Убийство на Аппиевой дороге

– Вот видишь. Значит, Антоний ни причём.

– Возможно.

– В конце концов, папа. Антоний храбрый солдат и мой добрый друг. Я не намерен спокойно слушать, как его называют убийцей.

– Никто его пока убийцей не называл.

– Но ты считаешь, что он вполне может им быть.

Как это сказал обо мне Цицерон? «Осторожничающий, собирающий доказательства по крохам, избегающий любых утверждений, пока все доказательства не будут у него на руках». Будем оправдывать репутацию.

– Спроси меня сейчас Фульвия, я не смогу с полной уверенностью утверждать, что доказал обратное.

– А давай спросим у него самого.

– Что?

– У него спросим.

– Вот так вот просто возьмём и спросим?

– Ну да. А что тут такого? Антоний не простак; но скрытным его никак не назовёшь. Он прямодушный, хитрить и скрытничать не умеет совершенно. Душа нараспашку. Пошли.

– Куда?

– К Антонию, куда же ещё. Он на вилле живёт. Вход с той стороны.

И не медля больше, Метон направился к вилле.

– Но, Метон, это же чистой воды безумие! – тщетно взывал я, следуя за ним вместе с Эко. – Что, по-твоему, я должен ему сказать? «Здравствуй, Антоний. Помнишь меня? Я отец Метона. И кстати, раз уж мы свиделись: не приложил ли ты часом руку к убийству Публия Клодия?»

– Ну, я думаю, ты не столь прямолинеен.

– А если он надумает выхватить меч и устроит нам хорошую пробежку, не хуже, чем Клодию тогда на Марсовом поле?

– Ты же слышал, что болтали в палатке: Антоний малость потяжелел от всех этих званых обедов в Риме. Так что, вполне возможно, он тебя и не догонит. Вот мы и пришли.

Здесь тоже у входа стоял охранник. Я уповал на то, что Антоний окажется слишком занят и не сможет нас принять; но, заслышав голос Метона, помощник Цезаря тотчас высунул голову из-за занавесей.

– Метон! – весело сказал он, расплывшись в широкой улыбке. – Ты уже обедал?

– Я уже проглотил свою дневную порцию пойла, если ты об этом.

– Всё равно, присоединяйся. Мне тут удалось кое-что стащить из общего котла. А кто с тобой? А, вижу: твой брат. И твой отец – знаменитый Сыщик.

– Знаменитый? – переспросил я, вместе с Эко проходя за Метоном за занавесь.

– Ну, или пресловутый. Как тебе больше нравится. Садитесь. Маний, ступай, займись там чем-нибудь. – Антоний махнул рукой секретарю, который тотчас же собрал таблички, стило и вышел. – Вина? Ну да; о чём я спрашиваю. Я знаю, как ты пьёшь, Метон – неразбавленное. Метон вроде меня: вода не на пользу его желудку. А вам, Гордиан, Эко?

– Мне побольше воды и поменьше вина, - сказал я. – Я довольно долго пил одну лишь воду и теперь боюсь захмелеть с непривычки. Кроме того, - добавил я тихонько, - мне, возможно, скоро придётся побегать.

– Мне то же самое, - сказал Эко.

Сказать по правде, вид у Антония был внушительный. Даже грозный. Мощный, как борец, с мускулистой шеей и широкой, выпуклой, как бочонок, грудью. Он напоминал сложением Милона, только был повыше и помоложе. Я помнил, что он года на четыре-пять старше Метона – значит, теперь ему должно быть лет тридцать или тридцать один. В профиль, из-за кустистых бровей и расплющенного носа, Антоний выглядел настоящим громилой; но стоило посмотреть ему в лицо, и впечатление начисто сглаживалось благодаря открытому, приветливому взгляду, нежному очертанию рта и округлости щёк. Говоря словами Бетесды, он был приятно красив. Такая красота завоёвывает любовь женщин и безотчётное доверие мужчин. Мой сын Антонию явно доверял.

– А когда вы приехали? – Взгляд Антония был открытым и честным. Помощник Цезаря никак не походил на коварного, расчётливого убийцу – или на человека, способного схватить людей и держать их в яме, если уж на то пошло.

– Только вчера.

Антоний кивнул, потом вдруг нахмурился.

– Погоди, вы что, приехали с Цицероном?

– С ним. Но мы повстречались уже в дороге, случайно, в одном дне пути отсюда, и дальше поехали вместе.

– Это хорошо. Значит, ты никак не связан с его миссией к Цезарю?

– Не имею к ней ни малейшего отношения.

– Мой папа и Эко прибыли сюда по совсем другому делу, - заявил Метон.

– По какому? – поинтересовался Антоний.

– Они хотят допросить тебя.

– Метон! – в негодовании воскликнул я. В самом деле, это уж было слишком.

– Меня? – Антоний сузил глаза. – Это что, насчёт той дочери Птолемея в Египте? Клянусь, я её и пальцем не тронул! – И оба, Антоний и Метон, расхохотались. Как видно, то была их давняя излюбленная шутка.

– Нет, - сказал Метон, - тут совсем другое. Это в связи с…

– С нехорошими слухами, которые ходят по Риму, - перебил я. Слишком долго мой сын держал инициативу в своих руках. В конце концов, если он непременно желает идти напролом, но почему бы не извлечь из этого максимальную пользу.
– Для начала скажу тебе то же, что сказал сегодня Цезарю: Гней Помпей поручил нам с Эко разузнать как можно больше об обстоятельствах смерти Публия Клодия. И как это ни отвратительно, до нас донёсся слух – я рассказываю тебе об этом, Марк Антоний, потому что ты друг моего сына, и думаю, тебе следует знать, что о тебе говорят такие вещи – до нас донёсся слух, что ты замешан в этом деле.

– Но это же просто смешно! – сказал Антоний, которого услышанное явно не развеселило.

Я пожал плечами.

– Отвратительные слухи, как я уже сказал. Ни один здравомыслящий человек им не поверит, разумеется.

– Но кто же мог сказать обо мне такое? – Антоний вскочил на ноги и заходил взад-вперёд. – Кому могло придти в голову, что я имею какое-то отношение к убийству Клодия? Человеческой подлости нет предела! Нет такой чудовищной лжи, которую один бы не придумал, а другие бы не поверили! Цицерон! Ну, конечно же! Ты слышал это от Цицерона, по дороге сюда, так?

– Нет.

– Скажи мне правду, Гордиан. О, это в его духе: сказать самую невообразимую ложь, чтобы, услышав её, все подумали: «Такое нельзя выдумать на пустом месте; видать, нет дыма без огня». Но это последний раз – слышите? – последний, когда старая лысуха умудрилась какнуть мне на голову. Я до него доберусь. Я сверну ему шею. Я откручу ему его плешивую башку, хоть бы он держал речь перед самим Цезарем!

– Марк Антоний, я клянусь тебе, что слух исходит не от Цицерона.

– Тогда где ты это слышал? Кто распускает обо мне такие грязные сплетни?- Разъярённый Антоний заполнил собой маленькую комнату. Казалось, от него идёт жар, точно от жаровни. Но я знал, что мне нечего опасаться его гнева.

Это потому, что я отец Метона, догадался я. Я отец его друга, потому он относится ко мне с уважением и верит на слово. Метон прав. Антоний далеко не простак, но при этом совершенно не умеет скрытничать и вообще весь как на ладони. Душа нараспашку. И при этом у него хватит выдержки. Он может быть вне себя от ярости, но будет сдерживаться, пока не найдёт того, кто действительно его оскорбил.

– Это было на рыбном рынке, помнишь, папа? – заговорил молчавший до сих пор Эко.

– Что?