Учитель из Меджибожа

Эшелон тронулся.

Старшина с трудом пробрался в тамбур. Махая рукой, он громко кричал:

— Прощайте, старший лейтенант! Желаю успеха! А если в самом деле дойдет до свадьбы, не забудьте пригласить!.. Со своей старушкой непременно приеду… Мой адресок у вас записан… Черкните на всякий случай. Счастливо вам, счастливо!

До отказа переполненный военными и штатскими состав прогромыхал на развилке. Алик со своими земляками стоял на опустевшем перроне, махал пилоткой вслед бегущим вагонам, что-то кричал. Но его голос тонул в шуме набиравшего скорость поезда.

А ребята все махали руками веселому спутнику, а из крайнего оконца еще долго виднелись лысая голова старшины и его длинные усы.

Илья еще немного постоял у края перрона, провожая добрым взглядом убегающий эшелон. А когда он скрылся вдали за поворотом, сказал:

— Чудесные ребята эти фронтовики!.. Знаете, говорят, люди на войне ожесточаются, становятся злыми. Но, ей-богу, это неправда… Какая-то особая добрая черта у наших. Задушевные люди! Видали какие! Уже и на воинов не похожи.

— Да, людям больше по душе мир, чем война, — вставил задумчивый Сендер. — Наши любят жить, трудиться, а не убивать и не умирать… Ничего, скоро сбросим с себя это военное обмундирование и оденемся по-мирному…

— Оно, конечно, так, — проговорил Алик. — Но то, что пережили все наши люди, еще на многие годы останется в памяти… Эти страшные раны, наверное, никогда не заживут…

— Что ты с ним споришь, Алик, — вставил один из земляков. — Не забудь, наш Сендер — знаменитейший в городе портной, а не какой-нибудь полководец. Ему нужно скорее садиться за швейную машину, мастерить фасонные костюмы, гражданскую одежду. Он истосковался по мирной работе…

Сендер рассмеялся:

— Что ж, не скрою… Это, конечно, правда… Но сегодня меня никакая работа и никакая политика не интересуют. Там в баклажке еще осталось горючее… Были времена, когда мы бросали бутылки с горючей смесью под фашистские танки. Сегодня надо все мое горючее допить до конца. Такой повод у нас! Так давайте же, земляки, шире шаг! Моя старуха нас уже, видать, заждалась!

— Да, да, надо спешить!.. — вставила девушка, которая все еще краснела и не могла прийти в себя от острот в адрес ее и Алика.

Месяц промчался подобно сладкому сну.

За это время Илья почувствовал себя как в родном доме. Все дружно взялись приводить в порядок жилище: чистили полы, покрывали известкой стены, мыли окна, скребли двери. В самом деле, сколько можно жить в таком запустении?

Больше всех старались солдаты — Сендер и Алик. Где-то достали доски, инструмент, сколотили стол и табуретки, соорудили шкафчик, чтобы вещи не валялись где попало. Заменили на крыльце ступеньки, которые совсем прогнили. Мать и дочь пошили для окон занавески из марли, смастерили из лоскутков дорожки. Работали не покладая рук. Со стороны могло казаться, что здесь готовятся к какому-то большому торжеству.

Так оно и случилось. В эти дни Алик и Рита пришли к родителям просить благословения на брак. Отец и мать были счастливы. Они давно это предвидели. Горестно стало только оттого, что не дожили до этого дня мать Алика, сестры. Но что поделаешь.

Обидно, что нет возможности устроить настоящую свадьбу, как этого заслуживали молодые. О каком торжестве могла идти речь, когда все были раздеты, разуты и не нашлось даже материала, чтобы сшить невесте свадебное платье. Но пришли к заключению, что не в этом счастье.

И все же отец решил: раз выжили в такое тяжкое время, стоит постараться кой-какую свадьбу устроить. Надо пригласить прежде всего земляков, родичей, знакомых. Это ведь первая свадьба после войны. И если на то пошло, она должна напомнить хоть в какой-то мере былые празднества — с музыкой, танцами.

И в тот самый день, когда молодые зарегистрировались, в дом портного собрались все меджибожчане, которые находились уже в городе или поблизости, ближайшие соседи. Нашелся человек с аккордеоном, другой — со скрипкой, третий — с барабаном. Чем не оркестр?!

Шикарного торжества, правда, не получилось. Но все же достали немного водки и вина, кое-какие продукты. С помощью подруг состряпали ужин, спекли пирог, который оказался на славу. У кого-то одолжили свадебное платье, нарядили невесту как в добрые мирные времена. Рита была необыкновенно хороша и мила. Кто-то принес жениху старенький пиджак и белую рубашку с галстуком, а брюки пригодились свои, казенное галифе, и сапоги на нем были добротные. Словом, чем не настоящий жених?

Гости сидели на наскоро сколоченных из нетесаных досок скамейках; из снятых с петель дверей соорудили длинный стол. Накрыли его плащ-палатками, которые Сендер и Алик привезли с войны.

После первых тостов, когда люди немного оживились, заиграл наскоро созданный оркестр. Но что-то долго никто не выходил танцевать. Вместо улыбок на глазах у людей видны были слезы. Но вскоре пришла и радость. В самой деле, есть от чего радоваться. Первая свадьба за четыре тяжких года войны!

И скоро вышли люди из-за стола. Смешались задорный «фрейлэхс» и горестный плач женщин, головокружительная мазурка и горькие воспоминания о прошлых торжествах.

Это была необычная свадьба, куда почти все гости — молодые мужчины пришли в военной одежде, еще пропитанной запахом пороха, дальних дорог, землянок и госпиталей. На гимнастерках и на кителях вчерашних воинов сверкали боевые ордена и медали, желтые и красные нашивки ранений.

Многие пришедшие на это торжество носили те самые мундиры, в которых воевали под Сталинградом и на Курской дуге, на Висле и Одере, в Берлине!..

Было весело и все же тяжело на душе.

Кто-то из присутствовавших простуженным голосом затянул старинную народную песню:

Свадьбу мы играли в казарме… Ротный дядька тоже был при сем. Ударом в спину он меня поздравил: — Царю служи, братишка, орлом!..

Песню немногие подхватили. Не до них все же, и не до танцев… У каждого на душе еще лежал тяжелый камень.

Люди восхищенно смотрели на милых молодоженов, качали головами, считая, что они, конечно, заслужили более веселой и богатой свадьбы… Да что поделаешь.

Должно быть, еще долго-долго так будет на свадьбах, на всех торжествах. Ибо память людей — не дырявая бочка. Горечь не проходит быстро, раны заживают медленно…

В ГОСТЯХ У САМСОНА МУДРОГО

У него было вполне благозвучное имя — Самсон. Но в Меджибоже его называли не иначе, как Самсон-бекер — Самсон Мудрый… По какой, спросите, причине? Очень простой!