Украденная невеста

— Тогда я покажу тебе, — рычит он.

И его рот обрушивается на мой.

КАТЕРИНА

Я должна была оттолкнуть его от себя, накричать на него, ударить его, что угодно. Возможно, мне следовало пнуть его по яйцам. Все, что угодно, кроме того, что я сделала, то есть позволила ему поцеловать меня, неистово и страстно, так, как я не уверена, что он когда-либо целовал меня, даже когда притворялся, что ему не насрать там, в домике.

Я ненавижу этого человека. Эта мысль проносится у меня в голове, но ее недостаточно, чтобы преодолеть внезапный жар, который расцветает внутри меня, разливаясь по венам и обжигая нервы, пробуждая все ощущения, которые я испытывала в последние дни и которые я не хотела испытывать.

Его губы твердые и горячие на моих, его руки сжимают мою талию, когда он прижимает меня спиной к одному из деревьев, и я чувствую другого Виктора, не того, кто так холодно смотрел на меня в гостиничном номере после того, как его люди привели меня обратно, который приказал мне нагнуться за его ремнем, который связал меня и оставил с его спермой, забрызгавшей мое лицо. Он был больше похож на того Виктора, когда я проснулась, который купал меня в хижине, который оставался рядом со мной, который кормил меня и помогал одеваться. Я уверена, что этот человек был лжецом, но чего я не могу понять, так это того, почему он сейчас притворяется. Для этого нет ни причины, ни цели. И это не похоже на притворство. Я чувствую, какой он твердый, прижатый к моему бедру, давящий сквозь шерсть его костюмных брюк и моего платья. Волна похоти захлестывает меня при мысли о нем внутри меня, о том, чего мое тело жаждет вопреки мне уже несколько дней.

— Ты мне нужна, — он тяжело дышит напротив моего рта, едва прерывая поцелуй, чтобы заговорить, одна рука поднимается, чтобы сжать одну из моих грудей. Это больно, моя плоть все еще покрыта синяками и ноет от старых ран и от той ночи, когда он выпорол меня ремнем, но в этом есть и удовольствие, усугубляемое тем, что его большой палец касается моего твердеющего соска. Его рот снова сильно прижимается к моему, его зубы прикусывают мою нижнюю губу, когда он прижимается ко мне, и я задыхаюсь, не в силах остановить бушующую волну желания, которая угрожает захлестнуть меня.

Я не должна позволять ему делать это. Я не должна отдавать ему какую-либо часть себя. Я должна бороться, сопротивляться, но я не могу заставить себя. Мое тело пульсирует, болит, отчаянно нуждается в нем. Я задыхаюсь, когда его рот приближается к моему горлу, зубы прикусывают чувствительную плоть там, а затем лижут те же самые места языком… нежность после боли.

Он прижимается ко мне, стонет, его зубы впиваются сильнее, когда его рука скользит вниз к моему бедру, и я не знаю, почему он ждет. Он мог бы овладеть мной, когда ему заблагорассудится, но такое ощущение, что он почти дает мне шанс оттолкнуть его, сказать ему нет. И что произойдет потом? Возможно, сегодня вечером он снова накажет меня. Я не верю, что этот проблеск другой стороны Виктора, реальной или нет, продлится долго. И это тот Виктор, которого я хочу, тот, перед которым мне трудно устоять, тот, кто заставляет меня хотеть сделать именно то, что предложила София, и смотреть в другую сторону, чтобы я могла получить то, что хочу… Мужчину, который заботился обо мне, хотя бы ненадолго. Мужчину, который целовал каждую частичку меня и говорил, что я красивая. Мужчину, которого я могла бы полюбить, если бы не…

— Блядь, — стонет Виктор, прижимаясь ко мне. Он бросает быстрый взгляд на дом и загоняет меня еще глубже в заросли деревьев, чтобы мы были защищены от любого, кто мог бы выглянуть отсюда. — Я не могу дождаться, Катерина. Мне нужно…

Он не заканчивает предложение, и я почти ожидаю, что он развернет меня, наклонит и трахнет жестко и быстро, получая удовольствие, и уйдет, но вместо этого он снова целует меня, его губы крепко прижимаются к моим, его язык проникает в мой рот и переплетается с моим, а затем, к моему удивлению, он падает на колени. Прямо как той ночью в лофте в Москве, когда я на мгновение ослабила бдительность и позволила себе хотеть его. Позволила себе получить это удовольствие с ним, совсем ненадолго.

И посмотрите на все, что произошло после этого.

— Виктор — я хочу произнести его имя твердо, но вместо этого оно выходит сдавленным шепотом, мольбой, а не приказом, и его руки скользят вверх по моим бедрам, задирают платье, добираясь до черных трусиков, облегающих мои бедра под ним. Я слышу слова в своей голове, говорящие ему остановиться, не утруждать себя притворством снова, говорящие ему, что я никогда не смогу поверить ему, простить его, любить его, хотеть его.

Но последнее — ложь. Я действительно хочу его. Я хочу того, что он делает сейчас: его рука скользит вверх по моему бедру, поднимает мою ногу так, что моя пятка упирается в его плечо, другая его рука между моих ног, обводит контур моей киски, которая уже насквозь промокла для него, влажная с тех пор, как его рот впервые накрыл мой.

Когда его рот касается меня, я вскрикиваю. Я ничего не могу с этим поделать. Он днями изводил меня в качестве наказания, дразнил и пытался заставить умолять, а в конце концов мне вообще не пришлось этого делать. В этом есть маленькая победа: рот Виктора пожирает меня так, словно он умирает с голоду, и я, его первая еда за несколько недель, его язык пробегает по моим складочкам и поднимается к клитору. Когда он проводит по нему своим жестким языком, двигаясь быстрыми, мелкими движениями, которые ощущаются как электрические разряды удовольствия, пробегающие по моей коже, я громко ахаю, ощущение настолько сильное после нескольких дней лишений, что я едва могу это вынести.

— Виктор! — Когда я снова произношу его имя, это крик удовольствия, и я понимаю, что теряюсь, мои руки запутались в его волосах, когда я чувствую, как его пальцы скользят между моих складочек, один, а затем второй входят в меня, изгибаясь, когда он начинает поглаживать меня внутри в такт с каждым ударом и круговым движением его языка вокруг моего клитора.

Я чувствую, как он подталкивает меня ближе к краю. Моя голова откидывается назад, я прислоняюсь к дереву, мое дыхание становится тяжелым и учащенным, и мои пальцы сжимаются в его волосах, мои бедра напрягаются, когда я чувствую, как восхитительный узел желания в моем животе начинает разворачиваться, все мое тело дрожит, когда я зависаю на краю. Мне почти страшно кончать, потому что я чувствую интенсивность этого, как это обрушится на меня, сметая прочь. Я боюсь того, что почувствую или сделаю потом, но я не могу остановить это, приближаясь к краю, когда Виктор сосет мой клитор своим ртом, его пальцы двигаются сильно и быстро в ритме, который, он знает, мне нравится.

— О боже! — Я почти кричу, когда оргазм накрывает меня, накрывает подобно приливной волне удовольствия. Виктор не останавливается ни на секунду, его рот и пальцы продолжают в безжалостном ритме, который увлекает меня за собой, даже когда мои ноги начинают дрожать, дрожь распространяется по каждой части моего тела, когда я содрогаюсь в конвульсиях, жестко кончая на его язык. Мои пальцы сжимаются в его волосах, пока я не думаю, что это должно быть больно, но если это и так, он не подает ни малейшего знака. Он удерживает меня там другой рукой, поддерживая ногу, упирающуюся в его плечо, когда он прижимает меня спиной к дереву, его язык смакует возбуждение, которое хлещет в его рот, когда я кончаю сильнее, чем, думаю, когда-либо прежде. Кажется, что это продолжается вечно. Когда я, наконец, снова выдыхаю его имя, мои бедра напрягаются, а мой клитор из пульсирующего от удовольствия становится сверхчувствительным, Виктор наконец отстраняется, его рот блестит от моего освобождения.

Он резко встает, одна рука тянется к поясу, когда он бросается вперед, крепко целуя меня в губы. Я чувствую свой вкус на его губах, но я все еще дрожу от последствий желания, возбуждение все еще пульсирует во мне, несмотря на то, как сильно я только что кончила, и мне даже все равно. В некотором смысле, это возбуждает само по себе, напоминая о том удовольствии, которое он мне только что доставил. Я отчетливо помню тот день, когда он вот так вылизывал меня в хижине, доводя до острого, интенсивного оргазма, хотя он кончил в меня всего несколько мгновений назад.

— Я больше не могу ждать, — тяжело дышит Виктор, и я не знаю, говорит ли он это себе или мне, но это не имеет значения. Он поднимает меня, приподнимает так, что мои ноги обхватывают его талию, юбка на бедрах. Я чувствую, как мягкая шерсть моего платья цепляется за грубую кору дерева, когда он расстегивает молнию, освобождая свой твердый член и входя в меня одним быстрым движением, от которого у меня перехватывает дыхание.

Я такая влажная, что он легко входит в меня, погружаясь в меня по самую рукоятку, и я громко стону, когда меня захлестывает наслаждение, его член полностью заполняет меня. Его тело прижимается к моему, прижимая меня к дереву, его бедра двигаются быстрыми, жесткими толчками, которые заставляют меня задыхаться, когда он со стоном зарывается лицом в мою шею. Звук вибрирует на моей коже, посылая дрожь удовольствия по всему телу. Я сжимаю его предплечья, чувствуя, как напрягаются мышцы, когда он снова сильно входит в меня, задерживаясь там на мгновение, пока он содрогается.