Укрощение Россо Махи
Шрифт:
– Да здравствует революция, проща-а-а-йте, товарищи!
На миг установилась мёртвая тишина, какая бывает только на кладбище. Собрание потрясённо молчало. Вдруг кто –то крикнул:
– Мир пролетариату! Война царизму!
«Вой-на! Вой-на! Вой-на!», стала после этого скандировать толпа.
Все после этого стали выходить и выступать по очереди. Некто в красной шинели, сапогах, гимнастёрке и фуражке, выйдя, затараторил:
– Дайте мне отряд, и я займу позицию в крайней плоти. Пусть понюхают нашего пороху!
Подумав, он добавил:
– Мокрого.
– А если вас отрежут? –
– Умрём с отрезанной Крайней Плотью! Прошу дать мандат на совершение подвига!
– Сядьте пока, товарищ Трухачевский! – Сказал Настали. – Мы ваше предложение обсудим позже.
Из собрания вышел ещё один в красной шинели, пенсне, сапогах и фуражке:
– Прошу дать мандат на перманентную революцию вкусовых ощущений. С дальнейшим выходом за рубеж!
– Хотите удрать заграницу вместе с едой, товарищ Т-Готский? –Раскусил его сразу Настали. – Интересно, на какую такую внешнюю арену вы собрались, если как ангел зубного протеза, вообще не имеете права покидать организм!
– Но я…
– Что у вас постоянно за навязчивые идеи Т-Готский? То вы, как Блю Хер жалуетесь, что вас не туда сунули! А то вдруг собираетесь повторить судьбу товарища Трухачевского, который хочет героически отрезаться вместе с крайней плотью! Мы что находимся в еврейке? Нет, товарищи, мы внутри наполовину польки и наполовину неизвестно кого!
На этих словах Мистер Ик вспыхнул от обиды, но в пылу митинговых страстей, этого никто не заметил.
– Товарищ диктатор, можно слово?
– И мне!
– Им не…
– Цыц! –Прикрикнул Настали. –Не забывайте, что я не только кровавый диктатор, но и верховный главнокомандующий. Сидите на своём месте и ждите приказаний!
Т-Готский обиженно надул губы и с гордым видом затерялся в толпе.
– Кстати, насчёт герцогини Мочевецкой: отличная мысль! – Продолжил Настали. – Я и сам об этом в первую очередь подумал.
Красный диктатор с иезуитским прищуром и глубоко запрятанной в усы улыбкой повернулся к Ржазинскому и спросил: вы не возражаете, товарищ Лефикс, если я украду у вас идею? Ржазинский тотчас и даже с какой- то излишней поспешностью кивнул.
– Вот и хорошо, ступайте, поговорите с госпожой Уриной Златовной, Феликс де Мудович! – произнёс диктатор. – Нам нужно, чтобы моча ударила кое -кому в голову в нужное время. Это должно помочь навсегда истребить монархию. И отомстить за страдания народа. Мочевецкая нанесёт первый удар. А мы уж тут завершим дело, как нужно.
– А если герцогиня попросит за эту услугу что -нибудь? – Спросил Ржазинский.
– Пообещайте ей должность Министра Здравоохранения в нашем правительстве. – Сказал Настали.– Она это любит.
– Невероятно мудрое решение, – склонил голову перед диктатором Лефикс. – Что –ж, мне пора возвращаться. Надо успеть, пока язык моего клиента во рту у вашей власти. То есть, простите, у вашей Власты. Не люблю я, знаете, езды на клетчатом переднике, укачивает.
– Понимаю, -вздохнул Настали.
Вместе с диктатором они прогулялись на лифте до Рта и подошли к тягучей, пенящейся реке.
– Сегодня пойду верхом. Это впервые, но что делать. На самом деле я очень боюсь опасных кислот…– косясь на бурлящий
слюновыделительный поток, сказал Ржазинский.– Что? – Сделал вид, что не расслышал его из –за водопада Настали.
– Говорю…
– Счастливого пути!
И дав Ржазинскому увесистого пинка для храбрости, от которого тот немедленно полетел в бурлящий поток вверх тормашками, диктатор бодрым шагом вернулся к собранию.
Глава одиннадцатая
– Всё, хватит, -сказала Власта, отстраняясь от полковника и вставая. – Что это ты сегодня без конца лезешь целоваться?
– Мур-мур, – Сказал Кочетков, ухватив её за полу халата. –Такое романтическое настроение.
– Романтическое? – Заметив, что он разглядывает её под халатом, вырвала она из его руки полу. – Прекрасно. Иди тогда, приготовь нам на двоих романтический ужин, пока я буду в душе.
– Ужин? – Поморщился он. – А мне будет за это награда?
– Посмотрим, – уклончиво ответила она. – Если будет вкусно, то может быть…
Сняв одним махом трусики, как давеча у гинеколога, она помахала ими у полковника перед носом:
– Видишь? Очень даже может быть!
Полковник рванулся было к ней, но она была проворней и, газелью проскочив через коридор, заперлась в ванной.
– Тук –тук, – постучал он к ней.
– Чего тебе? – Стоя спиной к запертой двери и закатив наверх глаза, спросила Власта.
– Я хочу исполнить свой супружеский долг, – глухо донеслось сквозь дверную щель.
– О, не волнуйся, раз ты мне не официальный супруг, то и никакого долга у тебя нет! – Успокоила она его.
– Прошу тогда руки и сердца. – Стал канючить полковник за дверью. От этих слов Власта прыснула.
– Ну, Влася… -продолжил полковник.
– Пожалуйста, не называй меня Влася! – Возмутилась она. – Сколько раз говорить! Я себя сразу генералом- предателем чувствую. Это невыносимо. Ты же знаешь, что в душе я остаюсь комсомолкой!
– Дорогая, пожалуйста, ты же знаешь, я быстро…
– Ох, боже мой, ну, ладно, -раздражённо сказала она, – а то ведь не отвяжешься!
Власта открыла дверь, впуская сожителя, равнодушно подняла халатик, оголив великолепный зад и наклонилась, сделав такое безучастное лицо, какое бывает у пациентов поликлиники, когда у них берут мазок на анализ. Когда полковник, сделал своё дело, она спросила:
– Всё?
– Да. – Ответил он.
– Хорошо. Теперь пошёл вон.
Зайдя в ванну, она задёрнула перед самым носом полковника шторку.
– А поцеловать? – Спросил Дмитрий Фёдорович.
Высунув из -за занавески руку, она ткнула ему в губы и сказала:
– Теперь иди, готовь ужин.
– Можно я посмотрю, как ты моешься? – Прильнул полковник к щёлочке в занавеске. – Ты же знаешь, как я люблю ню.
– Ню тебе!
Открыв на миг занавеску, Власта направила полковнику струю душа прямо в лицо.
Пока он вытирал лицо, она весело смеялась, а он лишь вздыхал и кряхтел, качая головой, а потом пробормотав: «ладно, проехали», вышел нехотя из ванны, хотя ему очень хотелось ворваться к ней и нашлёпать её по чудесному голому заду.