Убийство на Аппиевой дороге

– Ну да, сказал.

– Не понимаю, почему ты защищаешь Помпея. Возьмём, к примеру, Цицерона. Вот он как поддерживал Милона, так и поддерживает. Это союзник, я понимаю.

– Ну, на пристрастия Цицерона такие мелочи, как убийство, никогда не влияли.

– Наверно, это потому, что у них так много общего.

– У Цицерона с Милоном? – Я подумал о Цицероне, который и в молодости не мог похвастаться богатырским здоровьем, а к зрелости нажил болезнь желудка; который отличался хитростью и расчётливостью и всегда был себе на уме; обладал утончённым, изысканным вкусом. Потом подумал о Милоне – крепком, здоровом, как бык, с грубоватой прямотой, которую не смягчили ни деньги, ни образование. – Что между ними общего?

– Они оба новички. Причём самые выдающиеся среди новичков, разве нет? Две самые яркие звёзды на политическом небосклоне. Вернее, будут две – если Милон всё же умудрится добиться консульства.

Что верно, то верно. Цицерон был первый из своего рода, кто получил магистратуру. Разумеется, он происходил из семьи вполне и даже весьма зажиточной; но никто из его предков не занимал государственных должностей. Получив в тридцать лет должность квестора, Цицерон стал тем, кого на политическом жаргоне называют новым человеком, или новичком - что уже само по себе было большим достижением. Однако Цицерон на этом не остановился. От квестора к эдилу, от эдила к претору, от претора к консулу – высшей должности в республике. Как правило, консулами становятся лишь те, чьи предки уже занимали некогда этот пост. Стремясь укрепить своё положение, нобили пускаются на любые ухищрения, лишь бы не допустить к консульству тех, кто не принадлежит к их кругу. Вопреки всему Цицерон прошёл на выборах. За последние несколько десятилетий это был первый случай, когда новичок получил консульство.

Милон также был новичком. И если он станет консулом, это будет второй новичок после Цицерона, добившийся высшей должности в республике.

– Что ж, Эко, ты прав. Думаю, они ощущают себя членами весьма элитного общества, состоящего из них двоих. Они сумели возвыситься над своим происхождением…

– И теперь могут поглядывать свысока на таких, как мы с тобой.

– И при этом оба они чужаки среди знатных, привилегированных семей, чьим отпрыскам на роду занимать высокое положение…

– Вроде их общего врага Клодия.

– Или Помпея, - кивнул я. – Или Цезаря.

– И это даже лучше, что Цицерон и Милон так не похожи внешне. Каждый из них – второе я другого.

– Второе я? Неотделимое от первого, ты хочешь сказать? Что ж, Цицерон действительно твёрдо решил не отрекаться от Милона, даже рискуя вызвать недовольство толпы. Или Помпея, если уж на то пошло.

– Как многим он готов рисковать – вот в чём вопрос.

За своё решение пойти на созванное Целием контио мне некого винить, кроме себя.

Народу собралось даже больше, чем вчера. Известие о том, что у дома Лепида произошло настоящее сражение, заставило множество людей покинуть свои дома и отправиться на Форум. Как я уже говорил, в час беды инстинкт велит римлянам собраться вместе и внимать речам предводителей.

Благодаря телохранителям, расчищавшим нам путь, мы сумели пробиться к самой платформе. Я всматривался в лица окружающих, пытаясь угадать настроение толпы. Насколько я мог судить, сегодня на Форуме собрались люди зажиточные. Я заметил нескольких, одетых в тоги из дорогой шерсти; таких сопровождали телохранители и клиенты.

Подтолкнув меня локтем, Эко незаметно указал на одного из таких богачей, стоящего в нескольких шагах.

– Торговец, - тихонько сказал он.

– Банкир, - возразил я – просто так, из духа противоречия.

– Сторонник Милона?

– Скорее, противник Клодия. И больше разозлён сожжением Порциевой базилики, чем Гостилиевой курии.

Эко кивнул.

– На сторону Милона его привлекает то, что Милон спас Лепида.

– Должно быть, надеется, что кто-то сделает для него то же самое, если толпа нападёт на его дом.

– По-твоему, он думает, что Милон – это тот, кто ему нужен?

– Может, он затем и пришёл сюда, чтобы определиться.

Большинство же собравшихся, судя по одежде, отличались куда более скромным достатком - лавочники, ремесленники, а то и просто свободнорожденные работники чужих мастерских. Один такой стоял совсем рядом – хмурого вида человек в явно поношенной тоге, сопровождаемый одним-единственным рабом.

– Похоже, в случае чего этому терять меньше, чем нашему гипотетическому банкиру.

– В случае чего, у него и останется меньше. Пожар в его инсуле сделает его нищим.

– Ну, голодать-то ему не придётся. Стараниями Клодия ему гарантирован кусок хлеба.

– Такие люди ждут от государства не столько дарового хлеба, сколько порядка и стабильности. В стабильности и порядке он заинтересован не меньше нашего гипотетического банкира.

– Думаешь, он за этим сюда пришёл? За стабильностью и порядком?

– В конце концов, почему бы и нет?

– А вот мы сейчас узнаем. – И потянув меня за руку, Эко направился к объекту нашего спора - к вящему изумлению наших телохранителей, вынужденных с трудом пробиваться за нами.

– Гражданин, - обратился к нему Эко, - мы, кажется, знакомы?

Человек внимательно посмотрел на него.

– Нет, не думаю.

– А мне кажется, вечерами мы сиживаем в одной таверне.

– В «Трёх дельфинах»?

– Да. Уютное местечко. Помнится, как-то раз мы славно подшутили над тем странным малым, что там работает.

– Гай его зовут. – Хмурое лицо прояснилось.
– Да уж, он парень с придурью.

– Ну и, конечно… - Эко поднёс ладони к груди, изображая пышные женский бюст.

– Дочка трактирщика. – Человек широко ухмыльнулся. – Младшенькая. Про которую отец думает, что она всё ещё девственница.

Эко тихонько толкнул меня ногой. Рыбка была на крючке. Расположить к себе незнакомца – трюк, которому Эко научился у меня, и теперь любит прихвастнуть перед наставником своим умением. Я заметил, как он бросил быстрый взгляд на руки с загрубевшими, потрескавшимися пальцами и въевшейся под ногти красной краской.

– А ты всё ещё работаешь в красильне?

– А где же ещё? Мою и крашу, мою и крашу, изо дня в день, вот уже двадцать лет – в старой красильне на улице Суконщиков.

– А это правда?

– Что правда?

– Ну, что говорят? – Эко заговорщически понизил голос. – Сколько люди Милона тебе заплатили?

Суконщик колебался. Он посмотрел на Эко, потом бросил недоверчивый взгляд на меня.

– Этого не бойся, - успокоил его Эко. – Он мой старый приятель. И немой к тому же.

Я незаметно пнул Эко ногой. То была наша старая шутка – это Эко когда-то был немым, а не я. Теперь же мой приёмный сын лишил меня возможности вставить хоть слово.

– Так сколько тебе заплатили?