Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Убийство на Аппиевой дороге
Шрифт:

– И чем дело кончилось?

– Я поднял вопрос в сенате. Милон заявил, что большинство гладиаторов, о которых шла речь, он никогда и в глаза не видел. Некоторые, правда, прежде были его рабами, но он давно отпустил их на волю и не несёт за них никакой ответственности. Как граждан, хоть и не свободнорождённых, их нельзя было подвергнуть допросу под пыткой; а сами они ничего не сказали. Милон предположил, что Лициний, должно быть, подслушал пьяную болтовню и всё перепутал. Опровергнуть его мне было нечем, так что на том дело и кончилось… по крайней мере, пока.
– Помпей устремил взгляд туда, где раскинулся город. – Может быть, ты сумел бы докопаться до правды, если

бы был здесь.

– Поверь мне, Великий, я предпочёл бы находиться здесь, а не там, где находился.

– Я знаю, что тебе пришлось тяжело. И не забуду, что ты пострадал у меня на службе. Но поверь мне, Сыщик: быть Помпеем Великим иной раз нелегко.

Следующие несколько дней мы с Эко были заняты тем, что пересматривали скопившиеся за годы у него и у меня дома многочисленные письма, расписки и счета, пытаясь обнаружить что-нибудь, написанное тем же почерком, что и переданная Бетесде записка – увы, тщетно. Впрочем, поиски хоть и оказались бесполезны, сослужили мне хорошую службу. Они дали мне передышку. Мне казалось, что стоит лишь вернуться домой – и я без усилий войду в прежнюю колею; но я ошибался. Плен подействовал на меня сильнее, чем я думал. Я словно находился в потёмках, не решаясь сделать следующий шаг.

От Бетесды я и ждать не мог большего участия. Ни единым словом не упрекнула она меня за то, что я так бездумно подверг себя опасности; ни разу не назвала самонадеянным, тщеславным глупцом, как сам я несчётное число раз обзывал себя за долгие дни плена. Её понимание и поддержка помогали мне вернуться к нормальной жизни. Я начал думать, что мне посчастливилось быть женатым на богине.

С Дианой было сложнее. Будь она обижена на меня за то, что я заставил её переживать за меня и чувствовать себя покинутой, я бы ещё мог понять; но дело, похоже, было не в этом. Или не только в этом. Её поведение всегда было для меня непостижимым – даже более чем поведение её матери. Но убедившись за годы на опыте, порою достаточно горьком, что моя дочь способна на самые неожиданные и поступки, я старался не придавать чересчур большого значения её постоянной задумчивости и появившейся у неё с некоторых пор привычке отрешённо смотреть в пустоту.

Ещё более непонятным было поведение Давуса. Я думал, что наш ночной разговор в саду снял у него камень с души, и что он перестанет избегать моего взгляда; но Давус почему-то продолжал втягивать голову в плечи при одном моём появлении. Я в толк не мог взять, что с ним не так.

Эти домашние заботы всё больше поглощали моё внимание, оттесняя события последних двух месяцев на второй план; но когда жизнь уже почти вошла в привычное русло, напоминание об этих событиях явилось прямо ко мне на дом – явилось в виде носилок с занавесками в красно-белую полоску.

Конечно же, я знал, что рано или поздно Клодия приедет за мной. Её появление было так же неизбежно, как вызов Помпея, желавшего получить от меня полный отчёт. Какая-то часть меня ожидала этой встречи с нетерпением. И когда Давус ввёл в мой кабинет того самого высокомерного вида раба, который приходил за мной в первый раз, я подавил улыбку. Эко в тот день с утра ушёл к себе на Эсквилин, так что я просто вынужден буду ехать один.

Идя через переднюю, я столкнулся лицом к лицу с Бетесдой, как раз входившей в дом с улицы. Она, конечно же, видела носилки и прекрасно знала, куда я отправляюсь. Я затаил дыхание, но она лишь улыбнулась мне.

– Будь осторожен, муж мой.

С этими словами она приблизила своё лицо к моему и прильнула к моим губам долгим поцелуем. А затем со смехом отстранилась и вошла в комнаты. Политика Помпея, своеобразный юмор моей жены, перепады

в настроении семнадцатилетней дочери – что ещё прибавится к длинному списку вещей, которых мне никогда не суждено понять?

Минуту спустя я сидел рядом с Клодией в её носилках, которые носильщики несли по улицам Палантина; а Клодия, держа мою руку в своей, смотрела на меня долгим, проникновенным взглядом.

– Гордиан, я слышала, что ты пропал. Это было так ужасно! Представляю, что пришлось пережить твоим родным. Расскажи мне всё, прошу тебя.

– Не хочу. Мне сейчас так хорошо, а это всё испортит.

Брови её сошлись.

– Тебе так тяжело об этом вспоминать?

Как это может быть, что на лице у неё до сих пор нет ни единой морщинки? Наверно, мне просто кажется – из-за мягкого, приглушённого занавесками света.

– Гордиан, чему ты улыбаешься?

– Этот мягкий свет. Тепло твоего тела. Твой аромат - едва уловимый, которому невозможно подобрать название и который невозможно забыть. Люди рождаются и умирают; целые народы появляются и исчезают; но некоторые вещи не меняются.

– Гордиан…

– Ты необыкновенная женщина, Клодия. Неужели мне суждено умереть, не познав твоей любви?

– Гордиан!

Неужели она и вправду покраснела? Нет, этого не могло быть: Клодия давно уже не краснела. Должно быть, это всё-таки свет.

– Гордиан, меня попросила приехать Фульвия. – Она пыталась говорить деловитым тоном; но по голосу чувствовалось, что она улыбается. – Ты же знаешь.

– Именно это ты сказала моей жене, когда она заглянула к тебе в носилки, чтобы поздороваться с тобой?

– Конечно. Мы немного поговорили о погоде. Ты любишь раннюю весну?

– Моя жена поистине богиня. Любая смертная давно бы уже была без ума от ревности.

Клодия чуть склонила голову.

– Должно быть, твоя жена и вправду богиня. Женатый на простой смертной давно бы уже пал к моим ногам. Но я полагала, что ты и меня считаешь богиней.

– О, нет; ты не богиня, ты – женщина. Уж в этом нет никаких сомнений.

Мы улыбнулись друг другу. Потом облако заслонило солнце, и освещение в носилках изменилось. Улыбки сбежали с наших лиц, но ни она, ни я не отвели глаз.

– Что-то должно произойти, Гордиан? – спросила Клодия изменившимся голосом.

Я глубоко вздохнул и сжал её руку. Мгновение спустя она отняла её. Я пожал плечами.

– Если бы что-то произошло между нами, всё изменилось бы. Игра света в твоих носилках, твоё тепло и этот аромат - всё стало бы другим. А я хочу, чтобы они оставались такими всегда.

Клодия вздрогнула, но тут же рассмеялась.

– Ох уж эти мужчины!

Она произнесла это чуть свысока, но добродушно. На миг я подумал, что мои слова задели её за живое, и невероятно возгордился; но тут же сообразил, что это до смешного глупо. Ничего удивительного. Короткого общения с Клодией хватило бы, чтобы вышибить самовлюблённость из любого мужчины.

– Удалось тебе что-нибудь выяснить? – она снова говорила как ни в чём не бывало.

– Даже не знаю, с чего начать. Мы ведь почти приехали, верно? Почему бы тебе не зайти вместе со мной и послушать, как я буду рассказывать?

Выражение лица Клодии ясно дало понять, что о её визите в дом вдовы брата не может быть и речи.

– Может, лучше расскажешь мне всё потом, на обратном пути?

– Как хочешь.

Носилки остановились у подножия парадной лестницы, и я вышел. Охранник провёл меня в дом. Просторные комнаты с высокими потолками всё ещё были не отделаны и обставлены как попало. Лишённый хозяина и архитектора, дом Клодия казался застывшим во времени.

Поделиться с друзьями: