Убийство деда Мороза

— Да будет вам! — заметил священник. — Золотую Руку короля Рене санкюлоты просто-напросто бросили в тигель. Все эти истории о спрятанном ковчеге — сплошная чепуха. Жаль только, что мой милейший Каппель вот-вот свихнется на этом вздоре. Вообразите, он считает, что это дело его чести. «Ризничий спас Золотую Руку, — говорит он, — ризничий отыщет ее и вернет церкви!»

Маркиз откланялся.

«Первые итоги таковы, — размышлял он. — Необходимо изучить всех обитателей Мортфона ростом в метр семьдесят пять и выше».

Этим утром португальский аристократ совершил ряд действий, мало совместимых с дворянским достоинством. Он извлек свои часы и резким ударом разбил стекло. Казалось, это привело его в восторг; далее он достал из кармана перочинный нож. Аккуратно ухватившись за одну из пуговиц пиджака, он перерезал нитки, соединявшие ее с материей. Затем с еще более удовлетворенным видом перерезал черный шелковый шнур своего монокля, равно как и один из шнурков от ботинок. На этом он не успокоился. Его словно обуял дух разрушения, и в пылу страсти он снял шляпу и сорвал с нее ленту, а затем вырвал перо из своей авторучки. Затем он преспокойно направился к ювелиру Тюрнеру и попросил вставить ему стекло в часы. Пока Тюрнер рылся в своих коробочках, отыскивая стекло нужного размера, маркиз исподтишка следил за ним. Следил он и за его сестрой Софи Тюрнер, которую все называли матушка Мишель. Затем он пошел к портному и попросил пришить ему пуговицу; зашел к галантерейщику и перебрал двадцать видов шнура и наконец решился на покупку; у торговца обувью он не спеша выбрал себе шнурки и примерил пару ботинок; у шляпника спросил ленту, которая по тону полностью гармонировала бы с его шляпой, и подобрать ее удалось далеко не сразу; у торговца книгами и писчебумажным товаром он придирчиво осмотрел множество перьев для авторучки, прежде чем сделать выбор.

Таким образом ему удалось вблизи и без спешки рассмотреть изрядное число коммерсантов. Затем он заглянул в несколько кафе и в каждом что-нибудь выпил и наконец на основании всех этих поступков пришел к малоутешительному выводу: в Мортфоне живет множество народу ростом метр семьдесят пять и выше.

После обеда он первым делом нанес визит школьному учителю.

Был четверг, уроки в школе не проводились. Г-н Вилар, расположившись за кафедрой в безлюдном классе, проверял сочинения и мурлыкал «Карманьолу». Он с места в карьер произнес перед маркизом небольшую речь, явно не замечая заключавшихся в ней противоречий.

— Я, господин маркиз, не привык стесняться в выражениях. Я, что называется, неукротимый республиканец. Свобода, равенство, братство — в эти три слова я верю, и, не отрицая того, что знать много способствовала развитию литературы и искусства, я ее осуждаю. Поймите меня хорошенько: я не касаюсь личностей, я осуждаю сам принцип. Я за упразднение привилегий. Вы не рассердитесь на меня? Я человек непримиримый. А теперь, когда на этот счет мы объяснились, верьте мне, господин маркиз: я очень рад, что Мортфон стал пристанищем для столь достойного человека, как вы, для представителя элиты. Я всего лишь безвестный школьный учитель, и ваше посещение — большая честь для меня.

После обмена любезностями маркиз спросил:

— Нет ли в муниципальной библиотеке каких-нибудь интересных исторических документов, касающихся этих мест? Я имею в виду время после Революции.

Учитель стал было перечислять труды, не представлявшие интереса для гостя, и маркизу пришлось намекнуть на Золотую Руку.

Г-н Вилар встрепенулся.

— Болтовня! — заявил он. — Во время Революции ковчег был отдан в переплавку, и меня это, признаться, только радует. Да, господин маркиз, радует. Мой образ мыслей всем здесь известен: я вольнодумец. Я твердо и высоко держу знамя лаицизма [7] ; при всем том я готов всячески быть вам полезен в знакомстве с библиотекой, которая хранится в одном из флигелей мэрии. Что касается местных документов, вы обнаружите не так уж много. С этой точки зрения вам было бы полезно посетить барона де Ла Файля, благороднейшего человека, которого я почитаю, хоть он и принадлежит к истинной знати. Если вы пороетесь в архивах замка, наверняка что-нибудь разыщете.

7

Светскость, светское начало в противопоставление церковности (в смысле отделения церкви от государства).

Средневековый замок де Ла Файля, расположенный на восточной окраине городка, возвышался над лесистым холмом. Из окон его открывался вид на весь городок и на луга, по которым вился Везуз. Совсем далеко синели вершины гор: то были поросшие соснами отроги Вогезов.

Помещения в замке были просторные. Керосиновые лампы не могли осветить их как следует, отчего они представлялись огромными. У барона де Ла Файля оказалось длинное суровое лицо. Хотя принял он маркиза приветливо и слушал его речи внимательно, с подчеркнутым интересом, посетитель все же почувствовал, что хозяин равнодушен к беседе и словно погружен в круг каких-то тайных мыслей.

Барон, лет сорока на вид, был холостяком. Все знали, что когда-то бывали у него в Нанси любовные похождения, «но вовсе не любовь», как поется в песенке.

— Архивы де Ла Файлей в вашем распоряжении, маркиз. Если угодно, начните знакомиться с ними прямо сегодня.

Маркиз уклонился от этого любезного предложения, сославшись на дела в городе. В действительности же его угнетала царившая в старинном доме тяжелая, неуловимо фантастическая атмосфера, которую еще усугубляли манеры и повадки хозяина.

Безвозрастная, безгласная, бесшумно, ступавшая, похожая на тень служанка проводила маркиза де Санта Клауса к выходу. Он спустился с крыльца, испытывая облегчение. У подножия холма он замер. Сквозь заросли до него донеслись сдавленные голоса:

— Значит, все ясно? Сегодня в десять вечера встречаемся позади мэрии. Берите с собой оружие. Я захвачу веревки и кляп.

— Ясно.

— К старухе Тюрнер проберемся через погреб. Ни в коем случае не стрелять; пускать в ход револьверы, только если нам отрежут путь к отступлению. Драгоценности ни в коем случае не хватать. Что касается бомбы…

Маркиз де Санта Клаус развеселился. Зловещий диалог разбудил в нем трогательные воспоминания. Он обогнул заросли.

— Скажите-ка мне, друзья, где здесь подземный ход? — спросил он.

При виде его четверо мальчишек, старшему из которых было лет пятнадцать, растерянно вытянулись на месте. Один побледнел, другой покраснел, остальные двое уставились на носки своих башмаков.

Первым опомнился самый младший. Он ткнул пальцем в сторону.

— Подземный ход? Налево, за хижиной дровосека, сударь.

— Правда, что он ведет в аббатство Гондранж?

— Когда-то вел, сударь, так люди говорят. А теперь не ведет, осыпался. Он проходит под Везузом, а потом есть выход прямо в поле. Только надо смотреть в оба: там есть узкие коридоры, которые ведут неизвестно куда.

— Спасибо, малыш.

Маркиз удалился.

— Простофиля! — пробурчал один из мальчишек. — Взял и выдал чужаку нашу тайну! А может быть, этот человек шпион?

— Ты спятил? Это знатный господин, он ищет Золотую Руку. Говорят, у него есть потрясающий прибор, чтобы отыскать сокровища. Называется детектор.

— Все равно тебя надо под суд отдать.

— Да что ты? Ну надо же! А ты, что ли, законник? Сейчас схлопочешь у меня!

— Тихо! — заорал старший, который был у них вожаком. — Мы теряем время. Я говорил: что касается бомбы…

Фантазеры растянулись на траве и снова принялись шушукаться, сговариваясь о том, как взорвать динамитом ювелирную лавку Тюрнера.

Подземный ход оказался довольно широким, но необычайно низким. Маркизу пришлось идти согнувшись в три погибели. Он освещал себе путь электрическим фонариком. Ход сперва шел слегка под уклон, потом начал подниматься. Во многих местах земля проседала; маркиз то и дело спотыкался. Он считал шаги, стараясь идти равномерной поступью, чтобы все время представлять себе пройденное расстояние. На душе у него было тревожно. Нельзя сказать, что он боялся. Не испытывал он и ничего подобного тому глухому беспокойству, что овладело им в замке барона де Ла Файля. Просто нервы у него были напряжены: его смущала мысль, что он рискует заблудиться. Он уже воображал, как с трудом глотает разреженный воздух. На самом деле здесь было свежо. Вдруг дорога разветвилась. Перед ним были три узких коридора, расходившихся лучами. Какой выбрать? У маркиза появилось искушение повернуть обратно, но он удержался. На всякий случай он оставил на земле носовой платок, который должен был послужить ему опознавательным знаком, и наудачу углубился в правый коридор.