Удар током

– Я тебе вскользь говорил, что причастен к программе лаборатории исследований будущего, а если проще, то коллектив, в котором я работаю, занимается созданием экспериментальной установки по перемещению в пространстве.

– Машиной времени, что-ли?

– Да не ори ты! Да, это государственная программа, естественно закрытая. Я там ведущий сотрудник, а КГБ курирует и направляет эксперименты. Москва занимается проблемами попаданцев и загадочными исчезновениями. Смежное подразделение аккумулирует материал, анализирует и отправляет наверх, информация берётся в расчёт при определении политических и экономических программ на ближайшее будущее. Но над самим проектом трудимся только мы, здесь в Ленинграде. Я рассказываю об этом потому, что собираюсь подтянуть тебя к нашим разработкам и будущим испытаниям. Сейчас уже есть результаты по перемещению живых объектов, но конечная цель, как ты догадываешься - испытания с участием человека.

– И этот человек я? Правильно понял тебя, Витя? Что-то вроде сталкера по временным вояжам.

– Именно! Нам нужен испытатель, причём такой особенный как ты, уже прошедший скачок во времени, обладающий знаниями из будущего, большим жизненным опытом, способностью адаптироваться к новым условиям. Я знаю что, года через два-три нам придётся набирать добровольцев. Но к первым испытаниям, я собираюсь предложить твою кандидатуру. Надеюсь никто не станет возражать, если не возникнет ограничений по медицинской части. Сталкер, это что ли определение путешественника?

– Пожалуй, скорей исследователь заброшенных мест. В будущем даже фильм такой снимут, а ещё позже создадут компьютерную программу для астрологических вычислений. Значит, такие опыты не за горами? Я-то думал, что ты просто сотрудник, шпионов ловишь и диссидентов, ну и к попаданцам имеешь отношение постольку поскольку, но вот учёный-чекист, на мой взгляд, нонсенс. А так я согласен рискнуть во благо отечества.

Соболев задумался, допил кофе, вытер губы бумажным квадратиком и неожиданно спросил:

– Слушай, а вашем будущем пышки такие же вкусные или про них забыли?

– Остались, как символ эпохи. Самая приличная пышечная сохранилась на Желябова, в девяностых улице вернули историческое название Большая Конюшенная, я там был последний раз летом пятнадцатого. Цена за пышку двенадцать рублей, а кофе со сгущёнкой - четвертной. Тут ведь главное - качество, это сейчас тесто для пышки из муки высшего сорта, яйца, масло, а в будущем сплошные подмены: яичный порошок, маргарин, консерванты, мука первосортная. Давай не будем о грустном. Так когда представишь коллективу?

Соболев посмотрел на разбитые костяшки пальцев Петрушевского, улыбнулся и заметил:

– Пока рановато, ведёшь себя плохо. Кстати, дежурный сослался на показания дружинников о необычном способе рукопашного боя. Что это было?

– Карате, смотрел фильм “Гений дзюдо”? Что-то подобное там японцы демонстрируют, а меня в армии поднатаскал один самоучка.

10. Реконструкция

Осенью 1969 года Соболева вызвали в Большой дом. Каждый раз, проходя по коридорам и здороваясь с редкими знакомыми, старший лейтенант гадал чем озадачит на этот раз начальник подразделения. Николай Трофимович Серебряков, как всегда гладко выбритый и благоухающий импортным парфюмом, пригласил к столу, подвинул подчинённому папку.

– Читай, Виктор, это протоколы бесед с тем самым спортсменом и композитором, которого обозначил твой источник. Презабавный вундеркинд, ведёт себя вызывающе, грозится связями в Политбюро. Сперва всё отрицал, но московские коллеги вывели из “забытья” и понудили к правде. Читай, читай.

Пока Соболев знакомился с показаниями знаменитого нападающего и не менее талантливого композитора-песенника, Полковник заварил чай, достал вазочку с конфетами и печеньем. Прихлёбывая настоящий индийский чай, молодой сотрудник поражался плодовитости Егора Мальцева - молодой человек не в меру тщеславен, честолюбив, необычайно энергичен и плодотворен. Комсомолец, лидер московского “Динамо”, композитор, поэт, прекрасный семьянин, идеальный образец для подражания. Моральный кодекс строителя коммунизма словно с него списан. Ещё в декабре прошлого года Соболев передал рапорт и донесение Петрушевского полковнику. Серебряков тогда только хмыкнул, затем отправил документы в Москву - пусть сами разбираются со своими попаданцами. Огромный механизм всевластного КГБ провернулся и спустя почти десять месяцев спецкурьер привёз из канцелярии Лубянки эту папку. Со слов Мальцева, он посылал подмётные письма членам ЦК, имел выход на Шелепина, общался с Сусловым, ранее с Хрущёвым, а нынче с рядом партийных функционеров, тесно контактирует с деятелями культуры вплоть до Фурцевой. Водит знакомства в среде известных артистов и композиторов, таких как Кобзон, Магомаев, Блантер, недавно скончавшийся певец Марк Бернес и другими. Соболев отложил папку.

– Однако, парень не промах, не в пример моему тихоне. Получается, что Мальцев вроде иностранного агента со своей идеологией будущей России, огромными знаниями и непомерными амбициями. Если верить показаниям, то крутится в нашей среде уже шесть лет!

Соболев задумался, ведь не ровен час московский гость разнесёт на высоком уровне опасную информацию, а это пострашнее плагиата. Словно прочитав его мысли, Серебряков вслух продолжил цепочку рассуждений:

– Подмётные письма и знакомства в высоких эшелонах власти чреваты последствиями. Нельзя допустить, чтобы “туристы” пробовали влиять на историю страны. Это хорошо, что о нашей программе знают на самом верху и правильно среагируют на взрывоопасную информацию. Звонил общий знакомый, - полковник выразительно посмотрел наверх и приложил палец к условному погону на плече, - хотел вызвать в Москву, но у нас аврал: реконструкция лаборатории. Начальство согласилось со мной, генерал обещал прислать куратора у которого много вопросов к нам. Но я эти вопросы легко просчитал, зря что ли считаюсь одним из лучших аналитиков.

Серебряков плеснул себе чай и самодовольно покосился на старшего лейтенанта. Тот смотрел в окно. Сквозь массивные старые рамы тридцатых годов, проникали звуки большого города: лязг трамваев, шуршание шин и гудки автомобилей. Ленинград жил своей жизнью.

– Так вот, Москва будет интересоваться результатами работы ОЛИБ. Скорей всего, Мальцева попробуют прижать за язык, но он уже натворил слишком много, стал публичной фигурой, его знают болельщики и любители эстрады… И стоит задача отправить его в своё время, там пусть треплется сколько угодно. Но, как я понимаю, - Серебряков выразительно посмотрел на подчинённого, - наша наука пока не готова к экспериментам над человеком. Оттого к Мальцеву предпримут стандартные методы нейтрализации. У этого “героя” слишком высокий потенциал, а следовательно уровень опасности для государства.

Соболев оторвался от чая и настороженно бросил взгляд на начальника. Услышанное прозвучало как-то уж очень жёстко, полковник ему доверяет, вот и делится вещами, естественными в среде спецслужб, но режущими слух в повседневных отношениях. Морально-этические принципы зиждятся не на милосердии, а целесообразности. В принципе, он согласен с начальством. Досье поведало о многом, неужели талантливый выскочка Егор Мальцев, не допускал последствия своей откровенности. Соболев вздохнул:

– Я с вами согласен, Николай Трофимович, мы действительно не можем запустить установку сейчас. К декабрю планируется полностью закончить монтаж приборов. Сейчас всё зависит от строителей, монтажников и наладчиков. Пока все сотрудники в отпуске, кроме Дооса и меня. В следующем году по программе исследований, можем подойти к опытам с человеком. По нашим прикидкам потенциал “машины времени” подведём для испытаний с добровольцами. Но в первую очередь хочу “забросить” своего Петрушевского. Я вам уже докладывал.

– Да, помню. Ну что ж, на том и порешим. Если понадобится вызову для доклада куратору. Свободен. Ты сейчас куда?

– В ОЛИБ на улицу Курчатова. С начальником лаборатории колдуем над расчётами, да контролируем ход работ. Спасибо за новых сотрудников, видел в штатном расписании, но ещё не знакомился. До свидания.

Офицеры пожали друг другу руки. Спускаясь по лестнице, Соболев вдруг осознал, что дамоклов меч государственной безопасности может быть занесён над любым попаданцем, в том числе и над его агентом. Хороший парень, обязан ему жизнью, но кусач и сам себе на уме. Факт его существования и подобных уникумов, по определению, опасен для власть имущих. Исключительные личности в первую очередь предмет анализа спецслужб, где доминирует целесообразность и риски для Системы, а лишь затем - исследования учёных. Если я знаю будущее, рассуждал Соболев, то могу в любой момент что-то поменять в своём существовании, повлиять на других, что-то переделать, публично высказать свою точку зрения или как, Мальцев, использовать свои знания для успешной и безбедной карьеры. Но ведь я стою на пороге мирового открытия, и что мне тогда эти попаданцы? Я, Соболев Виктор Сергеевич, значительно сильнее и выше всех этих начальников и партийных функционеров, а путешественники во времени его марионетки! Эти рассуждения его испугали, но отогнать подобные мысли он уже не в силах. Спрятал неожиданные умозаключения подальше, главное сейчас, это создать прототип, а там видно будет.

В кабинете, заведующий ОЛИБ пил кефир и закусывал его ломтём городского батона с маслом - стандартный пищевой рацион учёного и администратора мелкого уровня.

– Добрый день, Генрих Иванович!

– Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Ну, что там начальство, как Николай Трофимович?

– Всё как обычно: у них дела, у нас делишки. А а у вас?

– Колдую над третьим контуром, есть интересные идеи. Посмотрите?

Учёные склонились над чертежами и принялись живо обсуждать технические составляющие огромного проекта. Им не мешал шум в главном помещении, где рабочие готовили цементную стяжку под основание будущей экспериментальной установки, удары отбойного молотка, прорубавшего штробы в дореволюционной кирпичной кладке под кабели, не замечали грязь и пыль в подсобных помещениях, составленные в кабинете столы и стулья, мешки с мелом и банки с краской для будущей отделки помещений. Иногда заглядывал прораб и быстро решал вопросы с начальником лаборатории. Всё приборы и оборудование снесено в другие помещения, в конце месяца должны подвезти контейнеры с новой аппаратурой. Часа через два, оба выдохлись и собрались уходить. Доос убрал документы в сейф и аккуратно, чтобы не испачкаться, стал пробираться к выходу. Соболев последовал за ним, на ходу доставая носовой платок.