Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь
Шрифт:
– Вот бл… – вырвалось у меня. – Ей пришлось сопровождать стариков?
– Ну, мужчин в любом случае. Не знаю, какого они были возраста. Но безусловно, значительно старше, чем она сама. Естественно, она ненавидела такое занятие. Девушкам не нравится, когда их лапают грязными руками. Ее лишили возможности быть обычной девочкой. – Он опять перевел взгляд на план интервью. – Однако ей встретился один вполне состоятельный мужчина, который водил ее по театрам и на концерты, и именно он развил ее интерес к танцам и искусству. – Он вновь взглянул на меня. – Будучи довольно старым, он также страдал от излишнего
Мне хотелось спросить, пришлось ли ей заниматься сексом с тем старым толстяком, но я не смогла заставить себя произнести такие слова. И в любом случае я догадывалась, что отец не скажет мне этого.
– Когда Амалии исполнилось четырнадцать, ее мать арестовали за торговлю наркотиками и проституцию, а саму ее поместили в приемную семью, где она вела себя, скажем так, устойчиво уникально, чем добилась отправления в нашу Горную больницу. – Папа улыбнулся, явно показывая восхищение, и я невольно улыбнулась в ответ, точно мы оба знали тайну Амалии, хотя я была не вполне уверена, в чем именно она заключалась.
– И она осталась там жить, – продолжил он. – Больница стала для нее домом, причем домом гораздо более приемлемым, чем те, в которых ей приходилось жить раньше. Она полюбила такую жизнь. Там она могла танцевать и заниматься живописью. Научилась играть на гобое, хотя уверяет, что уже забыла это. – Он усмехнулся. – А когда она захотела уйти, ее удержали, предложив полный пансион за ее уроки танцев. Вот тогда-то я и познакомился с ней.
– А потом… – медленно произнесла я, – она забеременела и исчезла, а когда ты уже женился на маме, Амалия появилась с младенцем – со мной – на нашем пороге, желая отдать меня тебе. И мама хотела детей, но не могла их иметь, поэтому…
– Не думаю, что я сейчас стал бы углубляться в такие детали, солнышко, – насмешливо заметил он. – Неужели тебе кажется, что тебя ввели в заблуждение?
Я кивнула.
– Что ж, вероятно, это моя вина, – признал он. – Когда она сбежала из больницы, кто-то сказал мне, что ее мать уехала в Шарлотт, и Амалия направилась туда, но не смогла найти ее. Она устроилась на работу горничной в отеле и снимала квартиру на пару с другой девушкой. Когда же родилась ты, я полагал, что она постарается стать для тебя хорошей матерью, однако, – он печально покачал головой, – сама она жила с такой ужасной матерью, что просто не представляла, что же ей делать с тобой.
– Мне действительно было два года, когда она привела меня сюда?
– Почти.
– И у меня действительно были болячки по всему телу?
– О нет, всего лишь маленькие прыщики от потницы, – уточнил он. – Дэни приукрасила все с истинно королевской трагедийностью. Но ты явно плохо питалась. Это трудно отрицать. Иногда, если не удавалось найти няню, Амалии приходилось оставлять тебя в одиночестве, уходя на работу. Поэтому ее лишили материнских прав, и тогда она рассказала социальному работнику обо мне, после чего они появились здесь. С тобой.
Меня терзала еще одна страшная мысль.
– А как ты узнал, что я твоя дочь?
– Ты смотрелась в зеркало? – спросил он. – Я узнал это, едва увидев тебя. Но ради Норы… ради спокойствия твоей мамы, мы сделали специальный
анализ крови, который обеспечил ее нужными доказательствами.– Дэни дала понять, что мама не хотела брать меня, – проворчала я.
– Поначалу она слегка растерялась, – признал он, – но быстро полюбила тебя до умопомрачения. Почему бы тебе не спросить об этом ее саму? Она могла бы рассказать, какие чувства испытывала к тебе.
– Вечно те предлагаешь мне спросить ее о таких вещах, о которых трудно говорить, – заметила я.
– Верно, – кивнув, согласился он. – Очень важно, чтобы вы научились лучше общаться друг с другом.
– Мы прекрасно общаемся благодаря тебе.
– Я не всегда буду с вами, Молли, – склонив голову набок, заметил он, и то, как он это сказал, повергло меня в такой ужас, что я вдруг лишилась способности здраво мыслить.
Я просто схватила только что напечатанный план и поднесла к его глазам.
– Кстати, – воскликнула я, держа листок дрожащими руками, – папуля, ты придумал отличный план для интервью.
Мне не хотелось, чтобы он задумывался о смерти, не хотелось, чтобы он вообще думал о чем-то печальном.
– А я смогу услышать по радио, как ты будешь давать интервью? – продолжала тараторить я. – Так же, как мы слушаем радио в нашей машине?
В явном замешательстве он пристально посмотрел на меня, и я поняла, что он пытается решить, стоит ли позволить мне так легко сменить тему.
– Я уверен, Молл, что мы разберемся с этим вопросом, – наконец произнес он. – Так или иначе, разберемся.
29
Сан-Диего
– Молли? – Лори взглянула на меня через стол.
Мы встретились с сестрой Эйдена за ланчем в ресторане «Миссионерская долина», где она работала шеф-поваром, и она уже доела вегетарианский рулет, а я еще едва притронулась к салату. – С тобой все в порядке?
– Почему ты спросила? – ответила я, изумленно подняв брови.
– Ты сегодня необычайно молчалива.
Она права. С момента нашей встречи говорила в основном только Лори, причем почти постоянно о Кае и Оливере. Не помню, чтобы раньше она так много говорила о них, но, насколько я поняла, ей стало проще вести такие разговоры со мной теперь, когда я, как она надеялась, в обозримом будущем тоже стану матерью. Естественно, что раньше она избегала разговоров о близнецах, вполне справедливо боясь вызвать у меня болезненные воспоминания о потере Сары.
– К тому же, – добавила она, не услышав мгновенного ответа, – ты сильно похудела. И едва прикоснулась к салату. – Она показала на мою полную тарелку. – Неужели я так утомила тебя, болтая о близнецах? Я даже подумала…
– Нет, – с улыбкой ответила я. – Ты вовсе не утомила меня. Я обожаю их до безумия и готова слушать о них до бесконечности, так что говори сколько захочешь. – Я задумчиво тронула стакан с водой и добавила: – Но ты права, мне действительно не по себе. Я… чертовски озабочена.
– Проблемы на работе?
Я покачала головой. Погоняв листик латука по тарелке, я вяло отложила вилку.
– Меня до глубины души потрясла биологическая мать, передумавшая отдавать ребенка, – призналась я. – И это вынудило меня осознать, в каком сомнительном положении находимся мы сами.