Ультиматум Борна
Шрифт:
– Поразительно, – выдавил Сайкс в изумлении.
– Я сохранил все чеки, – продолжал заместитель, набирая обороты. – Они заперты в несгораемом шкафу в моей квартире на Олд Роуд Бэй и включают следующее: семь долларов и восемнадцать центов за местные звонки в «Транквилити» – я не пользовался моим официальным телефоном; двадцать три доллара шестьдесят пять центов за дальний звонок в Париж; шестьдесят восемь долларов восемьдесят центов… ужин для меня и моего племянника во Вью-Пойнт – бизнес-конференция, можно сказать…
– Достаточно, – прервал его Джонатан Лемюэль, вытирая платком с черного лба пот, выступивший,
– Я готов подтвердить все, когда потребуется…
– Я сказал, достаточно, Сайрил.
– Также не могу скрывать, что не согласился на предложение таксиста завысить цифру, указанную в чеке, и раскритиковал его, как официальное лицо.
– Хватит! – прогремел Сайкс. Вены выступили на его шее. – Вы оба – идиоты высшей пробы! Подумать только – даже предположить, – что Джон Сен-Жак преступник, просто возмутительно!
– Сэр Генри, – вступил Причард-младший. – Я сам видел, что случилось в «Транквилити Инн»! Это было ужасно! Гробы на пристани, часовня разрушена, правительственные катера вокруг нашего мирного острова – выстрелы, сэр! Пройдут месяцы, прежде чем мы полностью восстановим нашу работу.
– Вот именно! – бушевал Сайкс. – И вы верите, что Джонни Сент-Джей стал бы сам уничтожать свою собственность, его собственное дело?
– Ну, и не такое бывало в криминальном мире, сэр Генри, – произнес Сайрил Сильвестер Причард со знающим видом. – За время своей службы я слышал много историй. То, что описал мой племянник, называется диверсионной тактикой, призванной создать иллюзию того, что негодяи сами стали жертвами. Мне хорошо все объяснили.
– О, объяснили, правда? – вскричал бывший бригадир британской армии. – Что ж, позвольте мне объяснить вам кое-что еще. Вас одурачил международный террорист, которого разыскивают по всему миру! Знаете ли вы, какое наказание предусмотрено за помощь и поддержку такого киллера? Я скажу прямо, на случай, если это ускользнуло от вашего внимания: учитывая вашу официальную должность – это, конечно же, расстрел или, менее милосердно, публичное повешение! А теперь, какой был тот чертов номер в Париже?
– При таких обстоятельствах, – промямлил заместитель, собирая все оставшееся достоинство, в то время как его дрожащий племянник схватил его левую руку, и трясущейся рукой потянулся за блокнотом. – Я его запишу для вас… Надо попросить к телефону черного дрозда. По-французски, сэр Генри. И сказать несколько слов, сэр Генри. По-французски, сэр Генри.
Джон Сен-Жак в сопровождении вооруженного охранника, одетого, как праздничный гость, в белые слаксы и свободный, мешковатый белый льняной пиджак, вошел в библиотеку их нового укрытия, имения на берегу Чесапикского залива. У дверей стоял другой охранник, мускулистый мужчина средних габаритов с четкими резными испанскими чертами лица; он указал на телефон на большом столе из вишневого дерева.
– Это вас, мистер Джоунс. Директор.
– Спасибо, Гектор, – сказал Джонни, замедлив шаги. – Скажи, а это «мистер Джоунс» обязательно?
– Ровно настолько, насколько обязательно «Гектор». На самом деле меня зовут Роджер… или Дэниэл. Как угодно.
– Усек.
Джонни подошел к столу и поднял трубку.
– Холланд?
– Номер, который раздобыл
твой друг Сайкс, «слепой», но полезный.– Как сказал бы мой зять, прошу тебя, говори по-английски.
– Это номер телефона в кафе на Мараисской набережной Сены. Пароль – позвать черного дрозда – un oiseau noir – и кто-то должен откликнуться. Если дрозд на месте, контакт состоялся. Если нет – надо попытаться позже.
– Чем он полезен?
– Мы попробуем, и не один раз, а внутри будет наш человек.
– Что еще происходит?
– Мне кажется, я уже достаточно рассказал.
– Черт тебя побери!
– Мари сообщит тебе последние новости.
– Мари?
– Сейчас летит к вам. Она чертовски зла, но при этом успокоенная жена и мать.
– Что ее так разозлило?
– Я заказал ей несколько долгих перелетов низким классом…
– Ради всего святого, почему? – сердито перебил брат Мари. – Нужно было послать за ней хоть целый самолет! Она значит больше, чем любой тупица в конгрессе или вашем правительстве, а ведь за ними ты посылаешь самолеты. Я не шучу, Холланд!
– Эти самолеты посылаю не я лично, – спокойно ответил директор. – Другие посылают. А те, что посылаю я, возбуждают слишком много вопросов и любопытства на международной почве, и это все, что я скажу об этом. Ее безопасность важнее ее комфорта.
– Остановимся на этом, honcho.
Директор помолчал, подавляя раздражение, в поиске нужных слов.
– Знаешь что? Ты не очень-то приятный тип.
– Моя сестра неплохо ладит со мной, что более чем опровергает твое мнение.
– Произошел один неприятный инцидент, который никто из нас не мог предвидеть или даже вообразить.
– О, кажется, я слышу те самые знаменитые долбаные слова от американских властей! – воскликнул Джонни. – Что вы на этот раз упустили? Грузовик американских ракет агентам аятоллы в Париже? Что случилось?
И в третий раз Питер Холланд не смог ответить сразу, в трубке было слышно его тяжелое дыхание.
– Знаешь, молодой человек, я могу запросто повесить трубку и избавить себя от твоего существования, что было бы весьма полезно для моего кровяного давления.
– Слушай, honcho, речь идет о моей сестре и парне, которому она жена, – и весьма неплохом парне, по-моему. Пять лет назад вы, ублюдки – повторяю, вы, ублюдки, – чуть было не убили их обоих в Гонконге. Я не знаю всех фактов, потому что они слишком, слишком глупы, чтобы говорить о них, но знаю достаточно, чтобы не доверить тебе даже работу официанта у себя на островах!
– Вполне честно, – откликнулся Холланд более мягко. – Хоть это и не имеет значения, меня там тогда не было.
– Это не имеет значения. Это все ваша подпольная система. Ты бы сделал то же самое.
– Зная обстоятельства, может быть. И ты тоже, может быть, поступил так же. Но это тоже не имеет значения. Это история.
– А сейчас есть сейчас, – вставил Джонни. – Что случилось в Париже, что за «неприятный инцидент»?
– По словам Конклина, на них напали на частном аэродроме в Понткарре. Они отбились. Твой зять и Алекс не ранены. Это все, что я могу тебе сказать.
– Это все, что я хотел услышать.