Укус анаконды

– Джинсы, свитер, теплые носки, кроссовки и куртку какую-нибудь. Есть не хочется, но надо, так что пусть принесет что-нибудь повкуснее и посытнее! И еще икону Пресвятой Богородицы и фотографию, где мы всей семьей. И чаю хорошего в пакетиках.

Они расстались, как договорились, до вечера.

Вскоре принесли передачку от мужа. Там было копченое мясо, белый хлеб, печенье, одежда, и икона с фотографией. Сначала Анна долго молилась, потом поцеловала фотографию, а потом приступила к еде. Она наелась, только вот очень хотелось чаю, а до чая было еще ждать и ждать, смена-то нынче вредная! Интересно, какая будет завтра?

Анна переоделась, согрелась, после еды стало совсем тепло и хорошо. И она снова стала думать. Подтвердились худшие предположения: Чумнов не смог заставить Литровского забрать заявление, а это значит то, что и предполагала Анна: Литровскому нужно не воспитать и сломать ее морально, а именно изолировать. Тогда нужно хорошенько просчитать, чего именно боится этот олигарх, владелец винно-водочных складов, ресторанов и контролер проститутского бизнеса? Просчитать, сидя здесь, трудно. Если завтра суд решит освободить ее из-под ареста, то план Литровского сорвется. И она вычислит, чего именно он так боится. Обязательно вычислит! Землю вокруг Литровского изроет, но непременно вычислит!

А если он так боится, то, конечно, сделает все, чтобы ее отправили в СИЗО. Может даже, поменяют судью на более сговорчивого. А что? Поговорит с председателем суда Севой Долгоруким (считает себя потомком аристократов, мать его, а сам трус из трусов и взяточник из взяточников), и все у них будет о, кэй! У таких, как Литровский, долгое время все о, кэй, и в этом их главная ошибка – они считают, что так будет всегда.

Но вот, видно, сорвала она что-то из его «о, кэй». Да-а-а, знать бы, что именно? Так, надо сказать адвокату, чтобы они с мужем разыскали Генку Славина, он обязательно что-нибудь узнает, он не может не узнать, он лучший оперативник в области был, он не оперативник, а зверь! И потом, он так ее всегда уважал как журналистку, он постарается все для нее сделать… Если только… Если только поверит в ее невиновность. А если не поверит, то ничего делать не станет – слишком честный.

После еды, в тепле и сытости Анна вздремнула. И проспала до самого вечернего чая. Круглый охранник, принесший ужин и чай, был слегка навеселе и немного добрее, чем утром. Похоже, от Анниного коньяка вредная смена, как она и рассчитывала, стала немножечко менее вредной. Потому как круглый разрешил положить в чай несколько пакетиков из передачки. А так бы не дал – он еще в обед заявил, что положен один грамм чая в сутки…

Она напилась крепкого сладкого чая с печеньем, почитала газеты, в которые была упакована передачка. Пока еще о ее приключениях в «Золотом слове» не написали, прошло ведь всего несколько часов, завтра наверняка напишут. Или, скорее всего, послезавтра, когда что-то прояснится…

Звякнуло в коридоре, дверь открыл круглый охранник:

– Кондратьева, на выход!

Это уже на допрос, решила Анна. Но в комнате для допросов ее ждал адвокат.

– Слушая, Сергей, ты знаешь бывшего опера Гену Славина? – сразу начала Анна. – Ну, того, что был лучшим опером области и сразу ушел на пенсию, ни дня не работая больше?

– Помню, есть такой, я его даже недавно видел. Он, кажется, в каком-то охранном агентстве работает…

– Найдите с Володей его срочно! В домашней телефонной книжке есть его сотовый. Но только не звони ни ты со своего, ни Володя со своего…

– Это ежу понятно… Так что ему сказать?

– Просто расскажи все, что знаешь, и скажи, что я прошу его в как можно более короткий срок, ну, положим, до завтрашнего утра, то есть, до того времени, когда ты опять придешь, узнать о Литровском и Кириллове как можно больше. И вообще, пусть у своих знакомых в ментовке выяснит как можно больше обо всем этом.

– Ладно, сделаем… Теперь слушай. Говори всю правду, но без подробностей. Иначе дознаватель будет пытаться тебя поймать на каких-то случайностях. Дело в том, что единственное слабое место – это деньги, которые ты брала. Дознаватель наверняка будет пытаться построить разговор так, чтобы ты каким-то образом подставилась, будто сама спрашивала с них деньги. Ну, например, сама звонила в назначенный срок, то есть, инициатива исходила от тебя…

– Ну да, я сама звонила, требовала договор, меня ведь шеф ругал!

– Этого не говори! Потому что они наверняка подделали диктофонную запись.

– Как! – Анна в ужасе схватилась за голову. – Что же мне теперь делать?!

– Не беспокойся, запись в любом случае будет отправлена на экспертизу, там подделка будет обнаружена. Но это – время, экспертизу делают месяца два, а то и больше. А нам надо отсюда выбираться как можно скорее… Горемыкин только что приехал из вашей редакции, редактора он не допросил, как мы и задумали, но допросил бухгалтеров. Они показали, что ты денег не сдавала в кассу, но что такое практикуется – деньги журналист получает наличными, бывает и частями, а сдает потом. Этого придерживайся и сейчас…Ты все поняла? Заучи как молитву: все, что связано с этим делом, исходило только от них! И никаких: я упорно звонила, я требовала денег… И все время смотри на меня. Если я тебе киваю, значит, ты ведешь себя правильно, если качаю головой, значит, остановись и соберись с духом!

В коридоре послышались шаги. «Идет! – решила Анна, – тот самый дознаватель, который малограмотный юридически, но исполнительный и карьерист. А это значит – полная шестерка! Такая же, как незабвенный Вася Кириллов, который тоже, говорят, работал здесь то ли следователем, то ли дознавателем…»

В комнату вошел дознаватель в голубой форменной рубашке. Вот уж действительно соответствовал фамилии: длинный, тощий, руки как плети, ни дать, ни взять – Антон Горемыка! Примерно такого типа мужичок, только с бородой, был нарисован на обложке книги «Антон Горемыка» Погорельского, которую она читала в университете по программе курса истории русской литературы…

Мужичок однако же оказался парнем лет тридцати, только каким-то не по годам заморенным. «И этот, поди, тоже не сумеет подтянуться на перекладине, – с горечью подумала Анна, – только тот жирный из дежурки будет висеть как мешок, а этот – как плеть…». И ей стало смешно, она заулыбалась, представляя, как два мента – мешок и плеть – висят на перекладине. Горемыкин беспокойно посмотрел на нее: дескать, что-то ты, девочка, до сих пор улыбаешься…

Горемыкин представился, все чин чинарем, даже удостоверение показал, на которое Анна и не взглянула: что за чушь в ИВС представляться и демонстрировать удостоверение, если все равно сюда кроме адвокатов, следователей и дознавателей к задержанным никто не приходит?

Допрос проходил четко и слаженно. Анне не пришлось ни врать, ни выкручиваться, ведь все было ясно с этими проклятыми деньгами как Божий день. Адвокат оказался прав: несколько раз Горемыкин пытался склонить ее к тому, что она сама звонила Кириллову и настаивала на встрече. Да, звонила, но исключительно для того, чтобы очередной раз напомнить Кириллову о необходимости составить договор, от чего он по неизвестным тогда ей причинам упорно отклонялся… Анна посмотрела на Сергея: адвокат одобрительно кивнул.

Зачем брала деньги? Клиент, то бишь Кириллов, все время их буквально всучивал, говорил, что им, фирме «Гермес», так будет спокойнее, они будут уверены, что оговоренные условия соблюдаются… Есть ли у нее доверенность на получение денег? Есть где-то дома, но ее никто никогда не спрашивает, и она даже не знает, где она валяется. Если бы Кириллов спросил, то непременно бы нашла и показала, но он не спросил… Как другие сотрудники поступают в подобных случаях? Да точно так же! Кассового аппарата в корреспондентском пункте Рыбацкого нет, деньги за коммерческие материалы берем от клиентов напрямую и везем в главную редакцию. Бывает, что неделями таскаем по сорок-пятьдесят тысяч в карманах, рискуем, конечно, но некогда съездить…