Ультиматум Борна

– Да, конечно, господин генерал.

В кабинете Джейсон стянул с себя форму и начал рыться в той куче одежды, которую ему принес брат Мари. Он надел серые шорты-бермуды до колен, выбрал рубашку с красными и белыми полосками и самую широкополую шляпу. Он снял носки и ботинки, надел сандалии, встал и выругался.

– Вот черт!

Скинул сандалии и всунул босые ноги в свои тяжелые ботинки на резиновой подошве. Потом осмотрел несколько фотоаппаратов и их принадлежности, выбрав самый легкий и многофункциональный, и перекинул его за ремешок через плечо. В комнату вошел Джон Сен-Жак с маленькой рацией в руках.

– Ты откуда такой явился? С Майами-Бич?

– Бери немного севернее – скажем, из Помпано. Я не настолько безвкусно и кричаще нарядился. Чтобы не выделяться.

– Да, ты прав. Некоторые мои здешние приятели присягнут, что ты представитель старых добрых западных консерваторов. Вот рация.

– Спасибо. – Джейсон убрал компактное устройство в нагрудный карман.

– Что собираешься делать?

– Пойду поговорю с Измаилом, тем пареньком, кивнуть которому я тебя попросил.

– С Измаилом? Но я не кивал Измаилу, ты просто сказал мне кивнуть в сторону входа.

– Это то же самое. – Борн засунул свой пистолет за пояс под рубашку и оглядел снаряжение, которое принесли из магазина спортивных товаров. Он взял моток стофунтовой лески, складной нож и рассовал их по карманам, потом открыл пустой футляр от фотоаппарата и положил в него два аварийных сигнальных патрона. Это было не все, что он хотел, но должно хватить. Он уже не такой, как тринадцать лет назад, да и тогда он не был очень молод. Борн с неохотой признал тот факт, что его разум должен работать быстрее и лучше, чем тело. Проклятие!

– Измаил хороший парень, – сказал брат Мари. – Он очень умен и силен, словно молодой призовой бык из Саскачевана. Я подумываю о том, чтобы где-нибудь через годик сделать его охранником. Будет больше зарабатывать.

– Лучше отправь его в Гарвард или Принстон, если справится с сегодняшним заданием.

– О-па, ну ты замахнулся. Кстати, ты знаешь, что его отец был чемпионом островов по борьбе? Конечно, сейчас он слегка постарел…

– С дороги, черт тебя подери. – Джейсон направился к двери. – Тебе тоже не восемнадцать! – добавил он, быстро обернувшись перед тем, как выйти.

– А я и не говорю, что мне восемнадцать. Что с тобой?

– Может быть, дело в той отмели, которую вы не заметили, мистер Секьюрити.

Борн хлопнул дверью и выбежал в коридор.

– Какие мы обидчивые. – Сен-Жак медленно покачал головой и разжал свой тридцатичетырехлетний кулак.

Прошло почти два часа, а Измаила нигде нет! Как зачарованный, Борн вышагивал по всей территории «Транквилити Инн», внимательно глядя по сторонам через свою «зеркалку», и видел все, но только не молодого Измаила. Уже два раза он подходил по лесной тропинке к одинокому прямоугольному строению из бревен, соломенной крыши и цветных витражей, которое представляло собой церковь этого курорта, убежище для медитации, выстроенное больше для красоты, чем для настоящих служб. Как заметил молодой черный слуга, церковь редко посещали, но она упоминалась в путеводителях для отдыхающих.

Карибское солнце становилось все более оранжевым, медленно клонясь к горизонту. Уже скоро по острову Монтсеррат и ближайшим островам поползут вечерние тени. А потом и совсем стемнеет, а Шакал любит темноту. Но и Хамелеона она тоже устраивала.

– Кладовка, что-нибудь заметили? – Борн взялся за рацию.

– Rien, monsieur [36] .

– Джонни?

– Я на крыше, шесть наблюдателей на своих местах. Пока тихо.

– Что там с ужином, с сегодняшней вечеринкой?

36

Ничего, мсье (фр.).

– Наш метеоролог десять минут назад прибыл из Плимута на лодке… Он боится летать. А Ангус приколол к доске объявлений чек на десять тысяч долларов на предъявителя, осталось только поставить подпись. Скотти был прав, придут все семь пар. Мы общество равнодушия, все забываем сразу после минуты молчания.

– Ну, братец, ты мне еще будешь рассказывать… Конец связи. Я возвращаюсь к церкви.

– Рад слышать, что хоть кто-то в нее ходит. Этот проклятый туристический агент из Нью-Йорка сказал, что часовня станет очень милым дополнением всего комплекса. Больше я его не видел. Держись на связи, Дэвид.

– Так и сделаю, – отозвался Джейсон Борн.

На аллее, ведущей к церкви, становилось темно. Высокие пальмы и густой подлесок помогали сумраку, задерживая лучи садящегося солнца. Джейсон уже собрался развернуться и направиться к магазину спорттоваров и маяку, как вдруг, словно фотоэлектрический мираж, ожили синие и красные лампы, посылая с земли круги света на листья пальм. На мгновение Борн почувствовал, что резко, даже слишком резко вошел в коридор сочных красок, вырезанный из тропической растительности. Он не позволял ориентироваться и просто мешал. Борн почувствовал себя освещенной движущейся мишенью в красочном тире.

Он быстро укрылся в тени кустарника за границей огней; в его голые ноги впивались колючки диких растений. Когда он углубился в листву и в потемках продолжал двигаться в сторону церквушки, ему мешали влажные ветви и лианы, цеплявшиеся за руки и ноги. Это инстинкт. Держись в тени, подальше от ярких помпезных огней, больше принадлежащих островному carnivale.

Какой-то резкий звук! Он выпадал из строя естественных звуков прибрежного леса. Потом послышался стон, превратившийся в спазм, – и неожиданно прекратился, оборвался… или его заглушили? Джейсон двигался вперед и шаг за шагом продирался через тормозившую движение непролазную стену растений, пока не увидел солидную деревянную дверь часовни. Она была приоткрыта, и сквозь лучи синих и красных фонарей на дорожку проникал мягкий мерцающий отсвет электрических свечей.

Думай. Напряги память. Вспоминай! Он был в часовне всего один раз, тогда в шутку отчитывал шурина за то, что тот потратил большие деньги на бессмысленный придаток к «Транквилити Инн».

– По крайней мере, церковь очень изящна, – заметил Сен-Жак.

– Ничего подобного, брат, – ответила Мари. – Она совсем не вписывается в окружающую обстановку. И не похожа на последнее пристанище.

– А если кто-нибудь получит плохие известия? Ну, знаешь, совсем плохие…

– Организуй ему выпивку, – сказал Дэвид Вебб.

– Да вы войдите внутрь. У меня здесь на витражах символы пяти разных религий, включая синто.

– Главное, не показывай сестре счета, – прошептал Вебб.

А что внутри? Там была дверь? Второй выход?.. Нет, не было. Только пять или шесть рядов церковных скамеек да какие-то перила перед приподнятым аналоем, а над всем этим примитивное окно с цветными стеклами, сработанное местным умельцем.