Убийство на Аппиевой дороге

Фульвия и её мать приняли меня в той же просторной комнате, что и в первый раз. Свет так же лился в открытые окна. Было уже совсем тепло, но на колени сидевшей в кресле Семпронии всё так же было наброшено одеяло.

В этот раз кроме вдовы и её матери в комнате находились ещё двое, при виде которых я почувствовал, что у меня камень с души свалился.

– Думаю, ты знаешь Фелицию, жрицу алтаря Доброй Богини на Аппиевой дороге, и её брата Феликса, жреца алтаря Юпитера в Бовиллах - сказала Фульвия.

– Значит, вы всё-таки послушались моего совета? – спросил я.

– Мы с братом добрый час судили и рядили, - сказала Фелиция. Она не утратила своей величавости, и даже оказавшись на положении приживалки, держалась непринуждённо и с достоинством. – Потом всё-таки собрали вещи и на следующее утро, ещё затемно, двинулись в Рим. Мы сразу же пришли сюда и с тех пор почти не покидали этот дом

– Я не позволяю им выходить, - сказала Фульвия. – Они ценные свидетели. К тому же это опасно. Милон наверняка проведал, что у меня живут свидетели его преступления. В этом доме Феликс и Фелиция в полной безопасности, и им вполне удобно.

– Очень удобно, - с готовностью подтвердил Феликс, чьё лицо заметно округлилось с нашей последней встречи.

– Ты сказала свидетели, - обратился я к Фульвии. – Значит, будет суд?

– Да. Пока Помпей перекраивал судебные порядки на свой лад, мы ничего не могли сделать. Всё это время Милон пыжился, произносил громогласные речи, изображал из себя героя и пускался на любые ухищрения, лишь бы избежать суда. Но теперь Помпей наконец-то закончил свои реформы, так что мой племянник Аппий может подавать в суд. А когда уж Милон окажется под судом, покончить с ним будет делом нескольких дней.

Семпрония скрипнула зубами и сплюнула на пол.

– Мы слышали о твоих несчастьях, - снова заговорила Фульвия.

– Прошу, не будем. Я только что всё рассказал твоей золовке. У меня просто нет сил говорить об этом снова и снова.

– Тем лучше, - бесцеремонно сказала Фульвия. – Потому что у меня и так голова забита мыслями о несчастьях, и мне это порядком надоело. Сейчас я хочу думать о будущем. Феликс, Фелиция, прошу, оставьте нас.

Феликс послушно направился к выходу. Его сестра последовала за ним, послав мне на прощанье совершенно неуместную в данных обстоятельствах лучезарную улыбку.

– Что за отребье! – с отвращением произнесла Фульвия, едва шаги их затихли. – Меня уже мутит от одного их вида.

– Он обжирается, как свинья, - высказалась Семпрония. – А его сестра повсюду суёт свой нос; а когда я застаю её за подглядыванием и подслушиванием, она только хлопает глазами и делает вид, что ничего не понимает.

– Одно слово - отребье, - повторила Фульвия.

– А я-то думал, что в обширном кругу друзей твоего покойного мужа тебе попадались ещё и не такие, - заметил я.

– Придержи язык, Сыщик! – прошипела Семпрония.

Фульвия подняла руку.

– Прошу тебя, мама. Гордиан наш гость. К тому же, он здесь по делу.

– По делу? – переспросил я.

– Я прекрасно помню, что ты не дал нам окончательного ответа. И если ты всё же взялся расследовать обстоятельства гибели моего мужа, значит, тебе дал поручение кто-то другой. Иначе как объяснить присутствие телохранителей этого другого в твоём доме? Но поскольку ты всё же направил ко мне ценных свидетелей…

– Я сделал это не столько в твоих интересах, сколько в интересах их безопасности, - вставил я.

Она умолкла, казалось, шокированная моей откровенностью.

– Пусть так. Тем не менее, это делает тебя нашим сторонником. Так ты соглашаешься на моё предложение? Можешь ты что-нибудь сообщить мне?

– О Марке Антонии?

– Да.

Я поколебался.

– Сколько ты мне заплатишь?

Она назвала сумму.

– Согласен на половину. При условии, что ты отдашь мне двух своих рабов.

Она поглядела на меня с сомнением.

– Если ты имеешь в виду телохранителей, то учти, что каждый из них стоит куда дороже тех денег, о которых мы говорим.

– Нет, твои телохранители мне ни к чему. Я о двух рабах с твоей виллы, они ещё дети. Двое братьев, Мопс и Андрокл.

– Мальчишки с конюшни?

– Мальчики, - многозначительно протянула Семпрония.
– Вот оно что. То-то Клодия говорила, что между вами ничего не было. Теперь-то я ей верю. Не удивительно, что ты не поддался на все её заигрывания, даром что она тёрлась о тебя, как кошка.

У меня с языка уже был готов сорваться ответ, но я сдержался и лишь пожал плечами.

– Могу тебе сказать, - обратился я к Фульвии, - что эти ребята заслуживают лучшего, чем проторчать весь свой век на конюшне. Ты знаешь, что это они спасли твоего сына, когда Милон со своими людьми заявились к вам на виллу?

– Спасли? Чем? Тем, что случайно оказались в это время там, где их никто не мог найти, и у них хватило ума сидеть тихо и не высовываться?

– Это тебе твой сын так сказал? Видать, ни ты, ни он не цените этих ребят по заслугам.

– Это всего лишь мальчишки с конюшни, Гордиан.

– Пусть так; но они смышленее и находчивее, чем любой из твоих рабов.

Фульвия подняла бровь.

– Будь по-твоему, Гордиан. Если ты непременно хочешь получить мальчиков в счёт вознаграждения, они твои.

– Договорились. Ты хочешь знать, что мне удалось выяснить?

– Да.

– Марк Антоний непричастен к убийству твоего мужа.

– Это точно?

– Уверен.

– Ты уверен?

– И только? – пренебрежительно спросила Семпрония, а Фульвия принялась беспокойно расхаживать из угла в угол.

– Что ещё я могу тебе сказать? Уверенность вообще довольно странная вещь. Как заметил Аристотель, в большинстве случаев невозможно доказать, что этого не было. Я спрашивал каждого, с кем говорил на Аппиевой дороге. Я спрашивал себя все сорок дней, пока сидел в той яме. Я спросил об этом самого Марка Антония, когда мы случайно встретились в Равенне. В Рим мы возвращались вместе, и все четыре дня, что мы были в дороге, я приглядывался к нему, чтобы понять, что он за человек, и вот что я понял: какие бы чувства ни питал к тебе Антоний, к убийству твоего мужа он непричастен.