Убийца Шута

Но не мальчик - слуга, не я и не Риддл. Потому что в ее глазах я был такого же низкого происхождения, как и моя дочь.

– Шун. Достаточно.
– Это все, что я сказал. Ее глаза сузились и похолодели от ярости. Я чуть не рассмеялся, когда она решила использовать свою власть.

– Вы не имеете права говорить со мной подобным образом,- вполголоса предупредила она.

Я почти придумал, что ответить, когда Риддл появился возле нашего стола. Он пришел, ловко балансируя тарелками с едой в одной руке, а в другой держа кружки с сидром. Расшаркиваясь и поклонившись, он с размаху поставил все это передо мной. Его глаза блестели решимостью оставить события этого дня в прошлом и повеселиться. Потом его решительная улыбка внезапно сменилась озабоченностью.

– Где Пчелка? – спросил он.

Меня пронзила тревога. Я встал в тесном промежутке между столом и скамьей.

– Она еще не вернулась. Прошло уже много времени. Я пойду искать ее.

– Мой сидр еле теплый, - воскликнула Шун, в то время как я перешагнул через скамью и пошел прочь.

Глава двадцать девятая. Туман и Свет

Затем из сверкающего тумана, окружавшего нас, вырвался волк, весь черный и серебристый. Он был покрыт шрамами и смерть цеплялась за него, как вода цепляется за шерсть собаки, переплывшей реку. Мой отец был с ним и в нем и вокруг него, и никогда еще я не понимала, каков он. Он истекал кровью из десятков неизлечимых ран, и все же в самой сути его жизнь пылала как расплавленное золото в печи.

Журнал сновидений Пчелки Видящей

Все было испорчено - открылась и с грохотом захлопнулась дверь в таверну, и Шун с ФитцВиджилантом внезапно оказались внутри. По тому, как ФитцВиджилант смотрел на моего отца, я поняла, что он уже слышал сплетни о том, что случилось в городке. Я не хотела, чтобы он заговорил об этом с моим отцом. Мы оставили это в прошлом, а если он поднимет эту тему, Риддл снова начнет об этом думать. Риддл и мой отец вели себя так, как будто все хорошо, но я знала, что поступки моего отца будут терзать сердце Риддла, словно черви. Мой отец был ему другом, но его преданность принадлежала в первую очередь Неттл, и он боялся рассказать ей эту историю и открыть свою роль в ней.

Но Шун, если и знала, ничем этого не показала, а лишь начала болтать, что ей-нужно-это, да ей-нужно-то , а если у моего отца есть монеты, то, может быть, они могли бы пойти и купить это прямо сейчас, или, быть может, она сперва поест. Она уселась рядом с отцом, а ФитцВиджилант на другой стороне от Риддла. Они напоминали мне красноротых птенцов, галдящих в гнезде, когда говорили, что им необходимо это и хочется того. Мой отец отвернулся от меня, чтобы поговорить с Шун. Я не выдержала. Мне вдруг стало слишком жарко, а давление мириадов разговоров ощущалось как руки на ушах. Я потянула за рукав Риддла.

– Мне нужно выйти.

– Что? Ох. Это за трактиром. И возвращайся, слышишь?
– Он отвернулся, чтобы ответить на что-то ФитцВиджиланту .

Странно, почему я никогда не должна перебивать, а мой учитель не видит причин вести себя со мной так же вежливо. "Это местная еда, Лант. Отличается от той, которую ты получил бы в тавернах Баккипа, но неплохая. Попробуй суп".

Мне пришлось извиваться, чтобы развернуться на лавке, а потом слезть с нее. Не думаю, что отец вообще заметил мой уход. По пути к двери на меня чуть не наступила крупная женщина, но я промчалась мимо. Дверь оказалась такой тяжелой, что мне пришлось ждать, пока кто-нибудь не войдет, прежде чем удалось выскользнуть. Холодный воздух приветствовал меня; казалось, что суматоха улицы и атмосфера веселья возросли с приближением вечера. Я отступила чуть в сторону от двери, чтобы не попасть под удар, если она откроется, а потом мне снова пришлось отойти, потому что мужчине нужно было выгрузить телегу дров в таверну по соседству. Так что я перешла улицу и наблюдала, как мужчина жонглирует тремя картофелинами и яблоком. Он пел веселую песенку, пока жонглировал. Когда он закончил, я повернулась, чтобы мимо моей новой рыночной сумки дотянуться к моему новому маленькому кошельку. На дне я нашла полмедяка. Когда я протянула его жонглеру, он улыбнулся и дал мне яблоко, чтобы подбодрить.

Несомненно пора было возвращаться в трактир и найти отца, как бы я не страшилась тащиться по надобностям Шун . Но, пожалуй, мой отец отправит с ней Риддла или просто даст денег на покупки. Полная бочонками с сидром повозка в упряжке из четырех лошадей остановилась на улице, так что мне пришлось ее обойти . Чтобы вернуться в трактир, я должна была пройти мимо серого нищего.

Я остановилась посмотреть на него. Он был таким пустым. Не только грязные молящие руки, сложенные на коленях, а все в нем, как если бы он был сливой, кожа которой висит на дереве после того, как осы выели всю сладкую мякоть и оставили лишь пустую оболочку. Я взглянула на его пустую руку, но мне отчаянно хотелось сберечь свои два медяка. Так что я сказала:

– У меня есть яблоко. Хотите яблоко, нищий?

Он перевел на меня взгляд, как будто мог меня увидеть. Его глаза были ужасны, мертвые и затуманенные. Я не хотела, чтобы он смотрел на меня такими глазами. "Ты добрый," сказал он, и я мужественно наклонилась, чтобы положить яблоко ему в руку.

Как раз тогда открылась дверь магазина пряностей и вышла маленькая худенькая женщина - владелица магазина .

– Ты!
– Воскликнула она.
– Ты все еще сидишь тут на корточках? Прочь! Я сказала: пошел вон! Улица полна покупателей, но мой магазин пуст, потому как никто не хочет перешагивать твои вонючие кости и тряпки. Убирайся! Или придет мой муж с палкой, поучит тебя танцевать!"

– Я иду, иду, - тихо сказал нищий. Его серая рука сомкнулась на красном яблоке. Он сунул фрукт в рваную тунику и начал медленную борьбу за то, чтобы подняться. Женщина сердито следила за ним. Я наклонилась, заметила его упавший посох и вложила ему в руку.
– Ты добр, - сказал он снова. Он покрепче сжал посох, одна рука над другой, оперся на него и приподнялся на ноги. Он покачнулся и медленно покрутил головой из стороны в сторону.
– Улица пуста?
– спросил он жалобно.
– Если я сейчас выйду на улицу, там пусто?

– Вполне пусто. А теперь иди!
– Женщина говорила резко, словно отдавала приказ, и повозка обогнула угол, направляясь в нашу сторону, а я решила никогда не покупать ничего в ее магазине.

– Не выходите, - предупредила я его.
– Вас раздавит. Подождите, и я перейду дорогу с вами.

– Ну-ка, не мешайся, маленькая коротышка!
– Она согнулась пополам, чтобы подразнить меня. Ее тяжелые груди бросились на меня, как цепные собаки.
– Знает твоя мать , что ты как дикарка носишься по улице и разговариваешь с грязными попрошайками?

Я хотела ответить ей что-нибудь умное, но она обернулась к своему магазину, взывая

– Хени? Хени, тот нищий все еще загораживает нашу дверь! Выпроводи его, как я просила тебя несколько часов назад!"

Повозка прогрохотала мимо.

– Теперь пойдемте, - сказала я. От него очень плохо пахло. Мне не хотелось к нему прикасаться. Но я знала, что мой отец не оставил бы его там на милость торговки пряностями. Пришло время начать вести себя как дочь своего отца. Я взялась за посох ниже его рук.
– Я поведу вас, - сказала я ему.
– Теперь шагайте. Идемте.

Это оказалось медленным делом. Даже обеими руками хватаясь за свой посох, он едва держался на ногах. Он сделал два маленьких шага, перебросил посох вперед и сделал еще два маленьких шага. Когда я повела нищего на улицу и подальше от двери магазина пряностей, то вдруг поняла, что не знаю, куда его вести. Там он был защищен от ветра. По обе стороны от нас двери магазинов были заняты входящими и выходящими покупателями. Впереди - только общественные места. Мы медленно приближались к ним. Никто не вернулся к месту, где умерла собака. Кто-то убрал ее тело и голову быка и, как и просил отец, набросал чистый снег, но кровь просочилась сквозь него. Розовый снег, почти красивый, если не знать, что это было. Не знаю, почему повела его туда, кроме того, что там было просторно. Полотно, накрывавшее голову быка, лежало на земле под деревом. Возможно, нищий мог бы сесть на него.