Ухаживания за Августиной
Шрифт:
— Августина, входите. Вы хотели обсудить свою оценку, да?
Я рискнула зайти в его кабинет, и у меня сложилось краткое впечатление о стенах из вишневого дерева и темно-зеленой мебели. Окна со створками выходили на лужайку, заросшую спутанными кустарниками.
— Присаживайтесь, где вам удобнее, — сказал он непринужденно, усаживаясь в небольшое кресло. Мы одновременно обратили внимание на опрокинутую чайную чашку на журнальном столике. — Какой же я неуклюжий. Не могли бы Вы передать мне салфетки, пока вы ещё стоите? Они как раз лежат на моем столе.
«Салфетки» были в остатках его обеда, с пятнами
Профессор Фульк перебирал лежащие перед ним какие-то бумаги. На одной из них вверху было написано 42 %, а рядом написано имя Пердиты дю Кассе. Если профессор и заметил мой блуждающий взгляд, то никак этого не показал, а просто вытащил листок с моим именем вверху и отметкой 92,5 рядом с ним. Пока что это моя самая низкая оценка за год.
— Так, так. Давайте посмотрим. В вашем электронном письме Вы написали, что считаете, что вам неправильно поставили оценку за третий параграф?
— Да, сэр. Мой аргумент…
Он бегло просмотрел лист.
— Мм, да. Я вижу, где Вы ошиблись. Вы ссылались на работу Милля19…
— Многие из его работ включены в наш учебный план…
Фульк продолжал говорить.
— Однако мы не будем изучать Милля еще несколько недель, мисс Грейди, и хотя я восхищен тем, что Вы прочли всю литературу, я считаю, что лучше всего, когда студенты идут в ногу вместе с классом. Это помогает создать более равную обстановку, скажем так, — он подмигнул мне. — О чем мы узнаем лучше, когда дойдем до классовой политики Маркса и Энгельса.
Я заколебалась.
— Простите, я не знала, что нам нельзя читать дальше…
— Не волнуйтесь, мисс Грейди. Это полностью моя вина, — он успокаивающе положил руку мне на колено и похлопал по нему. Мой взгляд упал на его обручальное кольцо, затем снова переместился на лицо. — Просто убедитесь, что вы останетесь на равные со всеми остальными, хорошо? Вы получите гораздо больше пользы от моих занятий, если будете этому следовать.
Я отодвинула ногу, подтянув ее ближе к телу.
— Я вижу, что у вас настоящий талант к этому предмету, Августина, — тепло сказал он, положив руку обратно на свою ногу. — Никогда не рано начинать приставать к нам, профессорам, с просьбами о должности ассистента.
Но было еще слишком рано ссылаться на определенную литературу?
— Спасибо за внимание и уделенное время, — вежливо ответила я, поднимаясь на ноги. Он скопировал мое действие и последовал за мной к двери, держа ее для меня открытой.
— Я сожалею, Августина, что снял баллы, — сказал он. Затем шокирующим движением протянул руку и сжал кожу между моей шеей и плечом в отцовском жесте, от которого я чуть не выпрыгнула из своей кожи. — Надеюсь, Вы не слишком сильно меня за это ненавидите.
— Нет, конечно, нет, — мои пальцы так сильно сжали ремешок сумки, что они побелели. — Хорошего вам дня, — я ушла, прежде чем он успел сказать что-то еще, сердце билось в моей груди, как крыло колибри.
***
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что недостаточно загруженный Риккард — опасный Риккард.
Ему
постоянно приходилось разгадывать головоломки, будь то кроссворд за обедом или судоку на вечеринке. Когда он не искал внимания, он искал загадку. Поэтому я не удивилась, когда по дороге на железнодорожную станцию заметила знакомую копну золотистых волос, склонившуюся над одной из многочисленных шахматных досок на площади Гарварда.Не только студенты Гарварда пользовались этими досками, но и многие местные жители — так называемые «хаслеры20» — также стекались сюда. Эти «хаслеры» нередко использовали в своих интересах высокомерных студентов колледжа, забирая у них все, чего они стоили за одну партию. Часто звучали обвинения в мошенничестве, но при этом не было никакого регулирующего совета, который мог бы установить какие-либо правила. Вероятно, эта грязная игра нравилась Риккарду гораздо больше, чем официальные игры Шахматного Клуба.
Столики у входа «Au Bon Pain» были переполнены любопытными зеваками, особенно симпатичными девушками, которые смотрели на Риккарда так же, как на свои миндальные круассаны. Я на мгновение присоединилась к их рядам, любуясь его сосредоточенным выражением лица, напряженной линией губ, складкой между бровями. Это было то же самое выражение лица, которое было в моих снах о нем — тех, о которых я даже не смела думать.
Я подошла к его партии как раз вовремя, чтобы увидеть, как его конь убирает одну из пешек соперника. Хаслер — мужчина лет пятидесяти с неровной бородой и в шапочке из фольги — заметил меня первым и одарил неприятной улыбкой.
— Это твоя девушка, Хоторн? — у него был сильный бостонский акцент, который просачивался между щелями его зубов, как патока.
Риккард посмотрел на своего оппонента, а затем на меня. Его сосредоточенное выражение лица не изменилось, но губы изогнулись в улыбке.
— Нет, я ей не нравлюсь, Капперс.
— Я никогда этого не говорила, — ответила я. — Я не хотела прерывать вашу игру, я пришла только посмотреть.
Капперс почесал бороду, выглядя слегка озадаченным.
— Почему тебе не нравится Риккард? Он хороший мальчик.
Риккард поднял на меня глаза, его улыбка стала шире.
— Да, Августина, я же хороший мальчик.
Капперс забрал одну из фигур Риккарда, и тот, тихо ругаясь под нос, вернул внимание к игре.
Я заняла свободное место рядом с ними, достала книгу и скрылась между страницами. Этим утром было достаточно тепло, чтобы я не надела чулки, и теперь я грела ноги на солнце.
— Будь внимателен, мальчик. Что с тобой такое? — заворчал Капперс.
Риккард что-то пробормотал себе под нос, но Капперс издал грубый смешок, который звучал так, словно ребенок очень плохо сыграл на музыкальном инструменте.
Их игра закончилась еще до того, как я закончила главу, и Капперс был объявлен победителем.
— Ты дерьмово играл, — сказал он прямо.
Щеки Риккарда покраснели, и он быстро взглянул в мою сторону.
— Кажется, я съел что-то плохое сегодня утром за завтраком. Это меня выбило из колеи.
Капперс фыркнул.
— Конечно, конечно. Возвращайся, когда приведешь себя в порядок, — он приподнял свою шапочку из фольги в мою сторону. — Приятно было познакомиться с тобой, Августина.