Убийственный пароход

– Кажется, это голос моего бывшего мужа?
– спросила Алиса.

– А другой - нашего экстрасенса, - добавила Юлия.
– Вы что, шпион?

– Матерый, - согласился Второв.
– Я их третий год выслеживаю, наконец-то добрался. Сегодня ночью буду брать за жабры. С минуты на минуту прилетит вертолет со спецназом.

– Странно, - хором сказали девушки.

В каюту без стука вошла ещё одна женщина - мадам Ле Чанг со своим неразлучным мопсом. Второв договорился встретиться с ней именно в это время, но сделал вид, что чрезвычайно удивлен появлением новой гостьи. Лицо вдовы осталось непроницаемым.

– У вас продается собачий корм?

– невозмутимо спросила она, глядя на босые ноги Алисы.
– Говорят, вы везете с собой консервы для животных.

– Мы уже все съели, - первой ответила Юлия.
– Бокал вина?

– Не откажусь. И не задавайте нескромных вопросов, у меня бессонница.

– У всех нынче эта штуковина, - согласилась Алиса.
– Кто же придет еще?

Второв пожал плечами, чувствуя себя хозяином женского ночного клуба. По идее, теперь сюда должна была забрести лунатичка.

Но Сарра Шиншилова, вцепившись в штурвал и подставив лицо желтому диску на небе, продолжала вести пароход правильным курсом. За её плечами стояли пуштун и маг-волшебник, советуясь, как быть.

– Надо предупредить капитана и его помощника, - шептал Гибралтаров. Куда они, задери их в бок, подевались? Эта психичка отправит "Коломбину" на дно.

– Тише! Лунатиков нельзя пугать. Опасности пока нет, берега далеко. Нужно спокойно увести её отсюда.

– А кто останется за штурвалом? Пусть уж она ведет пароход и дальше. Наверное, в прошлой жизни она была капитаном Флинтом. Или корабельной крысой.

– Тише, вы её разбудите.

– Когда-нибудь же надо это сделать.

– Только не сейчас. Я вас предупреждаю как врач.

– Все врачи - неучи.

– А вы - шарлатан! Фокусник.

Пуштун и колдун начали говорить на повышенных тонах, но Сарра не реагировала. И лишь когда Луну закрыла черная туча, она выпустила из рук штурвал, медленно повернулась и стала спускаться с капитанского мостика. Спорщики проводили её растерянными взглядами, а затем, опомнившись, вцепились в руль с обеих сторон.

– Я говорю - направо, идиот вы этакий, - зашипел Гибралтаров.

– Куда? Там же берег!
– просипел хирург.

– Руки за голову!
– раздался позади них хриплый голос.

5

Лукомский впервые за всю свою жизнь напился до такой степени, что уже не различал лиц присутствующих и принимал банкира Флюгова за его дочь, а подлинную дочь - за раздвоившихся телохранителей, которые сейчас лежали в трюме, на ящиках с оружием, слабо шевелясь и матерно ругаясь. Он знал, что кому-то тут сделал предложение, но не помнил кому именно, впрочем, это было не столь важно. Суть предложения также была не совсем ясна. Всегда трудно тому, кто не имеет алкогольной практики, а знает лишь теоретический курс. В отличие от Лукомского, капитан-бомж владел всем многообразным опытом, накопленным человечеством в науке пития, поэтому сознание его было светло, а дух крепок. Хотя он так и не понял, зачем его пригласили и чего добиваются. Анна Флюгова держала его за пуговицу кителя и талдычила:

– В Нижнем нужно развернуться, мы все возвращаемся в Москву.

– Я не умею поворачивать пароход. Я могу плыть только вперед, вперед и вперед - к полюсу.

– Это приказ!
– взвизгнула будущая теща Лукомского.

– Отдайте его в письменном виде, - потребовал капитан.

– Пошли в спальню, отдам.

Банкир подливал Лукомскому вина, подставлял губы для поцелуйчиков, а Катенька попросила одного из стюардов вызвать Диму Дивова. Гулять - так гулять!

– Что здесь происходит?
– спросил слабым голосом появившийся кенар, еле стоявший на ногах из-за критической потери протеина.

– Меня замуж выдают. Вон за ту обезьяну.

– Поздравляю. Но это же вроде твой папик?

– Нет, рядом. Поберегись!

Лукомский швырнул в Диму фужер с шампанским и угодил в голову. Услужливый стюард тотчас же подбежал с бумажной салфеткой. Из спальни выбрались капитан с банкиршей.

– Требую открыть кингстоны!
– заорал Бурмистров-Цимбалюк.
– Ложимся на дно. Где Костяная Нога? Всем черепа расколю!

Дивов тихо заплакал на груди у Катеньки, а та прошептала в его розовое ушко:

– Идем в спальню, изомни меня всю, прежде чем птичку запрут в клетку, - чем вызвала у кенара совсем уж безутешные рыдания, которым завторил почему-то и сам Лукомский.

Тем временем Анна Флюгова, покинув свадебные чертоги, направилась в каюту Антона Курицына, чтобы поделиться с ним приятной новостью. При переходе с верхней палубы на нижнюю она неожиданно столкнулась с цыганкой Глашей, которая шла, осматриваясь по сторонам и приговаривая:

– Цып-цып-цып!.. Цып-цып!..

Черноокая красавица искала разбежавшихся по пароходу больных, но у банкирши мелькнула мысль, что от цыганки прячется Антоша, которого она называла в пылу страсти "цыпленочком". Загородив Глаше дорогу, Флюгова прошипела:

– Ты кого зовешь, ведьма?

– Тебе что за дело, крыса белая?

Женщины сверлили друг друга глазами, изготовившись вцепиться в волосы. Но драка не состоялась. Чакра цыганки оказалась сильнее, и банкирша, почувствовав безотчетный страх, посторонилась, пропустив Глашу. Та, взмахнув цветастой юбкой, гордо прошла мимо, а Флюгова кинулась вниз и забарабанила кулаками в дверь каюты Курицына. Заспанный хозяин открыл минут через пять.

– А, ты тут, - успокоилась банкирша.
– Мы поймали его!

– Кого?
– Антон пропустил гостью, которая начала тотчас же раздеваться.
– Не спеши. Дай очухаться.

– Некогда. У меня наверху свадьба. Лукомский сделал предложение Катьке. Теперь, Антоша, мы убьем двух зайцев. Вытянем деньги не только из жирного борова, но и из моего будущего зятя. Они оба у меня на крючке.

– Это дело надо как следует обмозговать, - согласился партнер по шантажу.
– А я заготовил новую записку Августу Соломоновичу.

– Давай сюда, завтра я подброшу её ему в носок. За Лукомским ещё больше темных делишек. Уж его-то мы прижмем похлеще!

– Тс-с, тихо!
– прошептал вдруг Курицын, оглядываясь.
– Как бы кто не услышал.

– Не бойся, цыпленочек, иди ко мне!
– Флюгова прыгнула на кровать и взвизгнула: из-под одеяла высунулась рыжая головка девицы из компании юнцов.
– Кто здесь?

– Мы!
– ответила вторая девушка, стриженая, прячущаяся там же. Занято здесь, блин, не видишь, что ли?

Курицын смущенно развел руками.

– Это диверсия, - пробормотал он.
– Ума не приложу, как они тут очутились?