Убийство на Аппиевой дороге

– Мы уже убедились, что этот негодяй не остановится ни перед чем, лишь бы захватить власть. Клодий стал первой жертвой. И если Милон решит, что Помпей встал у него на пути…

Послышались выкрики.

– Нет!

– Не может быть!

– Милон не посмеет!

– Не посмеет? – заговорил до сих пор молчавший Квинт Помпей. Все взоры мгновенно обратились к нему. Он тоже был из рода Помпеев, потому его слова приобретали особое значение. – Я скажу вам, что думаю. Это из-за Милона на Форуме впервые был зажжён погребальный костёр. И если на Капитолийском холме появится гробница, это тоже будет из-за Милона!

Намёк получился прозрачнее некуда. Кто как не Помпей может быть удостоен гробницы на Капитолийском холме, среди самых священных храмов?

Гневный рёв толпы заглушил явно довольных таким эффектом ораторов. Люди в ярости потрясали кулаками. Неужели Милон задумал убить Помпея? Ни один из трибунов не привёл ни малейших доказательств; но толпе хватило одного лишь предположения, чтобы прийти в неистовство.

Выкрики тех, кто стоял ближе к платформе, докатывались до задних рядов, повторялись там, эхом возвращались назад. Всё слилось в единый, оглушительный рёв, в котором уже невозможно было ничего разобрать. Потом кто-то бросил клич, другие подхватили, и очень скоро он заглушил рёв толпы – тот самый клич, что уже пятый день слышался перед домом Марка Лепида.

– Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! Вы-бо-ры!

В какой-то момент толпа начала двигаться. Было совершенно непонятно почему – стоя перед платформой, я мог поклясться, что ни один из трибунов не призывал двигаться к дому Лепида, и не слышал, чтобы кто-то в толпе выкрикнул такой призыв. Со стороны виднее, и наблюдай я за происходящим с крыши своего дома, то может, и понял бы, что за сила движет толпой. А может, и нет. Что заставляет роящихся пчёл лететь в одном направлении? Или мошек в стае?

Как бы то ни было, народное собрание окончательно превратилось в толпу, и толпа эта двинулась по направлению к Палатину. Некоторое время мы с Эко вынужденно двигались в общем потоке, как щепки, подхваченные течением. Меня теснили и толкали во всех сторон. Я стиснул зубы. Но то, что раздражало меня, у окружающих вызывало смех и радостные возгласы. Все были разгорячены, точно перебрали вина.

Мало-помалу нам всё же удалось выбраться из общего потока. Толпа продолжала своё движение без нас. Я глянул на Эко. Мой сын, казалось, заразился общим возбуждением.

– В чём дело, папа? – спросил он, широко улыбаясь и переводя дыхание. – Не хочешь принять участие в народном шествии к дому интеррекса?

– Не дури, Эко. Там может начаться всё что угодно. Я отправляюсь домой. И тебе советую сделать то же самое.

Остаток дня я провёл на крыше, каждую минуту ожидая увидеть дым над домом Лепида. Дыма я не увидел, но слышал шум, как будто там происходила стычка.

Ближе к вечеру поднявшийся северный ветер нагнал тяжёлые тучи. Когда с неба упали первые холодные капли, в саду появилась Бетесда.

– Сейчас же спускайся! – потребовала она, уперев руки в бока.

Я послушно стал спускаться, но на середине лестницы замер. Ослепительная молния прорезала небо. Юпитер моргнул, как говорят авгуры. Последовал удар грома – такой сильный, что сама земля, казалось, содрогнулась. Дождь полил, как из ведра. Весь дрожа, я торопливо спустился и велел Белбо зажечь жаровню в моём кабинете.

Я едва успел согреть озябшие руки, как в кабинет опять вошёл Белбо и доложил о посетителе.

– Тот же, что приходил в прошлый раз, - сообщил он. – Человек Цицерона.

– Проводи его сюда.

– А телохранители?

– Эти пусть ждут под дождём.

В следующую минуту в комнату вошёл Тирон, откинул капюшон и закашлялся, прикрывая рот ладонью. Его плотный шерстяной плащ весь намок.

– Цицерон не должен был посылать тебя в такую погоду, Тирон – заметил я. – Ты же нездоров.

– Ну, тут два шага. И потом, он считает, что ты мне симпатизируешь.

– И что если он пошлёт за мной кого-то другого, я могу заартачиться?

Тирон улыбнулся.

– Так ты пойдёшь?

– Разве нам не следует сперва завести светский разговор о погоде?

Тирон возвёл очи горе.

– Громы и молнии. Знамения и предвестия.

– Можно подумать, ты веришь в знамения.

– А разве не все верят?

– Ну же, Тирон, не хитри, тебе это не идёт. Только лишь потому, что твой господин – бывший господин, я хотел сказать – из политических соображений притворяется, что разделяет всеобщее суеверие…

– Ты и вправду презираешь Цицерона от всей души?

Я вздохнул.

– Не больше и не меньше, чем всех, ему подобных.

– Ему подобных?

– Политиков.

– Думаю, что всё же больше. Думаю, было время, когда ты считал его не таким, как остальные – и был разочарован.

– Возможно.

– И теперь ты ждёшь от политиков лишь самого худшего, так что они уже не могут тебя подвести.

Я лишь пожал плечами.

– А может, тебя подводят твои собственные неоправданные ожидания, Гордиан? Неужели ты всерьёз считаешь, что можно перейти грязную улицу, не запачкав при этом ног? Цицерон не может идти по воздуху. Никто не может.

– Цицерон не просто переходит грязную улицу. Он горстями подбирает эту грязь и забрасывает всех, кто стоит у него не пути. Он ставит подножки всем, кто ему мешает. Он рукоплещет, когда они падают лицом в грязь! А потом умывает руки в ближайшем фонтане и как ни в чём не бывало делает вид, что они так и были чистыми.

Тирон невесело улыбнулся.

– Что ж, Цицерон порой слишком уверен в своей правоте.

– Самодовольный, точнее сказать.

– Что есть, то есть. Я пытаюсь приглушить это, когда записываю его речи. Но заметь, Гордиан: все согласны, что скромность – добродетель; и всё же тот, кто расхваливает себя, неизменно вызывает уважение. Считается, что если человек о себе высокого мнения – значит, у него есть к тому основания. А если такой человек начинает забрасывать кого-то грязью, к нему прислушиваются. Понимают, что у него есть основания и для этого.

– Тебе нет нужды уверять меня, что Цицерон знает, как манипулировать слушателями.

– Гордиан, это вопросы всего лишь стиля, а не содержания. Я знаю, некоторые черты в характере Цицерона претят тебе. Думаешь, мне не претят? Думаешь, я никогда не устаю от его самоуверенности, проводя с ним по многу часов каждый день? Иногда он меня просто бесит! И всё же за всю свою жизнь я никогда не встречал человека более порядочного, более достойного восхищения. А когда касается главного, вы с ним на одной стороне…

– Тирон, тебе нет нужды уговаривать меня. Я только ждал паузы в нашей беседе, чтобы послать Белбо за своим плащом… а вот и он. – Белбо набросил плащ мне на плечи. Я запахнулся поплотнее. – С утра похолодало.

– Будем надеяться, что ливень не прекратится, - ответил Тирон. – В дождь трудно поджигать дома. Огонь быстро гаснет. Вот мы и поговорили о погоде. Теперь пойдём?

Цицерона мы застали в его кабинете погружённого в разговор с Марком Целием. Заслышав шаги, он поднял голову и, заметив, что я оглядываю кабинет, сказал: