Учитель истории

— Томас! Брат! — воскликнул Малхаз.

— Не шуми, — сдерживал Ралф Шамсадова. — Просто я Элен обещал путешествие под парусами. А чтобы ты не скучал, Элен возьмет подружку... Ну что, справимся с двухмачтовой яхтой? Вот это будет кайф!

Самое опасное было при выходе из вод Великобритании. Погранично-таможенный катер подошел вплотную. По указанию Томаса-капитана все вышли на палубу, улыбаясь, приветствовали служителей порядка. Ралф так рассчитал, что в этот день дежурил его однокашник.

— Какая из них невеста? — только этим через рацию поинтересовался пограничник, пожелал удачи и, не обследуя яхту, отошел.

— Поднять все паруса! Мотор — полные обороты! — командовал капитан. А чуть позже. — Нейтральные воды! Шампанского!

После Гибралтара, тоже британской территории, — стало совсем свободно, правда, ни на Корсике, ни на Крите, куда заходили только для дозаправки и пополнения припасов, Малхаз на берег не сходил.

— Ты хоть на свадьбу приедешь? — прощаясь в Стамбуле, интересовался Томас, а в глазах слезы. — Береги себя, береги, не задерживайся в Чечне, судя по телевизионным репортажам там жуть.

Мать, Ансар и отчим уже ждали Малхаза в Стамбуле.

— Малхаз, дорогой! — все упрашивала мать. — Полетим в Москву. Тебя уже никто не ищет, после мирного договора всех реабилитировали... Да и жениться пора.

— Не волнуйся, нана, одно дело решу и сразу к тебе.

— Ты ведь не знаешь, что в Чечне и в России творится — новую войну затевают.

— Истосковался я, нана, домой хочу, на Кавказ, в наши горы.

Через специальный зал Стамбульского аэропорта проводили не только Шамсадова, но и еще целую группу чеченцев.

— У тебя что недозволенное есть? — интересовался провожающий чеченец.

— Вот, картины, — честно признался Малхаз.

— А, — небрежно махнул провожающий. — Деньги, наркотики, оружие?

— Деньги? Вот, — и Шамсадов показал две пачки фунтов стерлингов.

— Деньги — это миллионы... Кстати, в Чечне этих бумажек не знают, только доллар в ходу.

В здание Бакинского аэропорта даже не вошли; всех чеченцев на микроавтобусе повезли в другой сектор аэропорта, посадили в уже заведенный вертолет и тут же взлетели.

— Мы на военную базу в Ханкалу, — объявил Малхазу мужчина в маскировочной форме. — А тебе куда?

— Итум-Кале — Гухой.

— К воротам не получится, а в Шатое, так и быть, сделаем посадку.

От Шатоя до Итум-Кале Малхаз добирался в разбитом кузове старого грузовика, и был этому даже рад. Дорога серпантинная, местами очень узкая, до страха зависает над глубоким ущельем, а в глубине ревет, все несет свои мутные воды неугомонный Аргун.

Вечерело. После четырех лет скитаний он возвращался в родные края. Малхаз не мог налюбоваться этими высоченными горами, этими пышными лесами, этой дикой природой. А воздух такой чистый, дурманящий, родной, что никак не надышишься, так и хочется его больше и больше в себя вобрать.

В Итум-Кале прибыли очень поздно. Можно было переночевать у родственников, но Малхаз не захотел, рвался в Гухой.

Лето заканчивалось, и ночь в горах уже была прохладной, ветреной, с близлежащих ледников тянуло холодком. Вот еще один подъем, и послышался рев родного водопада. Малхаз пошел быстрее. На фоне матово-фиолетового звездного неба высился последний перевал. Потея от быстрой ходьбы, он его нелегко одолел, отвык ходить по горам, ноги ноют. Но вот последние усилия... На вершине ветер силен, да учитель истории рад. Перед ним, в залитой мягким лунным светом горной долине, раскинулось темными точками строений родное село, и ни одной лампочки, электричества по-прежнему нет. Да все равно это счастье, это свое, это то, чем он грезил. И побежав вниз, ликуя, он свободно закричал:

— Ана, мы дома! Дома! На Кавказе!

* * *

Дом как таковой отсутствовал. Почему-то Малхаз наивно предполагал, что его полуразрушенное авиабомбой жилище, если не восстановят, то сохранят односельчане, точно. Случилось как раз наоборот: к чему добру пропадать — вначале тайком да вечерком, а потом и в открытую растащили развалюху по черепичке и досочке, остался лишь саманный кирпич, да и он от щедрости дождя и снега превратился в кучу земли.

Вот перед такой кучей и предстал на рассвете Малхаз, а до этого, не заходя в село, он прямиком направился в пещеру Дады [31] и тщательно замуровал тубус.

31

Дада (чеч.) — отец, дедушка

То, что нет своего жилья, Шамсадова не очень беспокоило, каждый житель звал к себе — почти все дома полупустуют. Катаклизмы последнего десятилетия в Чечне заставили или побудили многие более-менее обеспеченные семьи (а таковые в основном были сосредоточены в Грозном и вокруг него) покинуть республику. Однако в природе и в обществе пустот не бывает. Люди с бедных окраин республики потянулись к центру, там удобств больше и заработать полегче, вот и опустело высокогорное село Гухой — молодежи совсем нет, детский смех, крик, плач — большая редкость.

День-два пожил Малхаз для приличия у родственников — надоело, принял предложение Бозаевой жить в школе.

— Теперь ты учитель, сторож, истопник, — постановляла директор школы.

— Какая школа, какой учитель? — смеялся Шамсадов. — Ведь школы — нет, учеников — нет, зарплаты — нет.

— Будут! Все будет отлично!

Оптимизм — всегда здорово. Да, много лет отсутствовавший Малхаз свежим глазом видит, стало еще хуже, развал продолжается, и кому-то это на руку. Зарплаты — нет, пенсий — нет, работы — нет; кругом грабеж и воровство.

В селе, да и в округе, его по-прежнему называют «учитель», и хоть и был он далеко и долго, знают про него все. Оказывается, Шамсадов давно миллионер, что-то там обворовал, а иначе — откуда? Знает много языков и дюже прежнего грамотен, с ним здоровкаются великие из великих, и лично президент Америки выделил собственный самолет и прямо в Шатой Малхаза доставил, и не просто так, с ответственной миссией — скоро утрет малый да удалый учитель истории нос российского президента, не даст их больше бомбить.

И действительно, видят все, Малхаз странный. Как ночь, в горы бежит, а днем в школе все занавеси задвигает, подглядеть не дает, да и шут с ним, лишь бы деньги дал, да побольше, и конечно в долг, вот пенсию выдадут — рассчитаемся.

— Ты что это деньги налево-направо раздаешь, да в таком количестве! — возмущается его поведением Пата Бозаева. — Тут бандюги узнают, что копейка есть, — глазом не моргнут, все что угодно сделают, своруют. А ты один-одинешенек... хоть бы женился... а может, в тех краях уже завел кого?