Укус судьбы

— Нет! — упрямо замотала она, хлопая повлажневшими глазами. — Это будет насилием. Пожалуйста, уходи. Если хочешь, помогу тебе рукой, как тогда?

— Ты будешь моей, — я подошел совсем близко, заглядывая в ее расширенные от страха и желания глаза. — Люблю тебя и никому не отдам, — подхватив Софью на руки, я понес ее в спальню.

Сначала она пыталась вырываться, потом обмякла, и уткнувшись в плечо, стала плакать, как маленький ребенок.

Положив ее на подушки, дрожащими руками я раздел любимую, не переставая жадно целовать ее в мокрое от слез лицо и искусанные губы.

— Тебе понравится, вот увидишь, — Софья закрыла глаза и отвернула голову в сторону, перестав сопротивляться. Ее тело было таким прекрасным и желанным, что мне захотелось раствориться в нем навсегда.

Стянув с нее трусики, я рывком вошел в нее, распаляясь все больше и больше.

— Ты моя, — осипшим голосом выдавил я, бессильно падая на нее и ощущая блаженное удовлетворение, затопившее сознание.

— Я люблю Матвея, — прошептала Софья мне в ухо. — Все, что происходит, это неправильно. Но я прощаю тебя, потому что они оказались сильнее.

— Люби себе на здоровье, — я убрал ее волосы с лица и поцеловал в губы. — Я тебя никому не отдам. Женюсь, родим детей, и все у нас будет хорошо. Детская влюбленность в бабника пройдет.

— Ты ошибаешься, — Софья попыталась выбраться из под меня, но я придавил ее к кровати еще сильнее.

— Никогда не ошибался с женщинами, — отрезал я. — Ты запуталась. Я придумал выход из ситуации с твоими перемещениями.

— Ты тяжелый, дай мне пойти в душ, — взмолилась она, ерзая подо мной.

— Мне нравится, — усмехнулся я. — Хочу ребенка, поэтому душ отменяется.

Услышав мои слова, Софья перестала дергаться и разревелась. Я нахмурился, обняв ее так крепко, как только мог.

— Чего плачешь? — не выдержал в конце концов. — Я всегда буду рядом. Твой принц сейчас ни жив, ни мертв. Если его не отключать от систем жизнеобеспечения, никаких перемещений не будет. А за это время мы придумаем, как избавить твое тельце от этого дерьма. Хирургию еще никто не отменял.

— Я спасу его, — пробормотала она. — Ты просто спятил от желания, поэтому предлагаешь чепуху.

— И сколько раз ты собираешься спасать Матвея? Он должен был давно умереть, а ты помешала. Это произойдет рано или поздно. От твоего “рака” нужно избавляться, иначе все проходящие мимо мужчины будут закипать, раскладывая тебя при любом удобном случае. Он не сможет этому помешать, держа тебя взаперти.

— Мне все равно, — упрямилась Софья. — Я умру за него.

— Черта с два я тебе дам подохнуть, дурочка, — уткнулся я в ее шею, чувствуя что опять закипаю от запаха женского тела. Мне вдруг показалось, что любимая пахнет липовым медом и лесной травой, а кожа ее светится в темноте как фонарик. — Похоже, самовар будет кипеть до утра, — пошутил я, ловя губами ее розовый сосок. — Ты восхитительна, — искренне сказал я, оторвавшись от нее. — Я хочу тебя снова. Спать не дам.

Утром я проснулся от того, что кто-то толкал меня. С трудом разлепив глаза, увидел, как она осторожно выбирается из под меня.

— Куда? — рассмеялся я, хватая ее за пятку. — Давай обратно.

— Я хочу в туалет, — буркнула она, — Отпусти сейчас же! Мне надо в душ — смыть с себя твою идиотскую любовь.

— Смывай, — ухмыльнулся я, выпустив ее. — Я потом еще добавлю.

— Ты должен уйти, — Софья надела халат и выжидательно уставилась на меня.

— Ни за что, мне в твоей кровати понравилось. Пока принц спит, поселюсь в ней.

— Я серьезно, если ты сейчас не уйдешь, тогда уйду я, — огрызнулась она. — Уходи!

— Вызывай скорую и милицию, — предложил я. — Хотя они вряд ли тебе помогут, — вскочив на ноги, я двинулся в ее сторону. — Пошли, вместе помоемся. И хватит меня гнать, не уйду.

— Все, что было ночью, это искусственные, пластиковые эмоции, — сказала Софья, вздернув подбородок. — Ты оказался слабее, чем я думала. Повелся, поверил в химеру.

— Чья бы корова молчала, — с иронией заметил я. — Я хотя бы делал это в спальне, а твой Матвей — на грязном полу и у всех на виду.

Она размахнулась и влепила мне пощечину, гневно сверкнув глазами.

— Ты сейчас делаешь все, чтобы я начала тебя ненавидеть и презирать.

— Его ты тоже поначалу ненавидела, — улыбнулся я. — Так что валяй, — ухватив ее за руку, я пошел в сторону ванной. — Мыться, потом завтракать, потом кататься на машине.

— Я поеду в больницу к Матвею.

— Согласен, Владимира Ильича мы навестим, гвоздики сам куплю, — пошутил я.

— Какой ты подонок, — прошептала она. — Как же так можно хладнокровно издеваться над тем, кто умирает в больнице?

— Он уже умер, ты сама это знаешь. Человек — это мозг. В больнице валяется его тело. И я приложу все усилия, чтобы оно валялось там как можно дольше. Никаких перемещений во времени.

Глава 27. Софья

Если и существует состояние, когда ты находишься в полной прострации и плывешь по жизни, боясь о чем-то подумать, я находилась именно в нем. Боялась думать. Вся моя решимость и чувство, что я поступаю правильно, куда-то испарились. Остались лишь растерянность и невыносимая душевная усталость. Поэтому плюнув на все, я просто делала то, что говорил мне Андрей. Уволилась с работы и легла на обследование в научно-исследовательский институт. Внешне он ничем не отличался от обычной больницы с лабораториями. Ни вывеска, ни люди, которых я там встречала, никак не расшифровывали направление либо сферу деятельности этого заведения. Каждый день меня гоняли на какие-то анализы, обследования, сканирования, тестирования. Спустя 10 дней позвонила детективу и взмолилась:

— Хочу домой, устала. Я что-то делаю, но все молчат, как будто в рот воды набрали. И еще я хочу навестить Матвея в больнице. Неважно, пусть там лежит только тело, скучаю. Хочу его увидеть.

— Вечером зайду, — пообещал он, вздохнув. — Почему-то я к нему не ревную.

— Потому что я тебя не люблю, — уверенно выдала я. — А ты уперся рогом.

— Моей любви на двоих хватит, — пошутил Андрей. — Что тебе принести? Апельсины, мандарины и ананасы?

— Не надо, — рассмеялась я, представив его с фруктовыми авоськами. — Приезжали родители, навезли ящик продуктов.

— Что ты им сказала?

— Что это просто больница и у меня переутомление, лежу, восстанавливаюсь. Они беспокоятся, потому что месяц простоя — это месяц неуплаты по ипотечному кредиту. У меня нет в банке счета со сбережениями на черный день.

— Не переживай, оплачу, — легко отмахнулся он. — Главное то, что происходит с твоим телом, и с моим в том числе. Нужно разобраться.

— Я возьму деньги, но только в долг, — вздохнула я тяжело.

— Долг придется отдавать натурой, — усмехнулся он. — Деньгами не приму.