Улей

Вот только он не думал, что сможет.

Дальняя внешняя стена комнаты стала размываться. Она была сложена из бетонных блоков, но теперь выглядела так, словно была сделана из дыма. Что-то почти прозрачное и нематериальное. Она вибрировала и светилась, словно подсвеченная каким-то огромным всплеском энергии, и можно было видеть, как выделяется раствор, скрепляющий блоки.

Да, Сент-Оурс хотел убежать, но запнулся, ощущая странное тянущее чувство под ложечкой. Но у него все еще был 22-й калибр, и он собирался его использовать... использовать, когда что-то, что было там, таящее сквозь стену, появилось.

Потому что оно могло.

И затем сделало это.

Оно прошло сквозь стену так же легко, как дым через оконную решетку, нереальное и призрачное, но постепенно обретающее твердость. И в этот момент призрак, несущий голову под мышкой, был бы желанным гостем. Потому что это... ну, это было нечто другое.

Сент-Оурс узнал одно из тех существ из Хижины №6, и вид его наполнил его ужасом, чистым и нереальным.

Было непристойно видеть его в движении, видеть, как он скользит вперед на толстых и мускулистых змееподобных щупальцах, идущих от основания. Он должен был быть медлительным, но двигался с заметной плавностью, грацией и легкостью. Его тело было похоже на продолговатый бочонок, плоть серая, маслянистая и ребристая, а из нижнего квадранта свисали извивающиеся паразитические подии. Когда он приблизился к Сент-Оурсу на расстояние пяти футов, он раскрыл крылья, словно надувая их, распуская их веером, как воротник плащеносной ящерицы^[30]. Так звучали бы раскрывающиеся мокрые зонтики.

Сент-Оурс мог видеть черную сеть вен в этих крыльях. Они выглядели мембранными и эластичными. Он попытался закричать и не смог. Он был в ужасе и отвращении, зная, что физически существа там не было и не могло быть, но все же чувствовал его вонь, которая напоминала отравленную тушу, медленно разлагающуюся на жарком пляже.

Оно стояло перед ним, возвышаясь, с расправленными, словно крыло дельтаплана, крыльями, вонючее, злое и оскорбительное. Придатки в его середине тянулись к нему, дрожа, напоминая ветвящиеся дендриты и синапсы, клетки мозга. Но хуже всего была голова в форме морской звезды с яркими, как красное стекло, глазами. Именно она заставила Сент-Оурса начать стрелять, видя, как пули безвредно проходят сквозь существо и врезаются в бетонную стену позади него.

Существо позволило ему совершить этот единственный акт неповиновения, а затем глаза выступили на концах стеблей, посмотрели на него и в него, показывая ему боль отказа, ярости против себе подобных. В своей голове он услышал высокий, пронзительный, почти музыкальный звук, похожий на искаженную трель старинной фисгармонии. И внезапно стал ничем и никем. Его разум был отбелен добела, и он был просто куклой, выкованной из теплого пластика, с бьющимся сердцем и выпученными глазами. Он упал перед этим существом, скуля и хихикая, и в черепе прошла сильная волна агонии, когда его мозг начал пузыриться горячим воском, а глаза вырвались из орбит и брызнули по лицу, словно влажная рвота.

А затем существо начало исчезать, отстраняясь от сломленного и слепого создания перед ним.

И возле двери, когда чары были сняты, Рутковский и оставшиеся Славные Парни начали кричать.

24

Подобно останкам, оставленными ужасной дорожно-транспортной катастрофой, почти все на станции пришли посмотреть на останки Томми Сент-Оурса. Они толклись в коридоре, засовывали носы в дверной проем, задавали вопросы, перешептывались, а затем уходили так быстро, как только могли. Сент-Оурс был похож на какой-то ужас, хранившийся в банке на придорожном карнавале, и людям приходилось видеть то, что осталось, просто чтобы сказать, что они видели, что такое могло быть. Потому что большинство из них никогда не видели Майнера, сидящего в кресле в хижине №6 с глазами, разбрызганными по лицу, как слизь, но они не собирались пропустить это.

Но лишь несколько из них увидели Сент-Оурса.

После пяти, затем шести и семи человек окруживших его, словно индюки канюки, доктор Шарки накинула на него белую простыню, как на труп в старом фильме. Что еще можно было бы сделать? Позже они завернут его в брезент и отправят к Майнеру в холодный дом, где также хранилось мясо и скоропортящиеся продукты станции, но, по крайней мере, сейчас им не нужно было на него смотреть. Так что да, лишь немногие видели его страшный труп, но, слушая их позже, вы бы так не подумали. Потому что у всех были истории, которые, казалось, становились еще более ужасными при пересказе.

А потом, через некоторое время, остались только Шарки, Хейс и Ла-Хьюн.

– Что вы собираетесь написать в качестве причин смерти?
– спросил ЛаХьюн, осторожно прикасаясь к большой красной шишке над левым глазом, куда его ударил Сент-Оурс.

Она посмотрела на него так, будто он пошутил, отпустил какую-то дурацкую шутку, но увидела, что он совершенно серьезен.
– Ну, мне придется сделать заявление, не так ли? Но, скорее всего, я опишу это как очередное кровоизлияние в мозг.

– Да, - сказал ЛаХьюн, - да.

Хейсу стало жаль этого парня... во всяком случае, немного, потому что никто не должен был мириться с тем, что его ударили, а затем связали, но этот парень, похоже, просто не был в контакте с реальностью. Он знал, что убило Сент-Оурса, как и все они, но не собирался признать это.

Господи. Еще час назад Хейс спал рядом с Шарки, а затем Катчен появился у ее двери и сказал, что произошла еще одна смерть, и теперь он здесь, смотрит на это и слушает ЛаХьюна.

Что было хуже?

Конечно, с этой смертью было связано много драмы. Рутковский и парни с криками забежали в кают-компанию и общежитие за ней, стуча кулаками по дверям, желая помощи или спасения. Возможно, всего сразу. Из-за них Катчен и некоторые другие пошли и развязали ЛаХьюна и смогли взглянуть на Сент-Оурса. Теперь Рутковскому и его Славным Парням были введены успокоительные, потому что никто из них не был уверен, что произошло. Они бредили призраками и чудовищами, говоря, что один из Старцев бродит по лагерю.

– Я не думаю, что на данный момент нам нужно так беспокоиться о том, как умер Сент-Оурс, как, а о том, что его убило, - сказала Шарки.
– Вы согласны с этим?

– Ну да, нам нужно это знать. Если у вас есть идеи, я слушаю.

Шарки посмотрела на него, как на идиота.

Хейс сказал: - Док прав, шеф. Не важно, что произошло, важно, кто это сделал.

– Если у вас есть идеи...

– Ох, Христосе, ЛаХьюн, что с тобой, блять, не так?
– он хотел знать.
– Ты, также как и я, знаешь, что произошло. Те существа... ебанные окаменелости Гейтса... они не совсем мертвы, как мы с вами понимаем мертвых. Их разумы все еще активны, и если мы не предпримем что-нибудь, чтобы снова отключить эти разумы, то кто знает, сколько из нас встретит весну.

ЛаХьюн сглотнул.

– Я не собираюсь верить в эту чушь. Просто нет реальных доказательств. Я ожидаю этого от Рутковского... у него истерика, но не от тебя, Хейс.

– Да неужели? Думаешь, потому что они были заморожены миллион лет или что-то в этом роде, они не смогут снова проснуться?

– Нет, не думаю.

– Тогда все в порядке. Мы скажем, что это не замороженные, ладно? Может быть, это были те из того озера, ЛаХьюн, потому что я могу сказать тебе, что эти ублюдки и близко не мертвы. Так что давай не будем ебать друг другу мозг, ладно? Я знаю, что ты уже видел видеозапись. Ты знаешь, что там внизу.

ЛаХьюн выглядел обеспокоенным.
– Да, я видел запись. Но я склонен думать, что то, что внизу, в том озере, и то, что здесь, - это две разные ситуации.

Прежде чем Шарки смогла остановить его, Хейс сгреб ЛаХьюна и прижал к стене с силой, достаточной, чтобы сбить несколько вещей с полок.

– Послушай меня, претенциозный чертов дурак, - сказал Хейс, - эти существа физически мертвы, но психически весьма живы. Они убили Сент-Оурса, потому что он собирался сжечь тела, а эти твари пока этого не хотят. Он был для них опасен, поэтому они его раздавили. Их разумы... я не думаю, что они закончили, но когда они это сделают, когда они, черт возьми, это сделают, мы все поджаримся, и ты это знаешь. Если к весне в этом лагере кто-нибудь останется, я могу гарантировать вам только одно: они возможно будут выглядеть людьми, но то, что будет в их головах, будет совсем нечеловеческим.