Убийства в стиле Джуди и Панча

На нем был один из тех смокингов, которые были в моде тридцать лет назад, из плотной темной ткани с бурыми лацканами. Лысая голова была увенчана давно вышедшей из моды «шапочкой для курения» в форме турецкой фески, с которой за ухо свисала кисточка. Шапочка выцвела до красновато-оранжевого цвета. Она напоминала перевернутый вверх дном цветочный горшок. А под ней сидел мертвец, склонив голову на плечо, и ухмылялся.

Пол Хогенауэр никак не мог издать тех быстрых шуршащих звуков, которые я уже слышал здесь. Бауэрс был прав. В комнате находился кто-то еще – кто-то живой. Я медленно поводил фонарем по кругу. Гостиная представляла собой обычную библиотеку-кабинет размером примерно пятнадцать на восемнадцать футов, со светло-коричневыми обоями на стенах и темно-коричневым узорчатым ковром на полу. У левой стены стоял шкаф – единственное место, где, по всей видимости, мог спрятаться неизвестный. Вдоль стены, обращенной к двери, располагались книжные шкафы. Камин был справа у стены, между окнами со ставнями, над ним – часы с кукушкой, деления на циферблате которых были обозначены штрихами, будто их нарисовал ребенок, а на каминной полке лежали длинные курительные трубки с фарфоровыми чашечками и кисточками. В середине комнаты стоял круглый стол, на котором было несколько журналов, пустой стакан и бутылка минеральной воды, заполненная на две трети. Но взгляд все время возвращался к письменному столу, за которым, ухмыляясь, сидел Хогенауэр в своей красной феске. Над столом висел электрический шнур с патроном на конце. Патрон был пуст, но на столе с противоположной от покойника стороны лежала большая лампочка.

Я сделал шаг в комнату – и мне показалось, что отодвинулась дверца шкафа. Но меня беспокоил не столько человек, прятавшийся в шкафу, сколько Бауэрс и то, что Бауэрс может сделать, когда увидит фигуру на стуле.

Обнаружить мертвое тело в компании нервного человека, который уже начинает подозревать тебя, в то время как полиция рыщет по окрестностям, – не самая приятная ситуация. Тем не менее в этом было и что-то хорошее. Это давало мне законный повод подойти к телефону, что я и хотел сделать с самого начала. Под предлогом звонка в полицейский участок я мог бы набрать номер Г. М. и выяснить, о чем, черт возьми, они думали, отдать приказ арестовать меня как вора, и заставить Чартерса отозвать своих гончих, прежде чем они снова меня схватят. Поэтому я ободряюще заговорил с Бауэрсом:

– Заходи. Все в порядке. Он мертв. Он не может причинить нам вред.

Как ни странно, при этих словах Бауэрс словно немного выпрямился. Он рискнул выглянуть из-за дверного косяка, и хотя потом слегка обмяк при виде фигуры в кресле, но взял себя в руки.

– Мистер Хогенауэр был отравлен, – сказал я. – Это либо самоубийство, либо убийство. В любом случае я должен позвонить в участок. Где здесь телефон?

– Э-э? – сказал он. – Тогда кто издавал эти звуки? Кто?

– Не обращай на это внимания. Где здесь телефон?

– Здесь нет телефона, – безучастно сказал Бауэрс, и земля ушла у меня из-под ног. – Никакого телефона. Шефу он не нравится. – Он все еще пребывал во власти оцепенения от шока, не думая ни о чем, кроме мертвеца в кресле. – Все это неправильно. И почти вся мебель переставлена!

– Что?

– Точно. Вон, посвети. Тот большой письменный стол, за которым он, ну, ты понимаешь… – Бауэрс кивнул. – В общем, стол стоял напротив другого окна. – Он указал на подвесную лампу с коричневато-желтым абажуром и немецкими буквами. – И этот абажур раньше находился на другой лампе. Часы над каминной полкой – им там не место: они висели на стене напротив. Эти длинные трубки должны лежать на большом столе. Все стулья не на своих местах… Ради бога, включи свет!

Я поспешил к столу и взял лампочку, сказав Бауэрсу, чтобы тот нажал выключатель у двери. И в этот момент дверца шкафа открылась.

Бауэрс вскрикнул. Из шкафа вышел человек. Но он не бросился к двери и, казалось, вообще никуда не спешил. Напротив, неторопливо направился к креслу. Я вкрутил лампу в патрон. Это была лампочка мощностью двести ватт, и на мгновение ее свет ослепил нас обоих.

Затем мы обнаружили очень бледную женщину с бесстрастным лицом, которая, выпрямившись, сидела в кресле с подголовником. Хотя ее грудь взволнованно вздымалась и опадала, взгляд ее излучал спокойствие. Женщина была очень хороша собой, несмотря на несколько грубоватый нос и широкий рот, ее соломенного цвета волосы были разделены пробором посередине и зачесаны за уши, а белки голубых глаз казались красноватыми. На ней был твидовый костюм с белой шелковой блузкой и темным галстуком, а пальцы сжимали сумочку из змеиной кожи. Женщина достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Затем закурила.

– Я подумала, что мне лучше выйти, – сказала она, – а то выставила бы себя на посмешище, если бы меня вытащили оттуда. Полагаю, вам нужно это?

Она снова полезла в сумочку и достала маленькую закупоренную бутылочку, примерно на треть заполненную беловатым кристаллическим порошком.

Глава пятая Четыре пары запонок

– Это?.. – спросил я.

Машинально придвинувшись, я взял бутылочку. На ней аккуратным почерком было написано: «Бромид калия. Принимать по пол чайной ложки, растворив в полстакана воды».

Женщина, несмотря на внешнюю сдержанность, была на грани нервного срыва.

– По крайней мере, я смогу выбраться отсюда, – сказала она. – В этой бутылочке, офицер, содержится соль стрихнина. Вы можете видеть, или ваш… ваш медэксперт сможет увидеть, что бедный мистер Хогенауэр умер от отравления стрихнином. Но есть одна вещь, которую я должна вам сейчас сказать. Если в этом и есть какая-то вина, то только моя. Мой муж не имеет к этому никакого отношения. Он только начинает свою карьеру… – Она тихонько стукнула кулаком по подлокотнику кресла. – Я не знаю, что случилось, но это все моя вина.

– Вы миссис Антрим, не так ли?

Она подняла глаза:

– Вы уже знаете об этом? Ларри… мой муж… доктор Антрим…

– Я видел его сегодня вечером у начальника полиции, – уклончиво ответил я. – Что случилось?

– Вот этого-то я и не знаю! Мистер Хогенауэр был пациентом моего мужа. Вчера вечером он приходил… – Она сделала паузу и умоляюще посмотрела на Бауэрса. – Ты ведь помнишь. Ты был вместе с ним. Ты слуга мистера Хогенауэра, верно?

– Да, мэм, – ответил Бауэрс, сжимая руки. Его прилизанные волосы растрепались. – Когда шеф уезжал, что случалось нечасто, он брал напрокат машину в гараже, и я отвозил его.

– Он беседовал с моим мужем, – продолжала миссис Антрим, старательно кивая в сторону орнамента на ковре. – Доктор выписал ему бромид, обычное нервно-успокоительное средство. Я отвечаю за раздачу лекарств. Я изучала медицину, и, как правило, меня не трогает вид мертвого тела.

Она резко посмотрела по сторонам, потом снова назад и поднесла сигарету к губам.

– Ну, я сняла с полки то, что, как мне показалось, было пузырьком с бромидом, обычный пузырек на десять унций жидкости. На нем была надпись «бромид», он лежал в нужном месте и выглядел… В любом случае я взвесила, думаю, четверть унции бромида, как прописал врач, и перелила это в пузырек емкостью пол-унции. Это та бутылочка, что у вас.

Сегодня вечером я снова оказалась в кабинете врача. И заметила, что пузырек с бромидом на десять унций, который стоял на полке, теперь был полон примерно наполовину, тогда как накануне вечером он был почти пуст. Я и представить себе не могла, что произошло. Потом я стала волноваться, особенно когда обнаружила, что этикетка немного липкая…

Я осмотрела все полки. Единственное, что бросилось в глаза, – это бутылочка со стрихнином, отодвинутая вглубь полки. Она была того же размера, что и пузырек с бромидом. Этикетка была липкой. И бутылочка была почти пуста, как и бутылочка, из которой я дала средство мистеру Хогенауэру.

Тогда я поняла: кто-то подменил бутылочки. Кто-то наклеил этикетку с бромидом поверх стрихнина, а этикетку со стрихнином – поверх бромида. И по ошибке вместо бромида я дала мистеру Хогенауэру сто двадцать крупинок, или четверть унции, чистой соли стрихнина. И после того как я это сделала, кто-то снова зашел в кабинет, сорвал поддельные этикетки и поставил бутылочки на свои места.

Забраться в кабинет легко, – решительно добавила она. – Там есть французское окно, и мы никогда его не запираем, пока мой муж не ляжет спать.