Удержать 13-го

Я почувствовал, что меня укрыли, и потом — нежный поцелуй в лоб.

— Спи, милый.

— Отец, — пробормотал я, засыпая. — Ненавижу это слово.

3

ДЫШИ

ШАННОН

— Шан, ты меня слышишь?

Джоуи?

— Я здесь, рядом!

Я не вижу тебя.

Я почувствовала, как мою руку сжала другая рука.

— Только оставайся со мной, ладно?

Мне страшно.

— Пожалуйста, не бросай меня...

Я и не хочу.

— Мы почти приехали.

Приехали куда?

— Ты только дыши, ладно?

Не дай мне умереть здесь, Джоуи.

— Она дышит? Ифа... малышка, она дышит?

Пожалуйста...

— Не знаю, Джо... здесь столько крови...

Помоги мне!

— Только помоги ей... — (Всхлипывание.) — Ко всем херам! Заставь ее дышать!

Я не хочу умирать...

4

ОСОЗНАНИЕ И ЭФФЕКТ РАЗОРВАВШЕЙСЯ БОМБЫ

ДЖОННИ

Когда я проснулся в понедельник утром, голова была ясной, зато боль — безумной.

Но независимо от того, насколько сильной была боль, я знал, что жаловаться не стану. Потому что тогда они почти наверняка мне что-то вколют.

Обезболивающее в жидком виде, текущее по венам... нет, это плохая идея.

Серьезно, после операции я был почти не в себе, обдолбан в хлам, и все потому, что каждый раз, когда чертов доктор или медсестра заходили меня проверить, они считали необходимым нажать на чертову кнопку и вогнать еще больше безумия через иглу, воткнутую мне в руку.

Если верить целой команде врачей, с которыми я повидался рано утром, мне было лучше — если не считать дырок в теле после операции; в субботу я был слишком подавлен и несговорчив, я выдергивал иглы и пытался сбежать из больницы, так что безопаснее было держать меня под частичной седацией, чтобы я мог отдохнуть и поправиться.

Родители и Гибси все выходные приходили меня навещать, но я был не в себе, болтал ерунду, бредил, как слабоумный лунатик, кричал что-то об отце и мячах для регби.

Да, это было чертовски неловко.

И я радовался тому, что ничего не помнил.

Впервые за сорок восемь часов я чувствовал, что правда проснулся. Я поднялся и встал, не обращая внимания на стреляющую боль в бедрах, и потянулся к телефону на тумбочке. К счастью, у кого-то хватило ума поставить его на зарядку.

Не глядя на тарелку с едой на подносе на кровати, я поморгал, прогоняя сон, и стал пролистывать миллион пропущенных звонков и сообщений, полученных после того, как вечером в пятницу моя жизнь разлетелась в клочья.

Четыре пропущенных звонка и одно голосовое сообщение от тренера Деннехи.

Черт...

Я содрогнулся при мысли о том, что он должен был мне сказать.

Решив не быть мазохистом, я стал просматривать остальное.

Три сообщения от Фили. Пять звонков от Хьюи. Пара десятков сообщений от парней из колледжа. Еще миллион от ребят из школы. От моего психотерапевта. Звонок от Скотта Хогана, это приятель из Ройса. Еще несколько звонков от ребят из клуба в Баллилагине. Еще больше незнакомых номеров или тех, что я не счел нужным сохранить в контактах. Два от мистера Туми, директора Томмен-колледжа. Один от тренера Малкахи. Семь сообщений и двенадцать звонков от Беллы.

— Хренова Белла...

Разочарованный, я забил на голосовые и пролистал бесконечные сообщения, удаляя их по очереди, пока не остался пустой экран.

Ничего от Шаннон.

Ни одного коротенького сообщения.

Понятно, ведь у нее сейчас не было телефона, но у Джоуи был, и он знал мой номер.

Разозлившись, я пролистал свои контакты, нашел «Джоуи-хёрлингист» и нажал кнопку вызова. Злость нарастала с каждым гудком, но ответа не было. Когда включилась голосовая почта, мне показалось, что я взорвусь через две секунды.

Под кайфом или нет, но я знал, что звонил ему не меньше десятка раз за выходные — уж это-то я помнил, — и то, что мне не отвечали, меня не радовало.

— Джоуи! — Сжимая телефон куда сильнее необходимого, я изо всех сил старался говорить нейтральным тоном, хотя лопался от злости. — Мне нужно с ней поговорить.

Мне было плевать на то, как он это расценит. Мне вообще было теперь плевать на то, что кто-нибудь может подумать. Меня донимало дурное предчувствие в животе, и его не смогли рассеять все литры снотворного или других препаратов.

— Послушай... — Крепко зажмурившись, я попытался быть дипломатичным, но мне это не удалось. — Я знаю, что происходит какая-то хрень. — Держись, Джонни. — Пусть это звучит безумно, но я знаю. Я знаю, да. У меня это жуткое чувство... — Боже, да я точно не в себе. — Шаннон кое-что мне сказала, или мне почудилось, что она это сказала, но у меня это застряло в голове, и я не могу... послушай, я, вообще-то, не уверен, но мне надо с ней поговорить. Мне нужно разгрести кое-что, понимаешь? Так что, блин, просто ответь на мои звонки...

В ухе коротко пикнуло, и я понял, что истратил все время.

— Говнюк, — проворчал я и уронил телефон на колено — только для того, чтобы поморщиться от боли при соприкосновении.

Я осторожно взял телефон и снова положил на столик, а потом отодвинул простыню, приподнял больничную рубаху и впервые серьезно, ясным взглядом осмотрел свои раны.

«Хм... — Я склонил голову вбок, изучая себя. — Не так уж плохо».

Бедра и пах уродливо распухли и посинели, те места, до которых добрались хирурги, закрывали бинты, но три мои любимые части тела пребывали в целости, так сказать. Член был на месте, и яйца составляли ему компанию.

Хмурясь, я изучал себя, странным образом чувствуя, что подвергся насилию, потому что кто-то побрил мне пах без разрешения, но решил не слишком об этом думать. У меня была впечатляющая частичная эрекция (возможно, из-за эмоционального подъема оттого, что все обошлось благополучно), так что я воспринял это как победу.

Спасибо, Господи.

Снова прикрывшись, я облегченно вздохнул и придвинул к себе поднос с едой, чувствуя, как возвращается аппетит — вместе с желанием отомстить.