Убийство на Аппиевой дороге

– Как это?

– Определённые круги среди варваров, недовольные нашим присутствием, прослышав, что в Риме неспокойно, решили, что беспорядки надолго задержат меня в Равенне и не позволят вернуться в Галлию. И воспользовались этим, чтобы поднять восстание, которое быстро охватило большую часть провинции. Первый удар был нанесён в Кенабе – вот он, на карте. Человек, которого я лично поставил во главе нашего тамошнего торгового поста, был убит, а его имущество разграблено. Некий молодой арверн по имени Верцингеторикс решил, как видно, что подвернулась возможность сделаться царём Галлии. Ему удалось объединить множество племён. Что хуже всего, он отрезал меня от основных сил. И теперь я решаю задачу, каким путём идти на соединение со своей армией. – Цезарь устремил взгляд на карту и, казалось, позабыл о нас; но лишь на миг. – Так что, сами видите, последствия убийства, случившегося на Аппиевой дороге, намного серьёзнее, чем гибель кого-то одного. Публий Клодий своей смертью вызвал ещё больший хаос, чем при жизни; а Милон, вместо того, чтобы остаться в памяти римлян консулом, останется убийцей. – Цезарь отвёл глаза от карты. – Но ты ещё ничего не рассказал о вашем похищении, Гордиан.

– Тут и рассказывать особенно нечего. На нас напали поблизости от гробницы Базилиуса, накинули на нас мешки и увезли – как потом выяснилось, в окрестности Аримина. Лиц своих похитителей мы толком не видели. Обращались они с нами не сказать, чтобы плохо. Три дня назад нам удалось бежать. Один из тех, кто стерегли нас, убит; другой удрал. Не думаю, чтобы мы теперь сумели найти место, где нас держали.

– Они требовали выкуп?

– Нет, не думаю. Правда, моей жене прислали записку, что мы живы и позднее вернёмся; но насколько мне известно, там не было ни слова о выкупе.

– Да уж, удивительная история. Думаешь, это может быть связано с расследованием, которое вы проводили по поручению Помпея?

– Возможно.

Цезарь рассмеялся.

– А ты не из болтливых, Гордиан. Мне по душе те, кто не говорит лишнего. Такие люди редкость. И тебя явно никогда не учили красноречию! Возможно, я ещё обращусь к тебе, если мне когда-нибудь понадобиться человек с твоим опытом и не болтливый.

– Это будет честью для меня, Цезарь.

Мимолётная улыбка тронула его губы и тут же исчезла. Карта снова приковала к себе его внимание. Рассказ о моих злоключениях отвлёк его на несколько мгновений; но теперь его мысли были поглощены восстанием в Галлии.

– Мы пойдём, Цезарь? – спросил Метон.

– Да, теперь я должен вернуться к работе. Рад, что ты остаёшься при мне, Метон, особенно в такое трудное время. Рад был повидаться с тобой, Гордиан, и с тобой, Эко. Счастливого пути и благополучного вам возвращения в Рим. И, Гордиан…

– Да, Цезарь?

– Когда будешь говорить с Гнеем Помпеем, расскажи ему, что виделся со мной, и передай мои наилучшие пожелания. Ты ведь знаешь, он был моим зятем и оставался бы им, не вмешайся судьба. Юлия родила бы ему сына, а мне внука. Но Мойры распорядились по-другому и нанесли тяжкий удар нам обоим.

– Я передам, Цезарь.

По зову секретаря появился всё тот же телохранитель, чтобы проводить нас.

– Позвать потом остальных, Цезарь? – спросил он.

– Кого остальных?

– Цицерона с помощником. Они ждут во дворе. Цицерон говорит, что прибыл по делу чрезвычайной важности.

Цицерон сплёл кончики пальцев, изучая карту Галлии.

– Нет, не сейчас. Я хочу закончить диктовку главы. Потом я буду обедать. Возможно, после обеда у меня найдётся время принять Марка Туллия Цицерона.

Телохранитель вывел нас во двор. Завидев нас, Цицерон поднялся, но наш провожатый отрицательно качнул головой, и Цицерон снова сел, скрестив на груди руки. Я пытался поймать его взгляд, но он сосредоточенно рассматривал фонтан посреди двора. Мне стоило больших трудов сдержать улыбку.

Глава 26

Обедали мы с Метоном в большой палатке вместе с множеством солдат. При других обстоятельствах я счёл бы еду едва съедобной, а общество – едва терпимым; теперь же, после сорока дней в душной яме, на хлебе и воде и с единственным сотрапезником в лице Эко, простая, грубая пища казалась мне амброзией, а громкая, щедро пересыпанная скабрезностями речь сотрапезников звучала в ушах сладчайшей музыкой.

В разгар беседы за столом прозвучало имя Марка Антония. Заметив, как мы с Эко насторожились, Метон спросил.

– Вы его знаете? Ах, да; я же сам познакомил вас, когда вы приезжали ко мне в прошлом году. Здесь, в Равенне.

– Да, верно.

– А он заметно раздобрел, - заметил один из солдат. – Видать, климат Рима пошёл ему на пользу.

– Уж казалось бы, Рим в эти дни опасное местечко, - произнёс другой.

– Ну, Антоний наверняка упражнялся каждый день, чтобы не потерять форму.

– Ещё как упражнялся - в доме Фульвии!

Раздался взрыв хохота.

Я обернулся к Метону.

– А он что, здесь?

– Да, на днях приехал – доложить Цезарю, что делается в Риме. Завтра едет обратно. А что?

– Ничего, просто так. – Видя, что мой ответ Метона не удовлетворил, а жестом показал, что нам лучше выйти наружу, где нас не услышат.

– Так что же, папа? – спросил Метон, когда мы шагали втроём между рядами палаток.

– Вчера, когда я рассказывал тебе о нашем расследовании, я забыл сказать про Марка Антония.

– Он-то тут причём?

– Может, и ни причём; только в прошлом году он пытался убить Клодия. Гнался за ним с мечом через всё Марсово поле. Клодий удирал, как заяц от охотничьей своры. Спрятался на каком-то складе на берегу Тибра, забился под лестницу, сидел там, ни жив, ни мёртв.

– А, вот ты о чём! – расхохотался Метон.

– Ты что, слышал об этом?

– Да все слышали. Антоний любит рассказывать эту историю; особенно когда выпьет лишку. Всегда говорит при этом, что и не собирался убивать Клодия. Просто хотел узнать, какой из него выйдет евнух.

– А что они вдруг сцепились?

– Ну, на ножах-то они были давно – с тех самых пор, как влюбились оба в одну и ту же женщину. Кто их знает, может, они и друг в друга в своё время были влюблены. Думаю, в тот раз, столкнувшись нос к носу на Марсовом поле, они стали подначивать друг друга. Слово за слово, Клодий сказал что-то такое, что Антонию было как серпом по яйцам…

– Метон! – возмущённо воскликнул Эко.

– И Антоний схватился за меч. Но с чего вдруг вытаскивать на свет эту историю, если Клодий отделался лёгким испугом?

Вчера я не стал рассказывать Метону о разговоре с Фульвией, потому что полагал, что разговор этот никак не связан и нашими злоключениями.

– Фульвия попросила меня выяснить, не замешан ли часом Антоний в убийстве её мужа.

– Но ведь он один из тех, кто ратует за привлечение Милона к суду.

– Это ещё ничего не доказывает.

– А разве ты нашёл хоть одно доказательство, что он соучастник?

Прежде чем ответить, я хорошо подумал.

– Ни один из видевших убийство и то, что случилось потом, ничего не говорил о Марке Антонии.