Уездная учительница магии

— Ого! — только и смогла выдавить я.

Мой новый дом отличался редкой несуразностью — и это еще мягко сказано. Он был сложен из серого кирпича, изрядно побитого непогодой. На стенах белели соляные разводы от дождя и расползались рыжие пятна мха. Над двускатной крышей торчала полуразвалившаяся труба.

Вокруг дома буйно росли сорняки: полынь, крапива, чертополох. Среди зарослей возвышалась будка сортира. Я живо представила, как бегу туда зимой, в непогоду, и поежилась.

Но больше всего поразило не запустение. Дом действительно оказался кривым. Или, точнее, косым. Левая часть дома уходила в землю локтя на два по сравнению с правой. Косыми были и проемы, рамы, и дверь.

Все выглядело так странно, что хотелось протереть глаза. Дом как будто выпал из другого измерения, где все шиворот-навыворот.

Однажды на студенческой вечеринке я перебрала пунша. Спьяну у меня кружилась голова, и казалось, что стены комнаты и мебель стремятся уползти вбок. От этого отчаянно тошнило. Вид Кривого дома вновь заставил меня испытать эти противные чувства.

Интересно, пол тоже наклонный? А как же мебель? Придется прибивать ножки гвоздями, чтобы кровать не укатилась вниз?

— Кто здесь жил раньше, знаешь?

Ланзо кивнул.

— Старая Мазена. Она за плату ухаживала за могилками, иногда обмывала покойников. Но потом люди перестали ее просить. Потому что она сплетничала с мертвыми.

— Это как?

— Она знала, как прошли их последние часы. Расспрашивала их. Покойники ей отвечали. Мазена потом разные гадости говорила их родственникам. Людям это не нравилось. У нас ведьм не любят. Потом Мазена отправилась в лес и ее забрал призрак Грабба. Мазену нашли на опушке через три дня, она ничего не помнила. Только мычала и все время спала. Так и умерла во сне. В ее доме никто не захотел селиться.

Нет, конечно, я не суеверная, но лучше бы Ланзо мне этого не рассказывал. А он все не умолкал.

— Потом два лета назад там недолго жил заезжий Штукарь. Тот покойников и призраков не боялся.

— Кто?

— Ну, фокусник. Иштван, что ли, по имени... Но все звали его Штукарь. Он раньше в цирке работал или на ярмарке. Он так говорил. А потом его выкинули с поезда на станции за какие-то дела. Вот он и решил тут пожить. Но ненадолго задержался. Штукарь всякие фокусы показывал за деньги, в карты играл в трактире с лесорубами. Выигрывал всегда, за это его не любили. Говорили, он магией промышлял. А потом он просто исчез. Дом опять оказался пустой. Только чемодан его и остался, ну, Штукаря. С разными колдовскими штуками. Чемодан сожгли, дом заперли. Говорят, Штукаря тоже забрал призрак Грабба.

Я покачала головой. Час от часу не легче. Отличная история у дома. Сначала безумная старуха — а может, и Одаренная с талантом некрогноста, человека, который умеет считывать остатки энергетической ауры покойных. Но задушевные беседы с мертвяками, конечно, преувеличение. На такое некрогносты неспособны. Потом тут побывал шулер-гастролер. Который пропал при невыясненных обстоятельствах. Теперь я буду тут жить. Одна. На окраине города. Возле погоста.

— Смотрите, госпожа Верден, вон кладбище. А дальше лес, где бродит призрак Грабба.

И верно: вдалеке виднелись оградки под поникшими ивами, а за ивовой рощей вставал темной стеной лес. Мрачный и темный, как грозовое облако, когда оно только показывается на горизонте.

Мою браваду как ветром сдуло. Впервые подумалось: может, послушаться совета Роберваля? Сесть на поезд и вернуться в столицу? Потребовать нового назначения? В цивилизованное место.

И тут, словно отвечая на мои мысли, вдалеке весело прокричал паровозный гудок.

— Это на лесовозной линии Роберваля, — пояснил Ланзо.

Я помотала головой, чтобы прогнать дурные чувства. Не надо далеко ехать за цивилизацией. Она тут, рядом. А остальное — видимость, выдумки! Тьфу на них.

— Давай войдем, — я решительно подошла к двери, достала ключ и начала возиться с замком.

* * *

Замок долго не поддавался. Наконец, дверь удалось открыть. На голову посыпались дохлые насекомые, а косяк надсадно застонал. Я шагнула внутрь. Было немного боязно.

Огляделась и вздохнула с облегчением. Пол в доме обычный, без уклона. Но перекошенные окна все равно вызывали оторопь. Теперь мне казалось, что не я пьяна, а дом; он основательно окосел и как будто только и мечтает завалиться набок.

Потопала по доскам. Доски протестующе скрипнули, но выдержали. Отлично; не прогнили. Первая хорошая новость.

Впрочем, она же последняя.

Известка на стенах местами отошла, местами отвалилась. На потолке и в углах темные пятна и плесень. Пахнет неважно: сыростью, землей.

Комната всего одна, но просторная. У стены железная койка, покрытая матрасом. Матрас выглядит на удивление хорошо. Из остальной мебели только деревянный стол, два табурета, рассохшийся шкаф. В углу чугунная печь-камин с одной конфоркой. У дверцы расплывшаяся куча сажи и мышиный скелетик. Рядом к стене прибито мутное зеркальце и жестяной рукомойник, под ними медный таз и ведро.

Что ж, здесь вполне можно жить. Если вы совсем в отчаянном положении. Но не стоит забывать — многие люди не имеют даже такого жилья.

— Рамы крепкие, — деловито сказал Ланзо, подходя к окну. Потом задрал голову: — Крыша протекает. Но заделать легко. Течь небольшая.

Он еще раз огляделся и с одобрением заметил:

— Тут здорово! Большой дом. И тепло будет. Надо все помыть. И высыпать в сортир ведро извести или золы. Но отец помогать не будет. Он сказал, его в этот дом и черти не затащат. Тут лес близко, он его боится.

— Твой отец очень суеверен?

Ланзо пожал плечами. Потом наклонил голову и поводил пальцем по пыльной поверхности стола, рисуя узоры.

— Моя мамка тоже была ведьмой и ее тоже забрал в лес призрак Грабба, — признался Ланзо вполголоса.

Я вздрогнула и несколько секунд не знала, что сказать. Ланзо поднял голову и глянул на меня ясными глазами. Тогда я все же спросила:

— Как... это произошло? Почему ее считали ведьмой?

— Она травы хорошо знала. У нее в огороде всегда все росло. А если потрава какая или паразиты — она выйдет в садик, пошепчет чего-то, рукой проведет — и болезней как не бывало. Настои всякие делала на продажу… Она не местная, из столицы приехала. Они с отцом ругались все время и дрались часто. А однажды она пошла в лес за душицей и не возвращалась три дня. Потом пришла... вся растрепанная и молчит. Отец ее побил немного. А она заболела. Воспаление легких. Через неделю умерла. Но мне это рассказали. Я еще маленький был, плохо ее помню.

— Мне очень жаль…

Что еще добавить, я не знала. Ланзо говорил о своей утрате спокойно, как будто давно о ней свыкся. Бедный мальчик! Неудивительно, что он так тянется ко мне. От остальных он, видимо, мало получал ласки. Но его отец, каков негодяй!

— Давай вернемся в школу, — предложила я. — Попробуем найти тряпки и мыло. И известь. Что еще надо? Буду приводить дом в порядок.

— Много чего надо, — рассудительно сказал Ланзо. — Но я вам помогу, можно? Мне не трудно. Домой неохота идти.