Убийство на Аппиевой дороге

– По-моему, она сломлена. Не знаю даже, оправится ли она когда-нибудь от такого удара.

– А можно с ней всё-таки поговорить?

– Поговорить? – нахмурилась хозяйка.

– Да. – Я понизил голос ещё больше.
– Извини, что не сказал тебе сразу. Я не знал, могу ли тебе доверять. Теперь вижу, что могу. Я здесь по поручению Фульвии.

Её брови удивлённо взлетели кверху.

– Вдовы Клодия?

– Да. Пожалуйста, говори тихо. Теперь, когда я узнал, как ты относишься к Милону и его жене…

Нас прервал шум.

Компания в углу, которой наскучило ждать, увлечённо скандировала:

– Кролика! Кролика! Кролика!

В такт выкрикам они стучали по столам, то и дело заливаясь добродушным смехом.

– Да погодите, сейчас! Ишь, расшумелись! – прикрикнула хозяйка со строгостью, которую завсегдатаи явно сочли напускной, потому что продолжали.

– Репу! Репу! Репу!

Хозяйка подалась ко мне и заговорила почти шёпотом.

– А, понимаю. Ты здесь, чтобы помешать Милону в его планах.

– Я бы не стал так говорить. Всё, что я могу сказать тебе – это что Фульвия поручила мне детально выяснить обстоятельства смерти её мужа.

Она понимающе кивнула.

– Вот почему мне очень нужно поговорить с твоей сестрой.

– Мне очень жаль, но это невозможно.

– Я понимаю, она сейчас в таком состоянии…

– Не в этом дело. Она уехала.

– Уехала?

– Да, вместе со своим сыном. К нашей тёте в Регий. Мы решили, что ей лучше уехать подальше отсюда на некоторое время.

Я кивнул. Действительно, куда уж дальше. Регий на самой оконечности полуострова.

– Жареный кролик и репа в соусе! Жареный кролик и репа в соусе!
– Завсегдатаи и не думали утихомириваться.

Хозяйка пожала плечами.

– Сам видишь, я должна заняться ими. Удачи тебе. Всякий, кто против Милона…

– Жареный кролик и репа в соусе!

– Ещё только один вопрос…

– Да?

– Ты знаешь Марка Антония?

– Нет.

– Уверена?

– Впервые слышу это имя. Должно быть, кто-то нездешний.

– Жареный кролик…

Хозяйка возвела очи горе.

– Пойду задам им корм, пока они тут всё не разнесли. – И улыбнувшись на прощание Давусу, заторопилась на кухню.

Глава 16

– Что теперь? – спросил Эко, когда мы вышли из харчевни. – Я бы не прочь вздремнуть после трапезы.

Давус потянулся и зевнул.

– Глупости. День в самом разгаре, а нам ещё многое надо успеть. Давус, приведи коней.

Мы двинулись дальше по Аппиевой дороге, миновали конюшни, затем уборные, которые Фауста Корнелия некогда сочла недостаточно чистыми.

– Думаешь, жена Милона и вправду такая привереда? – со смехом спросил Эко.

– Не имею чести знать её лично; но наслышан более чем достаточно. Не то, чтобы я интересовался сплетнями; но Бетесда пересказывает их Диане, когда мы собираемся за столом; так что приходится слушать.

– Ну да, понятно. Со мной та же история. Менения вечно пересказывает мне городские сплетни. Не могу же я всякий раз затыкать уши. А раз уж так вышло, расскажи мне, что ты о ней слышал, а я расскажу тебе, что слышал я.

Я рассмеялся. Давус, чуждый иронии, смотрел на нас, как на ненормальных.

– Сплетничают по большей части о её распущенности. Когда её прежний муж, Гай Меммий, назначенный губернатором в какую-то провинцию, отправился к месту назначения, Фауста Корнелия предпочла остаться в Риме. По слухам, она вела себя столь неподобающе, что вернувшись, Меммий тут же с ней развёлся. Вскоре она вышла замуж за Милона.

– А дети у них с Милоном есть?

– Пока нет. Они женаты каких-то два года. Впрочем, насколько я слышал, она слишком увлечена частой сменой любовников, чтобы думать о продолжении рода.

– Бедняга Милон!

– Было б, кого жалеть. Полагаю, хозяйка харчевни права, и эти двое действительно сочетались браком исключительно из финансовых и политических соображений. В конце концов, она дочь Суллы; а это кое-что да значит – в особенности для «лучших людей», с которыми Милон связал жизнь.

– Я вот думаю, каково это – иметь такого отца?

– Вряд ли ты или я можем себе это представить. Она и её брат-близнец Фауст появились на свет, когда Сулла был уже в преклонных годах и, очевидно, преисполнен самодовольства – кто ещё стал бы давать ребёнку имя, означающее «счастливое знамение». И если эта Фауста – распущенная дрянь, тут есть немалая доля вины её папаши, который во всём ей потакал.

– Почему Милон женился на ней, понятно. Но ей-то какой был резон за него выходить?

– Похоже, возможностей у неё оставалось не так уж и много. Меммий с ней развёлся; репутация её была порядком подпорчена. И тут ей подвернулся Милон – восходящая звезда на политическом небосклоне; к тому же только что получивший немалое наследство от деда. Правда, Милон всё тут же и растратил, устраивая игры и зрелища, якобы для того, чтобы почтить дедушкину память; но это не столь важно. Ясно одно: Фауста Корнелия вышла за Милона не для того, чтобы предаваться с ним любви. Для этого у неё есть другие.

– А ты слышал, как Милон застал её с Саллюстием – через день после свадьбы! Его рабы отделали Саллюстия так, что на нём живого места не осталось, и отняли у него все деньги, что при нём были – видимо, в качестве возмещения за причинённый их господину моральный ущерб.

– Слышал; как не слышать. Любопытно, насколько решение Саллюстия принять сторону клодиан продиктовано политическими соображениями, а насколько – желанием отомстить Милону. Потом была ещё эта история о том, как Милон застал Фаусту в постели со своим старым другом Секстом Виллием и в ярости выволок его, вопящего от страха, из комнаты. Но Милон не знал, что в тот раз Фауста принимала двух любовников. Второй успел спрятаться в шкафу. Пока в передней Милон колотил Виллия, он снова забрался к Фаусте в постель, и они предались любовным утехам на славу!

– А она явно любит попадаться в самых пикантных ситуациях, - заметил Эко.

– А может, ей нравится, когда её любовников колотят почём зря.

Давус скривился. Наверно, он никогда раньше не слышал, чтобы так откровенно и бесстыдно перемывали косточки.

– И всё же Милона стоит пожалеть, - сказал Эко. – Он женился на Фаусте ради положения в обществе, а не получил ничего, кроме стыда. Её родной брат – и тот её высмеивает.

– Да, я тоже слышал. Когда Фауста ещё была замужем за Меммием, и Меммий был в провинции, она путалась с двумя любовниками одновременно. Один был мойщик шерсти, а второй носил прозвище Макула – из-за родимого пятна на щеке. И вот Фауст однажды заметил: не понимаю, почему, имея в своём распоряжении личного мойщика, моя сестра не может свести это Пятно!