Ученик якудзы
Шрифт:
«А зима-то у них не хуже нашей. Дубак еще тот. Даже тварюга из озера носа не кажет, где-нибудь внизу в теплой пещере кайфует, сидя задницей на гейзере. Ей беготня голыми ластами по снегу на фиг не упёрлась».
Однако ворчал Виктор про себя больше для вида. Согрелся он довольно быстро, битые бутылки и стаканы местные ниндзя на территории школы не разбрасывали, и даже ступни, вчера немилосердно давленные древним полом додзё, вели себя сносно. В общем, утренняя пробежка была почти в удовольствие. Виктор и сам не ожидал, что вот так запросто может нарез а ть по морозу в тонкой одежке и босиком, как какой-нибудь
Завершив круг, Виктор подбежал к исходной точке.
Костер догорал. Дед стоял возле него в позе скучающего Наполеона, со скрещенными на груди руками, определив свою палку под мышку. Возле его ног лежал небольшой деревянный щит, две короткие палки и пара приспособлений, состоящих преимущественно из ремешков и подозрительно напоминающих намордники.
— Надевай, — сказал дед.
— На морду?
— На ноги.
Ремешки крепились к деревянной плашке, похожей на половину стельки, утыканной мелкими кнопочными колючками. Дед лаконично разъяснил, что посредством одного лёгкого потягивания за верхний ремень плашка съезжает с пятки на носок. Виктор недвусмысленно почесал в затылке, не особенно понимая, на кой ему сдался этот пыточный инструмент.
— Плохо бегаешь, — пояснил дед. — Плашка на пятке — бежишь на носках. Устал — сдвинул. Плашка на носках — бежишь на пятках. Главное — не останавливаться. Надевай.
Не очень представляя, каким образом можно бегать на пятках, Виктор под руководством престарелого садиста натянул на стопы дьявольское приспособление. Встал на носки, осторожно попробовал оставшейся частью подошвы колючки на плашке… Н-да. Удовольствие ниже среднего. А если со всего маху да всем весом, то, пожалуй, до кости пробьет.
— Добрые вы здесь все, — проворчал Виктор, беря разгон по методу Майи Плисецкой.
Поначалу показалось — ничего, жить можно. Метров с пятьсот пробежалось вполне терпимо. Но дальше начало нестерпимо ломить икры. Виктор сбавил обороты и, потянув за ремешки, опустился на пятки.
Бежать в таком положении с задранными вверх носками оказалось невозможно в принципе. Только идти со скоростью ниже средней, переваливаясь с ноги на ногу на манер гуся.
Метров через двести заныл голеностоп. Пришлось снова двигать плашки.
Промучившись таким манером с полчаса, Виктор обнаружил, что икры болят тем меньше, чем выше при беге подбрасываешь кверху колени.
«Принцип бери больше — кидай дальше, пока летит — отдыхай».
«Отдых» помог мало. К старту он приплелся чуть живой, на дрожащих ногах, опасаясь рухнуть на колени и вконец опозориться перед сиханом. Кстати, где он мог слышать это слово раньше?
— Устал? — участливо спросил дед.
Виктор неопределенно мотнул головой.
— Устал, — констатировал сихан. — Снимай гяку-но асико [46] и садись сюда.
46
Гяку-но асико (яп.)— «обратные ножные когти».
Старик указал на деревянный щит.
Виктор мысленно застонал. То, что садиться нужно опять на пятки, подразумевалось само собой. По-другому японцы вообще редко сидят.
Стянув с ног пыточные приспособления, Виктор опустился на щит.
— Теперь бери тамбо, [47] вытяни руки и держи. Устанешь — подними руки вверх. Когда совсем не будет сил держать, пока
что можешь одну руку опустить. Одна работает — другая отдыхает. Замерзнешь — надевай гяку-но асико и пробеги круг. Потом снова держи тамбо. А я пошел завтракать.47
Тамбо (яп.) — боевая короткая палка длиной 30–35 см.
С этими словами старик удалился.
Положа руку на сердце, это был нелучший час в жизни Виктора. Когда дед вернулся, от ученика валил пар. Его руки тряслись, словно к ним подключили ток, а на ресницах застыл иней, который Виктор так и не удосужился смахнуть.
Он был слишком занят.
Он держал перед собой тамбо.
Вытянув перед собой оберуки.
Сихан остановился рядом и с полминуты внимательно смотрел на сидящего парня. Он ясно видел — тот сейчас проходил испытание, которое назначил себе сам. Причем тёмных линий, свидетельствующих об участии чужого ками, не было в рисунке его кокона. И это было удивительно.
— Хорошо, — наконец сказал сихан. — Ты можешь идти завтракать.
Парень не пошевелился.
И это было не упрямство.
Он просто не слышал учителя…
…На фоне серого, лишенного красок мира порхала яркая цветная стрекоза. Она билась в стенки стеклянного куба, который Виктор держал в руках.
Стрекоза надеялась вырваться на свободу.
Глупая…
Она не знала, что тут же погибнет в этом мире смазанных силуэтов, если он выпустит ее на волю. Или, если, не удержав куб, разобьет его, уронив на серые камни. И сейчас самое главное для Виктора было удержать этот куб на вытянутых руках. Потому что иначе вместе со стрекозой погибнет и этот мир, и множество иных, о которых он пока ничего не знает. Он знал точно лишь одно — те неизвестные миры надеются и ждут его участия. Так же, как и этот, стоящий в самом начале его Пути…
Это было похоже на огненный вихрь, в котором смялись и утонули смутные детали унылого пейзажа. Вынырнув из бушующего огненного океана, он неожиданно увидел озеро, серую ленту каменной ограды за ним и свои падающие вниз руки.
А еще горела щека, как будто по ней от души треснули узкой ладонью, по твердости схожей с железной дубиной.
— Если долго сидеть на холоде, можно себе что-нибудь отморозить, — наставительно сказал голос над головой. — Тогда женщины любить не будут.
«Где ж ты раньше-то был, отец родной…»
— Иди на кухню, поешь, а потом перенесёшь свой матрас во флигель. А вот этим натрешь ноги и руки.
На снег перед Виктором упал пузырек с иссиня-черной жидкостью.
Руки слушались крайне неохотно. Виктор со второй попытки выковырял из снега подарок сихана и поднес его к лицу. Даже сквозь притертую пробку из пузырька отчетливо доносился сладковатый запах, похожий на смрад разлагающегося трупа крысы, сдохшей где-нибудь в теплом укромном месте.
Виктор поморщился и огляделся.
Вокруг никого не было.
— Похоже, дедуля испарился, — проворчал Виктор, по частям поднимаясь со щита. — Чует моё сердце, не видать местному клану Якудзы ни совершенного ки-ай, ни прямой передачи как своих ушей. Сдохну я на-амного раньше.
И пошел искать кухню.
Кухню он нашел по сизому дымку, тянущемуся из-под типовой двускатной крыши аккуратного кукольного домика, схоронившегося в роще ухоженных японских ёлок. По запаху нашел, как собака.