Учитель. Назад в СССР 4

— Ага, верю, — хмыкнул я, начиная раздражаться. — Можешь заканчивать цирк с конями, сегодня переночуешь у меня.

Глаза Бариновой обрадованно вспыхнули, губы дрогнули в улыбке.

— Рано радуешься.

— Так это, Ляксандрыч, ты чего? — удивился Митрич. 0 Говорю же, моя бабка рада будет. Да и постелю мы хорошую выделим. Опять жеж перина мягкая, подушка на гусячьем пуху. Все как у людей, ты не сомневайся, сынок. Приютим твою зазнобу, — заверил дядь Вася.

— Не зазноба она мне, дядь Вась. А за беспокойство спасибо, Василий Дмитриевич. Только боюсь, намаетесь вы с капризной столичной штучкой, — ухмыльнулся я, наблюдая за тем, как меняется лицо Елизаветы.

Поначалу, когда Митрич запел песню о ночевке в его оме, Баринова аж скривилась и раскрыла рот, чтобы продолжить концерт. Но тут я отказался и довольная потерпевшая расслабленно откинулась на подушку, удовлетворенно прикрыв ресницы.

— Остаешься до завтра. Утром провожу тебя на автовокзал, посажу на автобус и чтобы больше я тебя в своей жизни не наблюдал. Ясно?

Очень хотелось в душ и спать, даже есть уже не хотелось, настолько меня утомило присутствие незваной гостьи. Черт и выспаться завтра не получится, надо д ухода в мастерские выпроводить Баринову из села, чтобы точно не вернулась под предлогом опоздания на автобус.

— Егор, пожалуйста, давай поговорим, — взмолилась Лизавета, приподнявшись на локтях.

— Обязательно поговорим, — согласился я.

— Только, пожалуйста, пускай он уйдёт, — пролепетала Баринова, ткнув наманикюренным пальчиком в сторону Митрича, который уже разместился на стуле возле окна, ожидая продолжения спектакля.

— Так я чего, я и пойду тогда, — расстроенно засуетился дядь Вася. — Раз у вас тут всё сладилось, — Василий Дмитриевич хитро мне подмигнул

Я не стал его разубеждать, все равно на селе каждый придумает свою историю и поделится с соседом.

— Ну, до завтрева тогда, Ляксандрыч, значит, не забудь, в обед в мастерских.

— Не забуду, дядь Вася, не забуду.

Я поднялся с кровати, Лиза потянулась за мной, но заметив мой недовольный взгляд, снова откинулась на подушку и замерла, старательно изображая измученную болью дамочку.

Кинул короткий взгляд на Лизавету и приказал:

— Лежи на месте, сейчас вернусь.

— Егор, ты куда? — всполошилась Баринова.

Я проигнорировал вопрос и вышел вслед за Митричем в сенцы. Дядь Вася удивлённо оглянулся на меня на пороге.

— Ты чего это, Ляксандрыч, у тебя же там гостья больная лежит. Страдает жеж, — хмыкнул Митрич.

— Пойдем-ка, дядь Вася, я тебя до калитки доведу.

— Ну, пойдем, чего жеж не пойти-то, — кивнул дядь Вася.

— Ну, рассказывай, Ляксандрыч, — обстоятельно проговорил Василий Дмитриевич, как только мы остановились возле калитки. — Об чем поговорить хотел? — поинтересовался дядь Вася, раскуривая свою папироску.

— Да так, покурить решил, подышать воздухом перед сном. Дома душновато, — отбрехался я.

— Ну да, ну да, — согласно покивал Митрич, чиркая спичкой. — Эк тебя угораздило. Чего делать-то будешь?

— До утра потерплю, а завтра домой отправлю. Я бы и сейчас сбагрил куда подальше, да ночь на дворе. А к вам правда не хочу, поверьте, достанет она вас до утра своими капризами, — повторил, видя что Митрич снова хочет предложить свои услуги по ночевке. — Честно говоря, Василий Дмитриевич, если бы не нога, выгнал бы сразу.

— Ох, Ляксандрыч, хороший ты парень, но молодой еще, — хмыкнул Митрич. — Неужто взаправду веришь про ногу-то?

— Да нет конечно, видно же, придуривается. Но девчонка же, в ночь не выгоню, местность чужая. Пускай ее думает, что все получилось. Послушаю, что скажет, и на автобус.

— А ну как остаться решит? — прищурился дядь Вася, буравя меня хитрым взглядом. — Не зря жеж примчалась на край света с Москвы-то. Осознала да поняла какого парня потеряла-то. А?

— Нет уж, мне и даром такого счастья не нать, и за деньги тоже не возьму, — открестился я от нарисованной перспективы.

— Сомневаешься — это хорошо, — покивал дядь Вася. — Токмо вот для семьи плохо, ежели сомневаешься. А нога-то да, никак ушибленной-то не выглядит. Оно ж когда ногу-то подвернёшься, синяк на полноги-то, опухоль всяческая. А тут ножка гладенькая, тоненькая… Врет невеста твоя, точно тебе говорю, Ляксандрыч.

— Так и я о чем, — согласился с Митричем. — Придуривается, но доказать-то не могу. Обратно пойду посмотрю в окошко, что да как, а наутро у меня план имеется, если невестушка бывшая продолжит театральное представление.

— Чего? — переспросил дядь Вася.

— Если врать продолжит и по доброй воле на автобус не пойдет, у мен план запасной уже имеется, — усмехнулся я.

— А то может, оставишь? — хитро улыбнулся Митрич. — Ну а чего? Проверочку ей устроим, поглядим, как она в сельском быту-то определиться. Глядишь, и выйдет из девки-то хорошая жена. Опять жеж, откормим на наших-то харчах. Уж больно она у тебя, Ляксандрыч, тонкая да звонка. А ну как рожать? Поломается, покудова носить дитя-то будет.

— Василь Дмитриевич! Какие дети? Домой, в столицу! Пусть там и рожает! — отказался я. — Я, дядь Вася, с такими людьми, как Елизавета, в разведку не пойду, в одном поле… Ох, извини, дядь Вася. В общем, в одном поле рядом не сяду.

— Эх ты, молодо, зелено, — посокрушался Митрич. — Ну, ежели так, то одна дорога девке-то — домой. Не приживется она у нас с таким-то характером и нутром. Ты гляди, ежели чего, прибегай. Приютим твою-то на ночь.

— Вот это отдельное спасибо, Василь Дмитрич. Но к утру я гостью дорогую незваную постараюсь вылечить.

— Так она чего, взаправду из самой столицы за тобой прикатила? — уточнил дядь Вася. — Так может.

— Нет, Василий Дмитриевич, не начинай сначала. Нет никакой любви промеж нами. Выгоду какую-то углядела для себя, понять бы еще какую. Но думаю, сегодня выясню. Похоже уговаривать будет в Москву вернуться, на должность престижную пойти.

— А вот любопытно мне, Егор Ляксандрыч, а чегой-то ты от должности-то хорошей отказался, — внезапно поинтересовался Митрич. — В столице-то работать да и жить поди полегче. Там у вас, небось, и газ есть, и вода, и всякие прочие удобства в самом дому, а то и в квартире имеются. А у нас тут ничего нету, вон и туалет на улице. Летом-то ладно, а вот зимой… — усмехнулся дядь Вася, пристально меня рассматривая. — Опять-таки, печку зимой топить, да и теплее у вас в Москве-то, небось, не то, что у нас.

— Да скучно мне там, дядя Вася, — улыбнулся я.

— Это как так? — опешил Митрич. — Театры эти самые, музей… оно ж все в Москве-то, а ты говоришь — скучно.

— А как по-другому? За меня родители всю жизнь расписали, распланировали: на ком жениться, где работать, как карьеру делать. А мне оно, знаешь, своего хочется, настоящего, чтобы не потому, что отец у меня при должностях и званиях, или матушка важная чиновница. А потому что вот он я, Егор Зверев, сам из себя чего-то представляю, самостоятельно всего в жизни добился, чего-то достиг. Потому и уехал из столицы. Решил, так сказать, начать жизнь с чистого листа.