пастухов понял, что это была комната отдыха, какие, как он слышал, являлись обязательной принадлежностью кабинетов большого начальства. Впрочем, слышать-то слышал, но бывать в них ему не приходилось ни разу.

Губернатор достал из буфета початую бутылку коньяка и два хрустальных фужера, щедро налил в оба и жестом предложил не стесняться.

– - Спасибо, не пью, -- отказался Пастухов.

– - На работе?
– - уточнил губернатор.

– - Нет, практически вообще. Ну, глоток на поминках...

– - Почему?

Пастухов понял, что должен искренне отвечать на все вопросы, даже пустяковые, если он хочет получить искренние ответы на свои.

– - У меня отец от водки сгорел.

– - Боитесь повторить его судьбу?