Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

Я: Пока.

Я не говорю “счастливо оставаться“. Мне кажется, что это одно из самых дерьмовых выражений, которое было придумано. Оно будто не оставляет выбора, чтобы сказать “несчастно оставаться”, “отвратительно оставаться” или “мне-вообще-наплевать-как-ты-останешься” каждый раз, когда уходишь. Ну, я не верю в это. Я против этого.

Мама: Счастливого тебе д…

Дверь захлопывается прямо посреди предложения, но не то, чтобы я не мог угадать его продолжения.

Раньше она говорила “увидимся”, пока однажды утром меня это так достало, что я ответил “это вряд ли”.

Она старается, и вот что делает ее такой жалкой. Хочется сказать: “Мне жаль тебя, очень”, но это может начать разговор, разговор может начать борьбу, и после этого я бы чувствовал такую вину, что мне пришлось бы переехать в Портленд или что-то вроде того.

Мне нужен кофе.

Каждое утро я молюсь, чтобы школьный автобус попал в аварию, и мы бы все умерли под горящими обломками. Потом мама засудит компанию по производству школьных автобусов без ремней безопасности и заработает на моей прискорбной смерти денег больше, чем я заработал бы за свою прискорбную жизнь. Если только юристы из компании по производству школьных автобусов не смогут доказать, что я бы в любом случае сдох. Тогда они бы отделались, подарив маме подержанный Форд Фиеста, и проблемы были бы решены.

Маура не дожидается меня прямо перед школой, но я знаю, и она знает, что я найду ее. Обычно это удобно, мы ухмыляемся друг другу, прежде чем пойти. Мы прямо как те люди, которые дружат, находясь в тюрьме, даже если вне ее они бы никогда не заговорили друг с другом. Вот на кого похожи мы с Маурой, я думаю.

Я: Дай мне кофе.

Маура: Возьми себе свой ебаный кофе.

После она дала мне большой дерьмокофе из Данкин Донатс, и я притворился, будто делаю жадный глоток. Если бы я мог позволить себе свой собственный кофе, клянусь, я бы покупал его, но вот чем мне это кажется: ее мочевой пузырь не считает меня мудаком, чего не скажешь об остальных ее органах. Для нас с Маурой так продолжается, сколько я себя помню - это примерно около года. Мне кажется, я знаю ее немного дольше, но, может, и нет. Так или иначе, год назад ее уныние встретило мою погибель, и ей показалось, что это довольно хорошее совпадение. Сам я в этом не уверен, зато, по крайней мере, мне обеспечен кофе.

Дерек и Саймон подходят, что хорошо, потому что это сэкономит мне время за ланчем.

Я: Дай домашнюю работу по математике.

Саймон: Конечно, держи.

Ну что за друг.

Звенит первый звонок. Как и все звонки в низших учебных заведениях, это и не звонок вовсе. Это долгий гудок, будто ты оставляешь голосовое сообщение, в котором говоришь, что у тебя самый отстойный день за последнее время, но никто не будет его слушать.

Не представляю, почему кто-то хочет стать учителем. Тебе приходится проводить день с кучкой детей, которые ненавидят даже твои внутренности и одновременно целуют задницу, чтобы получить хорошую оценку. В конце концов, это приводит тебя в окружение людей, которым ты никогда не понравишься по-настоящему. Мне было бы их жаль, не будь они такими садистами и неудачниками. У садистов все заключено в силе и контроле. Они учат, чтобы у них появились официальные причины доминировать над другими людьми. Ну а лузеры составляют всю остальную часть учителей, одни из которых слишком некомпетентны для любой другой работы, а другие хотят быть лучшими друзьями для учеников, потому что у них самих не было друзей в старшей школе. Еще есть те, кто свято верит в то, что мы будим помнить каждую сказанную ими вещь после того, как закончатся экзамены. Конечно.

Время от времени попадаются учителя вроде миссис Гроуер - неудачники-садисты. То есть, быть учителем французского нелегко, потому что никому больше не нужно говорить на этом языке. И пока она целует крутым деткам их derriers (прим. переводчика: фр. Тыльная сторона ладони), простых учеников ставят перед фактом, что они лишь тратят ее время. Так что она отыгрывается раздачей нам тестов каждый день или гейских заданий типа «оформите свою собственную отсылку на диснеевских персонажей», а потом все в классе делают вид, что действительно удивлены моим: «да, моя отсылка к диснеевским персонажам - это Минни, пытающаяся развлечься с Микки, используя багет в качестве фаллоимитатора», но так как я не имею ни малейшего понятия, как фаллоимитатор будет на французском, я просто говорю «фаллоимитатор», а она делает вид, будто не имеет ни малейшего понятия, о чем я говорю, а затем сама заявляет: «Не думаю, что Минни и Микки, поедающие багет, являются хорошей отсылкой». Не сомневаюсь, она влепит мне минус за урок. Знаю, меня должно это волновать, но на самом деле, вам будет трудно отыскать вещь в мире, которая заботит меня меньше, чем моя оценка по французскому языку.

Единственная стоящая вещь, которой я занимаюсь утром - пишу «Айзек, Айзек, Айзек» в своем блокноте снова и снова, а потом рисую рядом Человека-Паука, произносящего это в своей паутине. Да, Паук получается не очень-то уж и похожим, но я делаю это все не для того, чтобы выглядеть крутым.

На ланче я сижу с Дереком и Саймоном. Каждый раз мы сидим, словно в зале ожидания, иногда один из нас что-то произносит, но в основном мы молчим, каждый в своих мыслях. Бывает, мы читаем журналы. Когда кто-то подходит к нам - мы поднимаем взгляд, но даже это случается крайне редко. Мы игнорируем большинство людей, которые проходят мимо, даже тех, с кем мы раньше общались. Но не подумайте, что Саймон и Дерек помешаны на девчонках – они помешаны на компьютерах.

Дерек: Как ты думаешь, разработчики порадуют нас выходом х18 до лета?

Саймон: Я читал в блоге одного проверенного источника, что это возможно. Было бы круто!

Я: Держи свою домашку, Саймон.

Когда я смотрю на девушек и парней, сидящих за столиками, мне трудно даже представить, о чем они говорят. Эти люди такие скучные, но все же, из всех своих сил, они стараются скрыть это за своими громкими разговорами. Я бы лучше сидел и ел.

У меня есть небольшой ритуал: в 2 часа дня я заставляю себя радоваться концу школьного дня, словно 2 часа – это та самая точка времени, когда я могу взять отдых до конца дня.

Математика; Маура сидит рядом со мной. Она прознала о моем ритуале и, теперь каждый день я получаю ее: « поздравляю!», «может, мы уже пойдем?», «если это не закончится в ближайшее время, то я выйду в окно» на помятом листе бумаге. Я знаю, я должен как то отвечать на это, ну или хотя бы реагировать, но, в большинстве случаев, я просто ее игнорирую. Я думаю, она хочет замутить со мной, ну или сходить на свидание, но я понятия не имею, как я должен на это реагировать.

Каждый в школе занимается в кружках после занятий.

Мой кружок – поход домой.

Иногда я останавливаюсь в парке и стою там, словно столб, но только не в феврале, не в этом до пиздеца холодном пригороде Чикаго (известный местным жителям как Напервиль). Если я пойду в парк сегодня то, гарантирую, я отморожу себе яйца. Не то, чтобы я пользовался ими при каждом удобном случае, но мне хотелось бы иметь их при себе. Так, на всякий пожарный.

Плюс у меня есть дела поважнее, чем выслушивать мнения по поводу того, когда я должен зависать (по их мнению-никогда), от всяких чуваков, бросивших колледж, и чем видеть, как эти придурки из нашей школы смотрят на меня свысока, потому что я недостаточно крутой, чтобы пить и курить вместе с ними; но при этом я недостаточно крутой, чтобы полностью от всего этого воздерживаться. Я вообще где-то в золотой середине, как мне кажется. Я перестал пытаться стать одним из стада-которые-не-признают-что-они-в-стаде еще в девятом классе. Я как бы не хочу страдать от алкоголизма, или еще чего похуже.

Мне нравится приходить домой и осознавать, что дом предоставлен мне одному. Хотя бы не приходится тратить силы на игнорирование моей мамы, когда она не рядом.

Для начала я включаю компьютер и смотрю, онлайн ли Айзек. Но он не в сети, так что я иду на кухню и делаю себе бутерброд с сыром (но я слишком ленив, чтобы жарить его), потом я дрочу. Это занимает минут 10, но не то, чтобы я засекаю…

Вернувшись к компьютеру, я обнаруживаю, что Айзек все еще не в сети. Он единственный человек, который находится в моем «списке друзей». Что, блять, вообще за «список друзей»? Нам что, 3 года?

Я: Привет, Айзек, хочешь быть моим другом?

Айзек: Конечно, приятель! Пошли заниматься фишингом? (прим. переводчика: фишинг (англ. Fishin’)- вид интернет-мошенничества, целью которого является получение доступа к конфиденциальным данным пользователей)

Айзек знает о том, как я ненавижу все эти интернетовские штучки, и он тоже их терпеть не может. Возьмем, к примеру, «лол». И если в мире есть более тупая вещь, чем «список друзей», то это определенно «лол». Если кто-нибудь, когда-нибудь использует «лол» в разговоре со мной – я выкину свой компьютер прямо из окна, но перед этим я разобью его о ближайшую голову.