Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

– Ладно, – сказала я, закрывая книгу и медленно вставая с дивана.

– Небывалый энтузиазм! – поддразнил меня папа. – Может, мы лучше поработаем ближе к вечеру?

– Нет, все нормально, давай сейчас. – Я глянула на Расселла. – Я могу сама завезти его в дом, – предложила я.

По-моему, я впервые открыто взглянула в глаза Расселлу после той дурацкой истории у Стейси и обрадовалась, увидев, что он улыбнулся мне.

– Крикните меня, Грэхем, если понадоблюсь, – бросил Расселл, возвращаясь в дом.

Я слегка помучилась, перевозя коляску через порог. Из-за книжки, зажатой в одной руке, у меня не получалось нормально взяться за обе ручки, но в доме все пошло гладко. Проходя по коридору, я вдруг разволновалась. Мне вспомнилась желудочная инфекция, которую я подхватила в школе, когда мне было девять лет. Никогда не забуду замешательства, вызванного тем, что я не успела добежать до туалета. Может ли быть нечто более унизительное? А ведь я тогда была еще совсем маленькой.

А ему, взрослому мужчине, еще и приходится носить подгузники. Он не способен даже самостоятельно вытереться. Я взглянула на папину макушку, где седые пряди вытесняли черные у висков, на папины руки, лежавшие на подлокотниках, точно закрученные белые ракушки. И в порыве нахлынувшей вдруг любви остановила коляску, перегнулась через спинку и, прижавшись щекой к папиному виску, крепко обняла его.

– Эй! – мягко произнес он. – С чего вдруг?

– Я люблю тебя, – ответила я, обнимая его так долго, что это, должно быть, показалось ему странным.

– Что случилось, Молл? – спросил он.

– Ничего, – уверенно заявила я и, взяв себя в руки, выпрямилась и покатила коляску дальше.

Добравшись до его кабинета, я заняла свое обычное место за компьютером. Положив книжку на письменный стол, я подняла пальцы над клавиатурой.

– А что это ты сейчас читаешь? – спросил он.

Я заметила, что он пытался прочесть название, но, несмотря на то что Расселл заменил его подголовник на более удобный старый, папе не удавалось склонить шею так, чтобы увидеть обложку книги.

– Да так, просто одна повесть, – сказала я. – Называется «Навсегда».

– «Навсегда» Джуди Блум? – уточнил он.

Я почувствовала, как загорелись мои щеки. Есть ли хоть одна книга, которую я могла бы спокойно читать, зная, что ему она неизвестна?

– Угу, – небрежно подтвердила я, словно мы говорили о Нэнси Дрю [27] или «Маленьких женщинах» [28] .

– И как, тебе нравится? – спросил он.

– В общем, так себе, – вяло ответила я, как будто еще не читала настолько скучной книги, как «Навсегда». – Рискнув взглянуть на него, я добавила: – Похоже, ты уже слышал о ней или даже читал?

27

Нэнси Дрю – популярный литературный и киноперсонаж, девушка-детектив, известная во многих странах, была создана Эдвардом Стратемейром (1864–1930), американским писателем и издателем. Впервые Нэнси Дрю появилась в книге «Тайна старинных часов», опубликованной в 1930 году и написанной рядом авторов под коллективным псевдонимом Кэролайн Кин.

28

«Маленькие женщины» – роман американской писательницы Луизы Мэй Олкотт (1832–1888), написанный частично по детстким воспоминаниям автора, где описывается жизнь четырех сестер семейства Марч.

Он слегка повернул голову, что, как я знала, соответствует попытке пожать плечами.

– Еще бы, о ней спорят уже лет пятнадцать, к тому же я работаю с подростками, – ответил он, хотя пока оставалось непонятным, читал ли он ее.

Я надеялась, что не читал.

– Кстати, ты знаешь, что эту книжку кое-где внесли в список запрещенной литературы? – спросил он.

– Вот уж глупость, – заявила я, испугавшись, что он собирается запретить ее прямо сейчас в своем доме.

– Совершенно согласен, – кивнул он. – Я не высокого мнения о книжных запретах. Однако что же ты поняла, читая ее?

– Я пока в самом начале, – соврала я и добавила с притворным раздражением: – Мне казалось, мы собирались тут поработать?

– Ты права, – согласился он, позволяя мне сорваться с крючка.

Он начал высказывать идеи, которые ему хотелось бы осветить в своих выступлениях, и я напечатала список наиболее важных пунктов. Потом мы упорядочили их, и я распечатала для него план интервью.

– Неужели мы все сделали? – спросила я, как только бумага вылезла из принтера и я положила ее на углу стола, чтобы он мог прочитать ее с кресла.

– Почти, – сказал он. – Но мне еще хотелось поговорить с тобой.

О нет. О Крисе? О Стейси? О Джуди Блум? Я собралась с духом.

– О чем же? – спокойно спросила я.

– Мама сказала, что ей послышалось, будто вы с Дэни о чем-то спорили сегодня?

– Ох, Дэни терпеть меня не может, – вздохнув, ответила я.

– Сомневаюсь.

– И зря, она точно меня ненавидит.

– Допустим, но ты только не забывай, как тонка бывает грань между любовью и ненавистью. – Он склонил голову, и я почувствовала на себе его пытливый взгляд. – Так вы обо всем сумели договориться?

– Вроде сумели, – пожав плечами, вяло произнесла я. – Хотя я, в общем… ударила ее.

– С ней все в порядке? – Глаза отца резко расширились.

– Да, но, по-моему, теперь у нее будет синяк на щеке.

– Молли! Ты что, издеваешься надо мной?

– Она реально достала меня!

– Чем же?

Я не собиралась сообщать ее реакцию на его аварию, но у меня с избытком хватало других острых моментов нашего разговора, на которые мне хотелось бы узнать его реакцию. Поэтому я излила душу, выложила ему все. Как, согласно Дэни, Амалия появилась у нас на пороге не одна, а с социальным работником, и что я была не младенцем, а двухгодовалым ребенком, и все мое тело покрывали болячки, и что Амалия лечилась в больнице, прежде чем начать там заниматься танцами, и – наконец – что меня скорее насильно оставили им на попечение, чем преподнесли как драгоценный подарок. Я следила за его лицом, сообщая каждую обидную новость, выданную мне Дэни, надеясь, что он будет отрицательно качать головой на каждое откровение. Но вместо этого он только кивал, не произнося ни слова, лицо его помрачнело, и между бровей залегли две вертикальные морщинки.

– Амалия не лечилась там, – выслушав меня до конца, возразил он, словно счел это самой поразительной новостью из всех откровений Дэни. – Она была просто «УУ». – Он улыбнулся и спросил: – Она и осталась такой, тебе не кажется?

Я тоже попыталась улыбнуться. Я знала, что означает эта аббревиатура, поскольку часто печатала ее во время диктовок его врачебных заметок. «УУ»: Устойчиво Уникальный тип. Он сам придумал этот диагноз, и он нравился ему гораздо больше, чем традиционные психиатрические термины, хотя в итоге ему приходилось отказываться от них, чтобы убедить страховые компании заплатить ему. Он называл «УУ» любого, слегка отличавшегося от нормы человека.

– Но как я уже говорил тебе, – продолжил он, – Горная больница выделялась своей неортодоксальностью. Амалию поместили туда, когда ей было всего четырнадцать лет.

– В моем возрасте? – ахнув, уточнила я.

– Хотелось бы, чтобы не я, а она сама рассказала тебе свою историю, но она не любит вспоминать о тех временах, и раз уж ты захотела все узнать именно сейчас, а Амалии здесь нет, то полагаю, мне придется решить этот вопрос. – Он вздохнул. – Ее мать работала девушкой по вызову. Тебе известно, что это означает?

Я покачала головой. Мне приходилось слышать такое прозвище, но я могла лишь догадываться о его значении.

– Тебе известно, кто такие проститутки?

– Женщины, которым платят за секс.

– Ну и девушкам по вызову тоже платят, – кивнув, сказал он. – Отчасти за услуги сопровождения или за роль временной подруги для клиента. По договоренности она может оказать ему и сексуальные услуги. Во всяком случае, мать Амалии занималась этим делом, а когда Амалии исполнилось тринадцать, мать попыталась привлечь ее к своей работе.