Ученик якудзы
Шрифт:
…Это был храм.
Деревянное здание под традиционной двускатной крышей. У входа — два каменных фонаря, обросшие от времени зеленым мхом. Полустертые ступени ведут внутрь… Казалось бы, ничего особенного. Ан нет, всё равно чувствуется — святилище. И голос сам собой понижается до шепота. Да и говорить особо не хочется. Потому как другие беседы в таких местах ведутся. Не словами — сердцем. И не с живыми, а с духами тех, кто когда-то тоже были людьми…
Внутри царил полумрак. На небольшом алтаре в глубине храма курились благовонные палочки.
А вдоль стен были расставлены реликвии.
На специальном возвышении у самого входа стояли лакированные подставки с мечами, клинки которых были отполированы до зеркального блеска. Над мечами в специальных нишах навечно застыли потемневшие от времени деревянные
— Это великие воины-основатели клана Кога-рю, жившие в середине десятого века, — тихо произнес сихан за спиной Виктора. — Кога Сабуро и его сын, Кога Иэтика. Оба имели прозвище Оми-но ками, дух провинции Оми. Что соответствует истине и после их смерти. Почти бессмертные ками этих великих воинов.
Виктор послушно взял протянутую сиханом благовонную палочку и воткнул ее в специальную подставку.
— Пошли дальше.
Деревянных фигур в помещении было много. Они останавливались возле каждой, и сихан называл имена. Он помнил их все до единого, не забывая каждый раз передать ученику благовонную палочку для воскурения перед очередным алтарем. Потом они шли дальше. И Виктор не мог отделаться от мистического ощущения, что его знакомятс живыми людьми, а те присматриваются к новичку, причем чаще всего с одобрением.
Чем ближе подходили они к основному алтарю храма, тем более насыщенными реликвиями становились персональные алтари Мастеров прошлого. Часто на них лежали свитки, повествующие о славных деяниях минувших лет, в которых те Мастера принимали участие. Помимо мечей, порой встречалось иное оружие — боевые серпы с цепями, прикрепленными к рукояти, кинжалы различных видов и форм, метательные ножи, боевые перстни и совсем уж непонятные предметы, однако по количеству лезвий, крюков и шипов не оставляющие сомнений по поводу их предназначения. Дважды Виктор видел богато украшенные рогатые шлемы. Один из них показался ему знакомым. Не этот ли шлем однажды давил ему на плечи во сне?
— За особые заслуги перед сёгунатом синоби клана Кога-рю несколько раз становились даймё, — пояснил сихан. — И однажды, когда после кампании на полуострове Симабара правительственные войска начали преследование Воинов Ночи, лишь высокое положение одного из моих предков при дворе сёгуна помогло сохранить мощь клана Кога…
Ближе к окончанию галереи в нишах вместо деревянных изваяний стали попадаться портреты Мастеров. Как нарисованные одной лишь черной тушью, так и искусно раскрашенные. Несколько изображений, завершающих галерею, были фотографиями.
Последний снимок был самым большим. Это было фото японца в военной форме с мечом, по самурайской традиции заткнутым за пояс. На груди офицера помимо японских наград (знакомый символ восходящего солнца ни с чем не спутаешь) Виктор с удивлением отметил немецкий Железный крест со свастикой посредине. По обеим сторонам снимка были вывешены вырезки из старых газет, вероятно повествующих о подвигах изображенного на нем человека. На подставке перед фотографией лежал изображенный на ней меч со знакомым знаком — дракон, хватающий лапой круглую жемчужину.
На мгновение Виктору показалось, что глаза японца с фотографии дрогнули и внимательно посмотрели на него.
Виктор невольно поёжился — уж слишком явным было видение.
— Мой отец.
Сихан склонился перед алтарем в глубоком поклоне.
— Он воевал? — спросил Виктор лишь для того, чтобы что-то спросить. Как будто и так было неясно, судя по количеству орденов на снимке.
— Он отдал жизнь за Японию, воюя в чужой стране, — ответил сихан, устанавливая благовонную палочку на подставку.
Виктор подошел поближе.
Конечно, это был просто распространенный эффект — когда человек при съемке смотрит в камеру, а потом зрителю, глядящему на фото, кажется, что взгляд устремлен прямо на него. Но все равно жутковато. Атмосфера подавляет, что ли?
Иероглифы на старых вырезках из газет вдруг показались Виктору знакомыми. Он уже давно общался с сиханом на японском, не особо удивляясь и принимая сей факт как должное. Иначе задумаешься — и всё, крыша поползет однозначно и ничем ее не остановишь. А вот читать полный текст пока не доводилось.
Он попробовал прочитать написанное. Неожиданно получилось вполне сносно, как, скажем, когда читаешь
написанное по-украински. Слова незнакомые встречаются, а смысл в общем понятен.Статья гласила следующее:
«В декабре 1937 года Китай находился в состоянии войны с Японией уже шесть месяцев. Захватчики продвигались на север к Нанкину, и авангард китайцев силами примерно в три тысячи человек расположился для охраны важного объекта — моста в южных пригородах. Заняв позиции в вырытых траншеях, войска стали ожидать подхода японцев.
Но штурма так и не произошло. Зато случилось нечто гораздо более странное.
Наутро после развертывания авангарда у моста китайский командующий генерал Ли Фуши был разбужен обезумевшим ординарцем, который сообщил ему, что радиоконтакт с дивизией, охранявшей мост, потерян. Испугавшись, что его людей обошли, командир Фуши отдал приказ о немедленной рекогносцировке на передней линии фронта. Он приготовился к худшему, но история, которую ему поведали вернувшиеся офицеры, была столь фантастичной, что он едва ей поверил.
Ибо все, что они обнаружили, — это линии пустых окопов, лишенных любых признаков присутствия людей, — ни живых, ни мертвых.
Также не было найдено никаких следов недавней битвы, что хоть как-то могло объяснить, куда делись три тысячи подчиненных генерала. Ли Фуши был ошеломлен, ибо знал, что если б солдаты решились на массовое дезертирство, то им пришлось бы перейти мост, но на юге располагался противник, и их ждала неминуемая гибель.
Так что же с ними произошло?
Через два дня после исчезновения дивизии о рды японцев прорвались через мост и вторглись в город. Штурм закончился массовой резней и уничтожением Нанкина — бойней, не сравнимой ни с какой другой в кровавой истории азиатских войн, и на таком фоне потеря трех тысяч защитников моста была забыта. Однако много лет спустя, уже после окончания Второй мировой, китайским правительством было проведено официальное расследование, которое опять-таки не дало никаких фактов для логического объяснения странного случая, предшествовавшего падению Нанкина.
Чуть позже расследование, проведенное уже при коммунистическом режиме, по приказу самого председателя Мао, категорически установило, что китайцев, охранявших в 1937 году мост, больше никто никогда не видел и ничего о них не слышал».
— Неплохо, — произнес голос сихана за спиной. — А теперь прочти то, что написано выше.
Виктор поднял глаза. Поверху статьи шла газетная шапка.
«„Жэньминь жибао“, [55] — изумленно прочел Виктор. — Орган ЦК компартии Китая. Издается с 15 июня 1948 года».
— Отец неплохо знал не только китайский, но и несколько других языков, — сказал сихан. — Думаю, сейчас он доволен — не всегда марэбито столь эффективно воспринимает свой дар. Кстати, думаю, ты уже понял, что сны, которые ты видишь, — это его воспоминания о реальных событиях, произошедших с ним. Или с его предками. Ведь когда он был живым, к нему тоже приходили видения о прошлом тех, в чьем теле когда-то очень давно жило ками Кога Сабуро, основателя клана Сумиёси-кай.
55
«Жэньминь жибао» (кит.)— «Народная газета». Приведенный текст статьи является подлинным.
М о рок.
Тот самый м о рок, ворвавшийся в сознание после удара Масурао…
Все это было на самом деле!
Это не сон, не мираж, не наведенное гипнозом видение. Всё, что видел Виктор в своих снах, уже случалось раньше!
С тем, кто сейчас живет в его теле!..
Стоп!
Не паниковать! И постоянно повторять установку: придерживать крышу обеими руками! Иначе сползет напрочь и дальнейшее будущее — это японский дурдом с узкоглазыми санитарами-каратистами. И выяснять, как работает совершенный ки-ай против аминазина со смирительной рубашкой, нет ни малейшего желания. Потому живём дальше не рефлексируя, тренируемся — оно всегда на пользу — и ждём, что будет дальше…