Учитель. Назад в СССР 3

Картина Репина «Не ждали» — именно такое выражение появилось на лице десятиклассника, когда он обнаружил мое присутствие. За моей спиной зашуршали ветки, следом раздалось испуганное:

— Ой, мамочки.

'Кого там еще принесло? — подумал я, оборачиваясь. — Кто бы сомневался, — усмехнулся про себя, обнаружив позади себя Лену Верещагину со свертком в руках.

— Здрасте, Егор Александрович, — отчего-то шепотом произнесла девушка.

— Виделись уже, Верещагина. Просил же, не мешать, — немного грубовато ответил я.

Девчонка покраснела, потупила было глаза, но тут же упрямо вздернула точеный носик и с вызовом на меня посмотрела.

«Влюбленная женщина страшнее голодной акулы», — прозвучал в голове голос, старого прапорщика слыл он знатным ловеласом в части, хотя с виду и не красавец. «С лица, оно, ребята, воду не пить, — твердил нам прапорщик, подкручивая густые усы, чуть желтоватые от табака. — Женщине, опять же, ей внимание надобно, опять же и уважение. Гусарский наскок, оно, конечно, хорошо, но торопиться не надо. Да!»

— Лена, нам с Владимиром нужно поговорить. Наедине, — мягко произнес я.

— Я только пирожки отдам и тут же уйду, — упрямо выпалила Верещагина, но с места не сдвинулась. Да и на меня не смотрела, только на Свирюгина.

— Ты зачем пришла? Здрасте, — выдал нам двоим Владимир, полностью выбравшись из шалаша.

— Егор, я тебе еды принесла… и вот… тетя Сима рубашку свежую передала… и штаны… — залепетала Лена, сразу растеряв свой воинственный пыл.

— Сказал же, нечего не надо, — буркнул Свирюгин, хмуро поглядывая на нас исподлобья.

— Но ты же совсем вчера ничего не кушал! — воскликнула девушка. — Я вот тут оставлю, ладно? Тетя Сима сказала, домой возвращайся. Она с дядей Васей поговорила, успокоила… Домой тебя ждут… — тихо прошептала Лена, заступила вперед меня, осторожно положила на траву внушительный свёрток, развернулась и пошла обратно к речке, понурив голову.

— Девочку жалко, — негромко произнес я.

— Сама виновата, — процедил Свирюгин, зыркнул в сторону Верещагиной, ноне окликнул. Вместо этого вернулся к шалашу, опустился на колени, наполовину залез внутрь, пошарил рукой, вытащил бутылку и жадно припал к горлышку.

Я было раскрыл рот, чтобы возмутиться наглостью десятиклассника, мол, на глазах учителя распивать спиртные напитки, но вовремя сообразил, что в бутылке молоко.

Утолив жажду, заодно сняв похмельный синдром, Свирюгин утерся рукавом, подумал, покосился на меня, но, окончательно плюнув на вежливость и правила приличия, в одни н присест прикончил напиток. После чего вытер губы на этот раз ладонью, сунул пустую тару в шалаш и поднялся.

— Есть будешь? — поинтересовался я.

— Нет, спасибо, — отказался угрюмый пацан, но желудок такого самопожертвования не оценил, предательски громко забурчал.

— Похоже, врешь, — констатировал я. — Держи, пироги от Степаниды Михайловны, вкусные. Кажется, с яйцом и луком.

— Спасибо, не хочу, — по лицо парню прошла судорога.

— А я вот, пожалуй, съем пару штук. С утра не ел, да и с обедом как-то не задалось, ученик с уроков сбежал, — высказался я, оглядываясь в поисках места, куда можно присесть. — А хорошо вы здесь устроились, — одобрительно кивнул, обнаружив в паре шагов от шалаша удобное широкое бревнышко.

Лежало оно аккурат перед старым костровищем.

— И часто вы ту обитаете?

— Когда надо, тогда и обитаем чего вы пришли… Чего вам надо… Егор Александрович? Разговоры умные разговаривать? Хватит, наговорился уже. Не надо мне разговоров. Я уже все решил. Наразговаривался на всю жизнь, во, — Свирюгин рассерженно чиркнул себя большим пальцем по шее.

— Да ты, садись, садись, — проигнорировав выпад мальчишки, настойчиво предложил я. — В ногах правды нет.

— Ага, а в жо… в зад… там ее тоже нет, — спотыкаясь на словах, ответил Владимир.

«Похоже, хотел нагрубить, да не получилось. Жизненные принципы пока не растерял, и то хлеб», — довольно подумал я.

— Присаживайся, поедим, тишину послушаем, а дальше посмотрим. Захочешь –поговорим. Не захочешь — меня послушаешь.

— Учить будете? — буркнул Свирюгин.

— Обязательно, — подтвердил я. — Учить я тебя, Володя, на уроках географии обязательно буду, — добродушно улыбнулся опешившему парню, разворачивая сверток. — М-м-м… точно, с яйцом и луком. Давай, налетай, — снова предложил, пристраивая развёрнутую газетку с пирожками на широкое бревно.

— Спасибо, не хочется, — буркнул Свирюгин, стоя на месте и не понимая, что ему делать дальше.

Вроде бы меня послать хочется, а не пошлешь: учитель, как-никак. А пирожок съесть пацанская гордость не позволяет, вроде как позиции тогда сдаст. А кушать-то хочется, вон как кадык ходит, пустую слюну гоняя по сухой глотке.

— Да, ешь, говорю. На голодный желудок дела не делаются, — жестко приказал я.

Мальчишка дернулся, раскрыл было рот, чтобы огрызнуться, но голод не тетка, позволил покочевряжиться и доломал сопротивление.

— Спасибо, — буркнул Володя, цапнул первый попавшийся пирожок и впился в выпечку зубами.

— Хорошо-то как, — протянул я, запрокинул голову, прикрыл глаза, подставляя лицо последним теплым солнечным лучам, едва пробивающимся сквозь густые заросли листьев. Листва, еще недавно изумрудная, уже успела испачкаться в красках осени. Осень пока робко примеряла свои одежды, но совсем скоро наберется смелости и сменит наряд.

— Ты бери еще, не стесняйся, — не открывая глаз, посоветовал Свирюгину. — Посмотри заодно, что тебе мамка передала. Пропадет ведь, жалко. Мама заботилась, старалась…

Предложение я не закончил, оставил выбор за парнем. Через минуту услышала, как Володя поднялся с бревна, подошел к свертку, оставленному Верещагиной, зашуршал бумагой. Затем, если судить по звукам, десятиклассник стянул рубашку и теперь натягивал чистую одежду. Я ждал, когда Свирюгин вернется на место. И дождался.

— Угощайтесь, Егор Александрович, — бесцветным голосом через силу выдавил из себя Владимир.

Я открыл глаза, глянул на предложенное. На бревне появилась еще одна развернутая газетка с пирожками.