Укрощение Россо Махи

Обе девушки прыснули в кулачок и переглянулись. Одна было потянулась к ключу, чтобы освободить начальство, но вторая остановила её, сделав страшное лицо, ты что, мол, зачем в чужую свару встревать? И они обе, беззвучно захихикав, быстрым шагом на цыпочках побежали дальше.

– Власта Григорьевна, откройте дверь. – Сменил за дверью тон на ласковый Коцер. – Ну, хватит дуться. Откройте, ради вашего же блага. Я подумаю насчёт того, чтобы поднять тебе зарплату…Власта Григорьевна, ау, вы здесь?

Он подёргал дверь.

– Чёрт, неужели ушла? – Пробормотал он. – Власта Григорьевна! Я чувствую, вы тут за дверью. Ладно, – стал опять шептать он в щелку, – Хочешь, я поцелую тебя между пальчиков и потом везде, где хочешь?

Единственным, кто слышал это, был Альфред Нобель на портрете, висящий в коридоре на стене. От этих слов его брови поплзли наверх, а круглые очки свалились вниз.

– Власта, – снова повысил голос Коцер, дёрнув изо всех сил дверь. –Власта Григорьевна! Я же слышу, что вы здесь! Ладно, чёрт с ним, пристрелю твоего полковника, если ты хочешь. Вызову его на дуэль, или пусть он меня пристрелит, как последнего лоха, только открой дверь, мне идти надо! Слышишь? Если не откроешь дверь через секунду, сейчас разбегусь и выбью её ногой!

Какая –то очередная сотрудница, блёклая, как мышь, проходя мимо переговорной, протянула руку к ключу и отперла.

– Михаил Ааронович? – Спросила она, увидев перед собой зама генерального. – Кто вас запер?

– Да так, случайно, – сказал он, выходя. – Спасибо, что открыли.

– Не за что.

– Власта Григорьевна! – Раздалось по коридору. – Куда же вы так быстро исчезли?

Товарищ Ржазинский, дед Остап и отец Фёдор оказались в комнате, где сидела еврейская семья. Одеты сидящие за столом были, как евреи, в кипах, однако поверх жилеток и лабсердаков у каждого висел православный крест. Увидев вошедших, хозяин дома, лысоватый невзрачный еврей, сказал жене – худой женщине, худой, мрачной еврейке с постным лицом:

– Я тебе говорил, Сара, что этот выкрест Миша, наш внук доведёт нас до Лубянки!

Пока отец Фёдор и дед Остап кидали на пол меноры, свитки и талиты, совершая обыск, Ржазинский, расположившись за столом, достал лист бумаги и спросил:

– Фамилия?

– Коцер Моисеевич Лейбович, – ответил еврей.

– Вы были коммунистом?

– Нет, но я приветствовал революцию, сладкую революцию. –Добавил он.

– Значит, революцию поддерживали?

– Да, то есть, нет…Да!

– Хорошо. Есть к вам одно дело…

Ржазинский стал шептать что –то еврею на ухо. Тот внимательно слушал, изредка кивая. Затем встал, подошёл к неким шторкам, раздвинул их, обнаружив за ними к удивлению Ржазинского, отца Фёдора и деда Остапа человеческое Ухо, размером с бюст Сталина, какими украшали дома Культуры, и стал говорить туда: «Миша, оставь эту бабу, как её там, Власту, в покое, иначе тебя за неё точно пристрелят. Что значит «нравится»? Нравится – это когда не надо очень дорого платить! Ладно, но только один раз. Всего один и хватит. Может, ты чувствуешь холодок в душе? Это за тобой уже следят прохладные типы в мышиного цвета форме! Миша, им всё равно, поверь, нравишься ты кому -то или уже зажмурился! Миша, ты в своём уме спать с бабой, которую водит под конвоем лично полковник милиции? Зачем она тебе? Лучше возьми и укради на глазах милиционера яйцо в Грановитой Палате, тебя хотя бы сокамерники будут уважать! Умоляю тебя, дорогой, скажи себе «кец!» и живи спокойно!

Закончив читать мысли своему потомку, еврей снял талит и сел за стол.

– Всё? – Спросил Ржезинский.

– Да, но имейте в виду, он непослушный. Иначе мы не сидели бы тут оба в крестах!

Глава четырнадцатая

Власта только углубилась в перевод, где говорилось о невероятных возможностях их транснациональной нефтяной компании, как в дверях появилась секретарша главного, между прочим, одна из тех двух, что смеялись над Коцером в коридоре, и сказала, состроив уморительную мину:

– Власта Григорьевна, главный просит вас зайти к нему.

У неё ёкнуло сердце: «неужели выходка с Коцером будет стоить ей работы»?

Когда она зашла в кабинет главного, там действительно сидел Коцер. Но он лишь сухо с ней поздоровался, как делал всегда, если общение с ней происходило на глазах подчинённых или начальства. Главный же, вопреки её ожиданиям, был с ней очень мил. Сделав ей комплимент, попросил её быть переводчицей на переговорах Коцера с финской делегацией. Значит, Коцер ничего ему не рассказал. Это радовало.

Ближе к вечеру начались переговоры. А после них как всегда пьянка. Все эти Алексантери, Валто и Ерхо нажрались так, что она уже не понимала, что они там говорят ей по –английски. Вначале она отказывалась с ними пить, но затем, будто кто –то наколдовал, и она выпила. Ещё через пару часов финны ушли, а она увидела себя на диванчике. Перед ней стоял Коцер, а она нетрезво расстёгивала ему ширинку и стягивала вниз брюки…

Собрание всё ещё шло, когда сверху один за другим на них опять попадали Ржазинский, дед Остап и отец Фёдор. Были они всклокоченными и будто взмокшими, словно только что вынырнули из преисподней:

– Оказия? – Понимающе усмехнулся Настали.

– Да. То есть, нет. Обычная пересадка, как в подземке, ваше красное тиранство! Аншлюс, так сказать. Это какая станция метро? – Включив дурака, начал озираться Ржазинский.

– Не Лубянка и не надейтесь, если вы её имеете в виду, – хмуро заметил Настали.

– Вот он ад после смерти, – грустно вздохнул Ржазинский.

Приехав с работы, Власта приняла душ и стала думать, что приготовить на ужин. При мысли о рыбных котлетах её затошнило. Зачем она их набрала?

Пришёл с работы Митя. Спросил, что на ужин. Услышав, рыбные котлеты, он коснулся двумя пальцами шеи. Это её развеселило. «Какой из Мити генерал?», подумала она, открывая и закрывая кухонные шкафчики, чтобы посмотреть, что вних. Генерал должен сказать и все сразу чтоб подскочили! Вот у неё дед по отцовской линии мог так сказать. Даже папа его побаивался. Он генерал! Хорошо, а Коцер? Коцер другим берёт, у него харизма. С такой харизмой и рявкать не надо, трусики сами спускаются. Автоматом. А Влад? Влад душка. С Владом трусики надевать обратно не хочется! А Митя ни то ни сё. Не дадут ему генерала! Поэтому когда зашёл на кухню и ни с того ни с сего спросил её, поженятся ли они, если ему дадут генерала, она ответила:

– Дадут – поженимся!

Так была уверена, что не дадут.

– Да? –Кочетков подошёл к ней, чтобы заглянуть в глаза. –Скажи: честное слово!

– Ой, ну, честное слово, –устало сказала Власта.

– Поклянись на кресте! – Дурашливо попросил Митя, доставая из под рубашки крестик.

– Каком, вот этом? –Удивилась она. – Где ты тут видишь крест?

– А вот!

Полковник придвинул к ней нательный крестик.

– Смеёшься? Какой это крест? Масипулька какая- то.

– Какая разница маленький или большой? Хотя бы на крестике поклянись, что если я стану генералом, то выйдешь за меня замуж.