Убийца с маникюром
Шрифт:
Тихо в коридоре. Охранник возле палаты только один, и тот спит, растянувшись на кушетке. И сон его, похоже, искусственный. Видимо, Козырев его усыпил. Может, в кармане у него тряпочка с хлороформом. Как бы он ей наркоз не устроил.
Должен был быть второй надзиратель, но не было никого. И сестры на выходе из отделения не наблюдается. Но ведь она могла появиться. И второй охранник мог нагрянуть. Может, потому Козырев так торопился.
Они без шума выбрались из отделения, по лестнице спустились вниз, через подвал вышли к какому-то запасному выходу. Дверь открыта, путь свободен. Ночь теплая, благоухающая, вокруг свобода. Может, потому и закружилась
Козырев посадил ее в свою машину, незаметно снял с пояса наручники. Агния и опомниться не успела, как оказалась прикованной к ручке над дверцей.
– Зачем?
– На всякий случай…
Сторож на контрольно-пропускном пункте поднял шлагбаум, но только машина выехала за ворота, как он бросился за ней, размахивая руками. Видимо, кто-то позвонил ему, сообщил о побеге. Козырев стремительно набрал скорость, даже на красный свет проскочил. Хорошо, по пересекающейся дороге никто в это время не ехал.
– Слушай, а почему на мне чужая одежда? – спросила Кира.
– Извини, другой не было…
– Глеб не мог дать тебе мою одежду?
Козырев промолчал, усиливая тем самым ее догадку.
– Ты что, обманул меня?
– Ну, ты же не хотела со мной ехать…
– Куда ехать?
– Проблемы у меня. И ты должна помочь мне их решить.
– Я ничего тебе не должна!
– Мне нужна Агния.
– Агния?! А разве она не арестована?
– Ну, я пытался ее арестовать, но она сбежала. Ударила меня по глазам и сбежала. Еще и ствол мой прихватила… Если бы только это…
– А что еще?
– Теперь мое начальство думает, что Агния моя сообщница. Или я ее сообщник. Меня обвинили в том, что я помогал ей убивать людей. Меня обвиняют в том, что я помог ей сбежать. Меня обвинили в том, что я отдал ей свое оружие…
– И что теперь?
– А то, что я теперь такой же беглец, как и ты. Меня преследуют свои же, я вне закона…
– А зачем ты меня похитил?
– Я тебя не похитил. Я тебя освободил.
– Ничего себе освободил! – возмущенно тряхнула прикованной рукой Кира.
– Это временно.
– Временно, когда беременна.
– Ничего, родишь когда-нибудь.
– А повежливей нельзя?
– Извини.
– Может, и за арест мой извинишься?
– За какой арест?
– А кто меня за убийство Никольской закрыл?
– Так ты ее и убила, почему я должен извиняться?
– Не убивала я ее.
– Убивала…
– И Агния может это подтвердить?
Кира вдруг все поняла. Менты нарочно разыграли этот спектакль, чтобы спровоцировать ее на признание. Не мытьем хотят взять, так катаньем. Вернее, катанием. По ночной Москве.
– При чем здесь Агния? Ты сама во всем призналась.
– В чем призналась?
– В убийстве Никольской и Караваева.
– Ни в чем я не признавалась! – выпалила Кира.
– Как не признавалась? – удивился Козырев.
Не смогли менты расколоть ее через Глеба, тогда в ход пошла более тяжелая артиллерия. И подполковник Штохин атаковал ее по всем фронтам, затем следователь насел, и так ловко они вили кольца вокруг нее, что чуть не задушили. Был момент, когда Кира уже готова была во всем признаться, и все-таки до этого дело не дошло. Устояла она перед искушением. И, как оказалось, не зря. Не смогли менты арестовать Агнию, значит, не могло у них быть ее
показаний. Значит, блефовали менты…– А так и не признавалась. Признавать было нечего. Ни в чем я не виновата! Сколько раз говорить можно!
– А мне сказали, что ты раскололась… – озадаченно поскреб затылок Козырев.
– А мне сказали, что Агния арестована. Только мне что до этого? Я с ней никаких дел не имела…
– Ну да, не имела…
– Мне даже протоколы ее допросов показывали, – усмехнулась Кира, удивляясь изощренности ментов. – Как будто я ее почерк знаю…
– А ты не знаешь? Ну да, она же с тобой машинописью общалась…
– Машинописью?
– Ну, сообщения на «клаве» набирала…
– Какие сообщения?
– СМС, электронная почта там…
– Не общались мы.
– Ну, доказательств у меня нет…
– Если доказательств нет, то лучше жевать, чем говорить. Какие у вас вообще есть доказательства против меня?
– Видеокамера тебя сняла, когда ты в машину садилась…
– Когда какого-то Караваева убили? И где эта запись? Почему мне ее не показали? Потому что нет там ничего!
– Да, но я знаю, что Караваева убила ты. И в Марго ты стреляла. Агния мне все рассказала…
– Может, хватит меня лечить?
– Ну, эти ее показания юридической силы не имеют…
– Вот я и говорю, не надо мне здесь мозги массажировать!
Этот всплеск эмоций забрал много сил, и Кира просто не смогла удержать голову на весу. Она уперлась затылком в подголовник, закрыла глаза. Плохо ей. Сейчас бы в постель, головой на мягкую подушку. И еще хорошо бы снотворного… Но как можно спать, когда вдруг появилась надежда? Возможно, Козырев хитрит, запутывает ее, чтобы затем взять голыми руками. А если не лукавит он? Если действительно у ментов нет никаких доказательств ее вины? Может, вся их обвинительная база держится исключительно на догадках… А может, Агния действительно что-то сказала. Но слово не воробей, его в клетку не затащишь. Вот если его подписью обвязать, тогда другое дело, но ведь нет никаких протоколов…
– Тебе плохо? – догадался Козырев.
Кира промолчала. Ни к чему попусту тратить слова, если ему и так все понятно.
– Ничего, скоро приедем. Там и постель будет, и покой…
Действительно, через какое-то время они подъехали к «хрущевке», Козырев снял с нее наручники и повел в дом. Кира не брыкалась, хотя бы потому, что у нее для этого не было сил. Да и не боялась она этого человека настолько, чтобы возникло желание бежать. А то, что ей могли предъявить обвинение в побеге, ничуть ее не пугало. Ведь Козырев фактически похитил ее, и пусть какой-нибудь суд попытается доказать обратное.
В маленькой квартирке пахло кислыми щами, нафталином и плесенью… Обои потемнели от старости, местами отошли от стен, потолок в коридоре сырой, черный грибок в углу. Мебель старая, в комнатах убого и пыльно. Но Кире все равно. Она обессиленно опустилась на диван, легла, умостив голову на подлокотник.
– Здесь труп хозяина квартиры лежал, – будничным тоном сказал Козырев. – Ножом зарезали, он здесь две недели пролежал…
Кира представила окровавленный, распухший на жаре труп, но волна отвращения колыхнулась где-то глубоко внутри. Не было у нее сил вскакивать с этого грязного, пропитанного трупными ядами дивана и искать более чистое место. Плевать на все. Все люди смертны, все рано или поздно сгниют… Хотелось только спросить, зачем Козырев ей это сказал, но и на это не хватило сил. К тому же и так ясно, подразнить он ее хочет. А может, хочет знать, как она себя поведет…