Убийственный пароход
Шрифт:
– С чего начнем? Предлагаю с конца, - сказал он, пытаясь ущипнуть блондинку.
– Заткнись, - оборвала Елена.
Вся их любезность испарилась, как роса на лепестках розы. Остались одни шипы. А когда девушки вытащили кожаные браслеты и плетки, Дима и вовсе впал в полное уныние.
– Любовь по-турецки, - пояснила Карина.
– Не пробовал? Тебе понравится.
– Он будет в восторге, - добавила Елена.
– В полном отпаде.
– Кайф!
– согласилась подруга.
– Чего-то наш козлик на грани обморока. А ну-ка, встряхни его как следует.
Блондинка пребольно щелкнула Диму в нос, дернула за кадык и влепила пару оплеух.
– Лучше? Подай голос, - сказала она.
–
– Язык нам его и не нужен, - ответила Карина.
– Пусть им и подавится. Но рот все равно заклеим.
Дивов напоминал выброшенную на берег рыбину, блестящую чешую заменяли крупные капли пота. Его, тяжело дышащего, но бестрепетного, привязали браслетами к кровати, залепили рот пластырем. Предварительно, разумеется, раздев догола. Девушки тоже сбросили с себя всю одежду, но певцу сейчас было не до их прелестей. Впрочем, рельефной мускулатурой они напоминали мужчин из секции бодибилдинга.
Карина вытащила из чемодана вибратор.
– Детка, - сказала она, наклоняясь к лицу Димы.
– Ты был на гастролях в Мариуполе два года назад?
– Дернуть его за яйца, чтобы вспомнил?
– предложила Елена.
– Он и так все отлично помнит. Видишь, моргает глазками?
– С одним глазиком придется расстаться. Это роскошь, - сказала подруга, вынимая из сумочки длинную вязальную спицу.
– Хирургическая операция займет пару секунд. Сначала будет больно, потом - хорошо. Включи музыку на полную громкость.
Каюта наполнилась ураганным ревом рок-группы. Карина подняла плетку и слегка хлестнула себя по упругой ляжке.
– Начнем?
– радостно сказала она.
4
Пропажу часиков Полужанская обнаружила поздно утром, когда проснулась после своих ночных похождений. Она очень расстроилась. Часы ей подарил человек, с которым она связывала определенные надежды на будущее. Они были платиновые, среднего - между мужским и женским - размера и держались на простом, но надежном кожаным ремешке.
Дело даже не в стоимости подарка. Просто даритель, гражданин России, Израиля и США, господин Лукомский, был не только её давним любовником, но также верным другом и преданным псом. Они не афишировали свою связь, но Юля знала о своем влиянии на старого фавна, а тот, в силу катастрофической утраты мужских сил, мог находить физическое удовольствие в постели только с ней.
Вопрос о супружестве вставал много раз, но постоянно откладывался. Теперь наступил решительный момент. Подарив неделю назад эти часики, Лукомский предложил ей отправиться вместе с ним на "Коломбине" в Астрахань и там сочетаться браком. И покинуть эту страну навсегда. Но на пароходе с первого же дня он повел себя очень странно. Разрешил посещать его каюту только ночью (телохранители были предупреждены об условном стуке в дверь). О предстоящей свадьбе больше не говорил. Был нервным, каким-то чересчур встревоженным и напуганным. Но у Полужанской имелся в запасе сильный ход. Лукомский всегда боялся потерять её, превратиться в полного и заслуженного импотента, а она, пользуясь этим, частенько грозила выскочить замуж за первого встречного. Короче, вела себя как капризная принцесса, грозя оставить нерешительного женишка с носом, вернее, с собственным фаллосом. Лукомский тянул, мямлил, гнал пургу. Он явно чего-то опасался, хотя потерять Полужанскую навсегда тоже боялся.
Юлия решилась на отчаянный шаг.
Минувшая ночь прошла со скандалом. Швырнув на колени Лукомскому свой паспорт, красавица мстительно произнесла:
– Смотри, индюк плешивый, чего ты добился: я вышла замуж за Чарского. Но у тебя остается последний шанс. До Астрахани осталось три недели. Или ты женишься на мне, тогда я разведусь с мужем, или мы укатываем с ним в Гваделупу.
Лукомский был тверд в финансовых делах, но мягок
с дамами, а с любимой наложницей и вовсе вел себя по-бабьи. Он захныкал, пытаясь вырвать из паспорта страницу со штампом. Полужанская успела выхватить документ.– О, дрянь коварная!
– трагически воскликнул президент фирмы.
– Зачем, зачем ты это сделала? Ты вырвала сердце из моей груди.
– Кончай изображать Шекспира, - сухо отозвалась Полужанская.
– Это всего-навсего упреждающий удар в мошонку. Еще не все потеряно, котик. Время есть. Ты можешь остаться со своими сексуальными проблемами...
– Не надо, - слабо пискнул Лукомский.
– ...или со мной. Выбирай.
– Вместе пойдем по жизни. До самой смерти.
– Вот этого не надо. Я хочу долго ухаживать за твоей могилой, как преданная вдова. Короче: в Нижнем Новгороде мы готовим брачный контракт и заверяем его у нотариуса. В Астрахани улаживаем все формальности. По условиям брачного контракта я получаю право на половину всего совместного имущества. Кроме того, в случае нашего развода ты выплачиваешь мне десять миллионов долларов. А после твоей смерти я становлюсь главной наследницей.
– А если ты умрешь раньше?
– Тогда моим наследником станешь ты. Я тебе завещаю свою губную помаду и пару гигиенических прокладок.
– Круто!
– для виду скрипнул зубами Лукомский. Денег и имущества у него теперь практически не было, так что терять особо нечего. А о шкатулке с драгоценностями она не знает. Как и о кое-чем другом.
– Согласен.
– Тогда снимай штанишки, займемся лечебной гимнастикой.
– Погоди. Где твои часики?
– Остались в каюте.
– Полужанская не понимала, почему он вдруг так изменился в лице, даже слегка посинел.
– Я же тебя предупреждал, чтобы ты их никогда не снимала! Они должны постоянно напоминать тебе обо мне.
– Я и так храню твой свинячий образ в своем сердце, не волнуйся.
– А кто такой этот Чарский, с которым ты спуталась?
Полужанская уже лежала в кровати, пытаясь распалить Лукомского, чьи мысли пока блуждали где-то далеко от её прелестей.
– Откуда я знаю?!
– ответила она.
5
Второв сидел в трюме за ящиками, притаившись, как крыса, когда по лестнице стали спускаться несколько человек, тихо переговариваясь и освещая путь фонариками. Их нетрудно было узнать по специфическому сленгу: словарный запас братьев Гоголевых со товарищи сильно уступал языку даже современных бухгалтеров.
Достигнув дна, юнцы стали осматриваться.
– Сколько ящиков!
– сказала одна из девиц.
– Тут написано: "Гуманитарная помощь". Мы что, за консервами пришли?
– Закрой пасть, - откликнулся Калистрат.
– Я знаю, что делаю. Здесь настоящий Клондайк, блин.
– Теперь-то ты можешь сказать, чего мы ищем?
– подала голос стриженая.
– Кончай, блин, темнить.
Потап ответил за брата, который уже начал вскрывать один из ящиков стамеской.
– Ладно, блин, слушай. Лукомский хранил в одном из банков золотые слитки. Две недели назад он их забрал, вывез в бронированном автомобиле. Банк принадлежит Флюгову, который тоже здесь, на "Коломбине". Мне об этом проговорился папаша, а ты знаешь, какой пост он занимает.
– Лукомский - нуль, он полный банкрот, - добавил Калистрат, продолжая орудовать стамеской.
– А теперь пораскиньте мозгами: куда он мог деть золото в слитках? Закопать на своей фазенде? Вряд ли. Вскоре там все перероют с миноискателем. За границу такое количество золота не переправишь. Значит, блин, он везет его с собой. В одном из ящиков. Ого!
После его возгласа все сгрудились возле открытого ящика.
– Оружие, - тихо присвистнул парень с жидкой бородкой.
– Автоматы... Вот тебе и блин!