Удар током

Серебряков незаметно усмехнулся: вон как чешет этот Агеев служебными штампами, ему не до всяких попаданцев, шпионов бы ловить, да сажать - чекист! Помочь - поможем, но и в наши дела не лезь, сами разберёмся. Ответил:

– Другими словами, вы предлагаете предупредить агента, а в случае вербовки подыграть на их стороне. Но наш человек, при многих особых качествах, всё-таки не профессионал.

– Я не знаю, что вы называете особыми качествами, но если срастётся, подведём с его помощью к задержанию при передаче компромата. Попробуйте договориться с информатором, объясните ситуацию. Главное, правдиво сыграть, если начнут склонять к сотрудничеству. Давайте договариваться, со своим начальством этот вопрос согласую.

Офицер достал из папки документы, стали обсуждать легенду, маршруты слежки, страховочные мероприятия и прочие меры контригры.

Вечером Соболев встречался на конспиративной квартире с источником. Петрушевский внимательно слушал куратора, примеряя, возникшую ситуацию, на знания, почерпнутые из отечественных и импортных шпионских кинолент будущего. “Вот и впрягли тебя, Петрушевский, в роль разведчика, оно тебе надо? Может намекнуть Матти, если он и в правду из спецслужб, ещё лучше намеренно проколоться, чтобы отвалил по быстрому. Найду других поставщиков, все хотят заработать. Но тут же представил как Матти, на первом же допросе, разливается соловьём, что предупреждён Дэймоном”. Соболев тем временем сердито выговаривал:

– Какого ляда ты вообще лез в фарцовку, денег не хватает? Сперва драка, теперь спекуляция, я тебе не нянька! Ладно, раз уж вляпался, читай задание и распишись.
– протянул стандартный лист бумаги и ручку, - Гордись, теперь фарцовку курируют два структурных подразделения, наше и ПГУ.

– Виктор Сергеевич, зато работа по профилю Конторы и я готов подыграть. Столько инфы из будущего помню. Все ходы наперёд знаю.

– Инфа, в смысле информация? Ну-ка расскажи, что помнишь. Самому интересно.

Петрушевский начал коротко пересказывать культовый сериал “Семнадцать мгновений весны”, затем эпизоды из поздней “бондианы”. Красочные и захватывающие истории воспринимались Соболевым с детской непосредственностью дилетанта и одновременно с определённой долей недоверия профессионала.

– И что действительно был такой полковник Исаев?

– Прообраз точно был, об этом сам Юлиан Семёнов говорил, у Джеймса Бонда, тоже имелся - Сидней Рейли, но в отличие от умного и серьёзного Штирлица, агент 007 - везунчик и ловелас. Будет возможность почитай Яна Флеминга, не уверен, что есть переводы на русском, но со словарём одолеешь.

Силлонен, словно ждал новых контактов под бдительным оком спецслужб. Позвонил на следующий день. Встретились на старом месте, перед гостиницей “Выборгская”. Ни Петрушевский, ни тем более гражданин Финляндии, не знали, что в доме из серого кирпича напротив, районное КГБ давно снимало квартиру для конспиративных встреч и наблюдения за гостиницей.

Сели на знакомую уже скамейку, переговорили о новой партии товара и цене. Петрушевский о валюте предусмотрительно не заикался, а когда Матти сам намекнул на эту тему, быстро осадил: “пока не нужно”. Никаких попыток завести разговор на отвлечённые темы, Матти, не начинал. Дмитрий об этом ещё раньше говорил куратору: “Дураки они что ли, три раза встречались и вперёд, типа, не желаете на нас работать? Но я его слегка подтолкну, посетую на непростую жизнь, железный занавес, отсутствие демократии и всё такое. Пусть сам думает”. На сегодня темы были исчерпаны, о передаче товара договорились на следующий день, вот там и можно закинуть крючок о политической несознательности и прозападных настроениях.

На конспиративной квартире, сотрудница опустила бинокль:

– У них всё, разошлись. Успел записать, лейтенант?

Молодой стажёр, весело ответил:

– Так точно, товарищ капитан. Распишитесь в протоколе. Может поучите меня читать по губам, угощу ужином в ресторане. На службе подобный навык очень пригодится?

Капитанша с высоты прожитых лет и былого опыта кратковременных служебных романов, оценивающе осмотрела напарника и бросила:

– Это как попросишь. Иди сюда…

Петрушевский же отправился в вечернюю школу. Из неотложных дел требовалось затариться к ноябрьским праздникам. С тех пор, как он совершил скачок, его внезапно объявившаяся инициативность и взрослая хватка в решении продуктово-хозяйственных вопросов, стала постоянной обязанностью. И надо сказать особые навыки его не подводили. Всё решали денежные вбросы нужным людям, в нужном месте. Проблемы дефицита стали решаться как по волшебству: вместо старого, выигранного в лотерею холодильника “Саратов”, на кухне красовался новенький “ЗИЛ-62”. В нём завелась колбаса твёрдого копчения, отборные куски мяса, яичная ливерная колбаса, банки “Сайры” и прочие малодоступные для широкого населения продукты. Все родные без исключения ахали и гордились деловитым наследником. Люди познавшие голод, тяготы и невзгоды военного прошлого, к еде относились трепетно, особенно бабушка, провёдшая в Ленинграде всю блокаду.

…Соболев в который раз чертыхался в кабинете Дооса, где на застеленном газетой рабочем столе стояла початая бутылка вина в купе с небрежно разложенной закуской, на полу сиротливо жались две пустые ёмкости замечательного алкогольного бестселлера “Массандра”, это не рыгаловка под названием “Агдам”, а благородный крепкий напиток. Соболев, через распределитель на маминой работе в Таврическом, привязался к любимому вину Григория Распутина.

– Генрих Иванович, мы так сопьёмся с тобой от безделья, - выговаривал Соболев, разливая остатки портвейна и доставая новую бутылку, - классика жанра: два русских интеллигента квасят на рабочем месте, за неимением оной. Два учёных должны, без устали плакаться начальству и подгонять работяг. Когда эта х…ня кончится?

– Виктор Сергеевич! Ну вы, право, разошлись не на шутку.

– Могу в кои веки нажраться в своём кругу, а не прокуренных кабинетах, где люди в погонах решают человеческие судьбы. Могу вслух выругаться по рабоче-крестьянски на весь этот бардак, - и видя протестующий жест заведующего лаборатории, увеличил громкость, - не возражайте, Генрих Иванович, мне можно! Мои тезисы не подлежат обсуждению. А давайте-ка вернёмся к вашей идее сместить пластины для получения отрицательной энергии в сферы при этом, поместив одну сферу в другую.

13. Движение в никуда

В канун нового 1971 года, лаборатория продолжила исследования в области природы времени и создания прототипа устройства для генерирования четвёртого измерения. Новаторские идеи Дооса, подхваченные Соболевым, давали свои плоды. После реконструкции, в испытательном блоке, смонтировали установку под размеры будущего “пилота-испытателя”. А пока в неведомые пространства отправлялись мыши и морские свинки, вечные жертвы дотошных учёных. Зверьки исправно исчезали, но возвращать их пока не получалось. Кандидат биологических наук Лидия Сергеевна Колыванова, ворчала и жаловалась на нехватку подопытных животных. Доос нервничал и заставлял Чистякова, переведённого, наконец, из лаборанта в научные сотрудники, прогонять на ЭВМ новые параметры заданий.

Спокойным, по крайней мере внешне, оставался Соболев. Тут сказалась занятость в Конторе и отдельные соображения, которые старший лейтенант держал при себе. На каком-то этапе деятельности во славу советской науки, Соболев вдруг осознал, что прятавшийся глубоко внутри эгоцентризм и толика тщеславия, проснулись. Мысли о собственной недооценённости, всё чаще посещали его. При этом не только как учёного, но и офицера государственной безопасности. В душе боролись прежние идеалы с новыми ощущениями мнимой ущербности. Подобная самооценка мешала в работе, Соболев гнал сомнения прочь, но это мало помогало, постепенно формируя в двадцатишестилетнем мужчине такие качества, как зависть и карьеризм. Для окружающих он оставался добросовестным исследователем и верным присяге офицером, исправно выполняющим свой долг перед наукой и Отечеством.

С некоторых пор, непосредственный начальник по научной части, Генрих Иванович Доос, стал вызывать раздражение своим независимым поведением, обликом актёра, одеждой с иголочки, благоухающего импортным одеколоном, своей тайной связью с Колывановой. “Чего я так взъелся на Геру?”, - спрашивал себя Соболев. И не находил ответа, пока не осенило - Доос на голову превосходил Виктора Сергеевича, как учёный, был на своём месте и невольно манипулировал подчинённым, хотя в общении был мягким и интеллигентным собеседником. Тут сказывался двадцатилетний возрастной разрыв и жизненный опыт, который Соболев явно не учитывал. От Серебрякова, узнал, что студент Доос во время войны не попал на фронт и был выслан в Казахстан из-за немецкий корней. Возможно, этот факт спас жизнь молодому учёному на фронте и невольно помог эвакуироваться семье из блокадного Ленинграда, но прописал страх перед системой и глубокую обиду.