Укус анаконды

И в конце: что скажете, Анна Сергеевна, по поводу того, что вот господин Литровский написал заявление, будто Вы у него вымогали на протяжении некоторого времени деньги? Да то и скажу, уважаемый дознаватель Михаил Викторович Горемыкин-Горемыка! Врет ваш Литровский, и вообще, общалась я с ним всего три раза, и все три раза могу вспомнить подробно, и ни о каких деньгах мы с ним вообще не говорили…

Где-то в соседней комнате, видно, там, где располагается охрана ИВС, зазвонил телефон. Было слышно, как дежурный рявкнул в трубку «Есть!», и он тут же материализовался на пороге.

– Михаил Викторович, Вас срочно вызывает начальник!

Горемыкин подхватил свои бумажки и пустился чуть не бегом… Анна с Сергеем расхохотались: это ж надо так выслуживаться!

– Баранов позвал, – сказал Сергей.– Невтерпеж узнать, что ты тут говоришь и дала ли уже признательные показания. Если не дала, то сейчас накрутит этого Горемыкина, чтобы дала.

– А если не дам? Пытать, что ли, он меня будет?

Анне вдруг стало весело. Она чувствовала, что все делается правильно, что никакого, ни малейшего состава преступления в ее деле нет, и что все по правде должно кончиться хорошо…

Сергей посмеялся и сказал, что те времена, когда пытали, уже прошли. А сейчас если и пытают, то в основном опера бьют по зубам, но только тех, кого можно.

– А кого можно?

Сергей опять засмеялся.

– Никого нельзя. Но они знают, что пьяный, например, вряд ли вспомнит после допроса, кто его бил. А если и вспомнит, то ему не поверят… Сильно разбушевавшимся попадает, а еще тем, кто сам им дает по зубам… Тебе точно не дадут: во-первых, женщина, во-вторых, журналист.

– В общем, все, как в кино про ментов?

– Все, как в кино про ментов… Ты обязательно обрати внимание, каким сейчас вернется Горемыкин.

Горемыкин вскоре вернулся. Красный, потный, ни дать ни взять – Вася Кириллов, только тот смазливый и угодливый, а этот – несчастный и какой-то весь повисший. Словно однажды его повесили повисеть некоторое время в этой жизни, и вот он все и висит с тех пор, и никто его не снимет, а жить-то надо как-то, хоть и в висячем состоянии…

– Что, начальство накрутило? – как бы беспечно спросил Сергей.

Горемыкин тяжело вздохнул и продолжил допрос. Вернее, закончил, потому что Анна ничего больше говорить не стала. Перечитала показания, перечитал их и адвокат, Анна подписала, и Горемыкин ушел.

Было уже поздно, около восьми вечера. Анна слышала, как меняется смена, и вредная уходит. Интересно, какая придет? Она напомнила Сергею, чтобы утром Володя также принес бутылку хорошего коньяку и уговорил смену принять. Адвокат посидел еще немного, просто так, чтобы Анне не было грустно, но вечно же он не будет с ней сидеть! Больше всего Анне хотелось, конечно, увидеть мужа и сына, но хоть адвокат весточку от них передал, и то слава Богу!

Вернувшись в камеру, она поела посытнее, долго молилась, потом ей выдали матрас и она крепко уснула. Засыпая, вспомнила почему-то как заученные три фразы: «спокойно спят только люди с чистой совестью», «никогда ничего не подписывай на себя» и «в нашей системе если сам себя не посадишь, то никто тебя не посадит»… На этих последних словах она провалилась в сон…

Она спала так крепко, что даже не слышала, как в шесть утра заорало радио, и проснулась только тогда, когда новый охранник пришел отбирать матрас и принес кипяток. Был он немного навеселе, видимо, успел тяпнуть принесенного Анниным мужем коньячку, не такой вредный, как круглый, но и не слишком добрый – какой-то не разговорчивый. Однако положить два пакетика чая в кипяток все же разрешил… После чая Анне стало как всегда намного лучше, даже совсем хорошо. Она все уже продумала, и теперь нужна была только дополнительная информация. Ее должен был добыть к сегодняшнему утру Гена Славин и передать через адвоката.

Наконец пришел адвокат. Он был в настроении:

– Я уже всех твоих успокоил, тут все в панике, ничего у ментов не клеится, тебя придется отпускать… Сегодня после обеда суд будет рассматривать твое дело судья не Тининова, как я предполагал, а Светлана Киселева. Она очень справедливая. Так что вечером будешь дома. Сразу иди на больничный, есть ведь у тебя знакомые врачи?

– Есть, конечно… Сергей, ты сумел встретиться с Геной Славиным?

– Конечно! Еще вчера его озадачил, а сегодня в восемь утра он уже приехал ко мне с информацией. На, читай! – и он протянул Анне листок бумаги, где крупным шрифтом на компьютере была напечатана целая оперативная справка!

Ай да Генка, ай да лучший областной опер! Он и тут проявил чудеса оперативной работы. Во-первых, законспирировался – даже если бы адвоката случайно задержали с текстом, никто бы не смог выяснить, кто его автор, ведь напечатано на обыкновенном персональном компьютере. Кроме того, Анна могла побиться об заклад, что Гена и печатал-то не на своем компьютере, а на каком-нибудь совершенно «левом», который в случае чего ментовка никогда не найдет…

Текст был составлен как настоящая оперативная справка. Анне приходилось читать такие, и Гена, и другие оперативники иногда ей давали, нарушая инструкции и приказы начальства, но желая, чтобы информация попала в газеты…

Итак, вот сведения, добытые Геной. Сначала шло все подробно о Литровском, но это Анна, в принципе, знала и сама, тут было почти все, что вошло в ее статью «Загадки «Гермеса»… А вот про Васю Кириллова было много интересного. Как оказалось, она об этом человеке, считая его недалекой и ничего не значащей шестеркой Литровского, ничего не знала.

Отца у Васи то ли не было, то ли они с матерью разошлись давно – об этом славинская справка умалчивала. Но мать Лидия Кириллова работала, как оказалось, лаборантом в НИИ «Гюйс», как раз именно в лаборатории, ведущей промышленный шпионаж по поводу бактериального оружия. Вася юристом, оказывается, стал не сразу, а после восьмилетки закончил Рыбацкое СПТУ, выпускающее специалистов как раз для этого НИИ, и имел, вероятно, намерение после службы в армии устроиться туда на работу. При советской власти в «Гюйс» брали по большому блату… По всей вероятности, Вася с детства проявил послушание и рос правильным мальчиком, потому что в училище был комсоргом и имел только положительные характеристики. Наверно, именно поэтому военкомат определил его служить на Краснознаменный Черноморский флот.

Там Вася приобрел специальность судового электрика. А когда вернулся в Рыбацкое, то увидел, что мечтам о работе в секретном НИИ с большой зарплатой и огромными льготами не суждено осуществиться. По стране уже вовсю шагала перестройка, засекреченные военизированные предприятия государство бросало на произвол судьбы. И в «Гюйсе» начались сокращения. Мать хоть пока и не сократили, но и зарплату практически не платили. И тогда Вася после армии завербовался на Камчатку – стал простым матросом на судах, добывающих рыбу в Беринговом море. Два года Вася зарабатывал деньги, в том числе себе на учебу. Он понял, что чтобы хорошо зарабатывать в жизни, нужно получить хорошую специальность…

Далее было еще интереснее. На Камчатке в те времена правил бал известный вор в законе по кличке Шалый. Он контролировал весь рыбный промысел в тех краях. Гена Славин располагал сведениями о том, что Шалый и Вася Кириллов были знакомы, но вот насколько близко – сказать не мог. Потом Шалого убили при очередном разделе сфер влияния, и его место занял другой…Любопытным оказался тот факт, что Вася проработал на Камчатке именно до того времени, как убили Шалого. Ровно через месяц он смылся и вернулся в Рыбацкое.