Убийство в теологическом колледже
Шрифт:
Хоспис располагался в деревеньке к юго-востоку от Нориджа.
– Давай не будем плутать по городу, – предложила Кейт. – Смотри, когда справа будет поворот на Брэмертон.
Через пять минут они свернули с шоссе А146 и поехали медленнее между оголившимися изгородями, за которыми кучки одинаковых домиков и бунгало с красными крышами свидетельствовали о том, что на зеленые поля наступают пригороды.
– Два года назад в хосписе у меня умерла мать, – тихо сказал Роббинс. – Как обычно. Рак.
– Мне очень жаль. Непростая будет для тебя поездочка.
– Я в порядке. В хосписе с мамой замечательно обращались. Да и с нами тоже.
– Но все равно это вызовет болезненные воспоминания, – не отрывая глаз от дороги, сказала
– Больно было то, как страдала мама, пока не уехала в хоспис. – И после еще одной затянувшейся паузы он добавил: – А Генри Джеймс назвал смерть «безупречной».
«Бог ты мой, – подумала Кейт, – сначала босс со своей поэзией, потом Пирс, который в курсе, кто такой Ричард Хукер, а теперь выясняется, что Роббинс читает Генри Джеймса! Ну почему мне не могут дать сержанта, для которого Джеффри Арчер – потолок?»
– Мой бывший парень, библиотекарь, – сказала она, – пытался меня увлечь Генри Джеймсом. Но когда я дочитывала предложение до конца, то забывала начало. Знаешь, как про него писали: некоторые писатели откусывают больше, чем могут проглотить, а Генри Джеймс проглатывает больше, чем откусил?
– Я читал только «Поворот винта», – признался Роббинс. – После того как посмотрел телефильм. Цитата о смерти мне просто где-то встречалась, и так и засела в мозгах.
– Звучит неплохо, но все вранье. Смерть как рождение: больно, грязно и унизительно. Во всяком случае, чаще всего.
«Что, возможно, к лучшему, – пришло ей на ум. – Не следует забывать: мы всего лишь животные. Может, и жили бы лучше, если бы пытались вести себя как добрые животные и не строили из себя богов».
Следующая пауза затянулась еще сильнее, а потом Роббинс тихо сказал:
– А мама умирала с чувством собственного достоинства.
«Хорошо, – подумала Кейт, – ей повезло».
Хоспис они нашли без труда. Он располагался на территории прочного дома из красного кирпича на окраине деревни. Большой указатель направил их вниз по дороге справа от здания и вывел на стоянку. Позади простирался хоспис, одноэтажное современное здание с лужайкой, где на двух круглых клумбах разнообразные низенькие вечнозеленые кусты и вереск создавали нарядное сочетание зеленого, фиолетового и золотого.
Приемная поражала светом, цветами и оживлением. У стойки уже были двое: какая-то женщина договаривалась на следующий день взять своего мужа на прогулку, а рядом терпеливо ждал священник. Мимо в коляске провезли ребенка, круглую лысую головку нелепо обвязали красной лентой с огромным бантом посредине. Она подняла на Кейт свой вежливый, но безразличный взгляд. Маленькая девочка, вероятно, с матерью несла на руках щенка. Она кричала: «Мы несем Трикси навестить бабулю» – и смеялась оттого, что щенок лизал ей ухо. Молоденькая медсестра во всем розовом пересекла коридор, аккуратно поддерживая истощенного мужчину. Приходили посетители с цветами и пакетами, радостно выкрикивая приветствия. Кейт ожидала встретить обстановку почтительного спокойствия, а никак не ощущение целенаправленной деятельности, не ощущение, что в это строгое функциональное здание привносили жизнь прибывающие и уезжающие люди, которые чувствовали себя здесь как дома.
Седовласая женщина из регистратуры, одетая не в форменную одежду, развернулась к ним и бегло взглянула на документы Кейт, словно прибытие двух офицеров столичной полиции было обычным делом.
– Это вы звонили? – уточнила она. – Мисс Ветстоун, сестра-хозяйка, вас уже ждет. Ее кабинет прямо по коридору.
Мисс Ветстоун ждала возле двери. Или она привыкла, что посетители приходят вовремя, или у нее был необычайно острый слух, и она услышала, как они подъехали. Женщина сопроводила их в комнату, стены которой на три четверти были застеклены. Комната располагалась в центре учреждения, и из нее открывался вид на два коридора – северный и южный. Восточное окно выходило в сад, который, по мнению Кейт, выглядел более казенно, чем сама больница.
Она разглядела ухоженные газоны с деревянными скамейками, расставленными с равными промежутками вокруг мощеных дорожек, и аккуратно разнесенные клумбы, на которых увядающие плотные бутоны роз казались цветными кляксами на фоне голых кустов.Мисс Ветстоун, невысокая седая женщина с полной грудью, указала гостям на пару стульев, сама устроилась за рабочим столом и ободряюще улыбнулась, словно учительница, которая приветствует не особо одаренных новичков. Ее выглядывающие из-под челки глаза, как подозревала Кейт, ничего не упускали из виду, но оценивали всегда с милосердием. Она была в платье нежно-голубого цвета, прихваченном поясом с серебряной пряжкой, на груди приколот бейдж. Хотя в «Эшкомб-хаус» обходились без больничных формальностей, хоспис, очевидно, придавал большое значение положению и добродетельности этой старомодной сестры-хозяйки.
– Мы изучаем обстоятельства смерти одного студента из теологического колледжа Святого Ансельма, – начала Кейт, – чье тело обнаружила Маргарет Манро. До того как получить место в Святом Ансельме, она работала здесь. Нет никаких свидетельств, что она имела касательство к смерти этого юноши, но она оставила дневник, в котором подробно описала, как нашла тело. В последней записи упоминается, что эта трагедия заставила ее вспомнить нечто, произошедшее в ее жизни двенадцать лет назад. Она припомнила какое-то событие и заволновалась. Мы бы хотели понять, что это за событие. И так как двенадцать лет назад она ухаживала за больными в этом заведении, есть вероятность, что это случилось здесь. Может, она кого-то встретила, может, это пациент, за которым она ухаживала. Мы бы хотели взглянуть на ваши записи. Или поговорить с кем-то из персонала, кто ее знал.
Еще по дороге Кейт в уме проговаривала, что скажет, выбирая, отвергая и оценивая каждое слово и предложение. Не только, чтобы разъяснить все мисс Ветстоун, но и для того, чтобы разобраться самой. Перед отъездом она едва не спросила у босса, что именно нужно искать, но не захотела демонстрировать замешательство, невежество или нежелание выполнять свою работу.
Словно прочитав ее мысли, Адам Дэлглиш сказал:
– Двенадцать лет назад случилось нечто важное. Двенадцать лет назад Маргарет Манро работала в хос-писе «Эшкомб-хаус». Двенадцать лет назад, 30 апреля 1988 года, в этом же хосписе умерла Клара Арбетнот. Может, эти факты связаны, а может, и нет. Считай, что едешь на разведку.
– Я допускаю, – сказала Кейт, – что может существовать связь между гибелью Рональда Тривза и смертью миссис Манро. Но я все еще не могу понять, как все это связано с убийством архидьякона.
– Я тоже пока не понимаю, Кейт. Но у меня такое чувство, что эти три смерти – Рональда Тривза, Маргарет Манро и Крэмптона – взаимосвязаны. Может, косвенно, но каким-то образом связаны. И есть вероятность, что Маргарет Манро была убита. Если так, тогда ее смерть и смерть Крэмптона почти точно звенья одной цепи. Не верится, что по колледжу разгуливают двое убийц сразу.
Тогда подобный аргумент казался убедительным. Но теперь, когда ее небольшая подготовленная речь подошла к концу, вернулись и сомнения. Может, она слишком отрепетировала свою историю? Может, лучше было положиться на сиюминутное вдохновение? И взор мисс Ветстоун – недвусмысленный и скептический – положения не облегчал.
– Давайте уточним, инспектор, – сказала она. – Маргарет Манро недавно скончалась от сердечного приступа, оставив дневник, в котором упоминается важное для нее событие, которое произошло двенадцать лет назад. В связи с каким-то расследованием вы хотите узнать, что это было за событие. И так как двенадцать лет назад она работала здесь, вы предполагаете, что это могло быть связано с хосписом. Вы надеетесь, что вам помогут наши записи или что у нас еще работает кто-то, кто ее знал и кто может вспомнить происшествия двенадцатилетней давности.