Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

Я подумала о фотографиях с дня рождения моей подруги Женевьевы, мы праздновали его за день до начала каникул, поэтому они совсем недавние. На одной я получилась вполне сносно, хотя там меня сняли вместе с Женевьевой, а она реально очаровательна. Придется отрезать ее.

– Я могу прислать тебе одну, – сообщила я. – А ты пришлешь мне свою?

– Да, хотя она не ахти какая. Прошлогодний снимок. Они все неудачные, но я могу прислать тебе. Какой у тебя адрес?

Мы обменялись адресами, но тут я вспомнила, что несколько дней меня не будет дома.

– Правда, я не смогу получить твою фотку до следующей недели, – сообщила я. – Мы с папой собираемся в книжный тур. Уезжаем завтра и вернемся только во вторник.

– Твой папа – пугающий чел, – после продолжительного молчания высказался Крис.

– Вряд ли на земле найдется человек менее пугающий, чем он, – рассмеявшись, возразила я. – Жаль, что он произвел на тебя неприятное впечатление.

– Стейси рассказала мне о его болезни. Вот уж не повезло.

– У него все хорошо.

– Может, ты позвонишь мне из вашего книжного путешествия? – спросил он.

– Может быть, – ответила я, прикидывая, смогу ли позвонить ему из какого-нибудь телефона-автомата. – Хотя не уверена, найду ли где-то поблизости телефон.

– Я встретил в торговом центре твою чокнутую кузину, – сообщил он.

– Дэни? – невинно уточнила я, словно у меня имелась другая кузина, любившая тусоваться в торговом центре.

– Она, что ли, у тебя заместо питбуля?

– Не поняла.

– Она набросилась на меня, когда я сказал, что познакомился с тобой. Заявила, что если я обижу тебя, то она отрежет мне член.

– Что она заявила?

– Ее аж перекосило, – добавил он. – Кстати, я не собираюсь обижать тебя.

Я задумчиво смотрела в потолок. Должно быть, я неправильно поняла его.

– Она что, действительно защищала меня? – спросила я.

– Еще как, она вела себя просто как твой личный телохранитель, – хмыкнув, ответил он.

О боже! Как бы мне хотелось вернуться в тот момент, когда мой кулак коснулся скулы Дэни. Мне вспомнились слова папы о том, как тонка грань между любовью и ненавистью.

– Нет, она вовсе не мой личный телохранитель, – возразила я. – На самом деле у нас с ней совсем мало общего.

– Не думаю, что она запомнила нашу встречу, – заключил он.

Мы поболтали еще немного, в основном о наших общих знакомых, и я старалась упоминать только более старших ребят, не желая напоминать ему о своем юном возрасте. Около одиннадцати мы наконец закончили телефонное общение, и хотя, забравшись под одеяло и закрыв глаза, я собиралась думать исключительно о Крисе, перед моим мысленным взором навязчиво возникала только Дэни, сидевшая на полу веранды с покрасневшей ссадиной на скуле.

31

На следующее утро, когда мы с Расселлом и мамой загружали наши чемоданы в багажник минивэна, я заметила явные признаки того, что мама сильно обеспокоена. Лицо у нее необычайно побледнело, а под глазами залегли красные круги.

– Хотелось бы мне поехать с вами, – повторила она, должно быть, уже пятый раз.

– Кому-то же нужно зарабатывать на жизнь, – беспечно ответил папа.

Если кому-то из нас и следовало беспокоиться, так именно ему. Он четыре дня будет оторван от дома. Оторван от дома, где все было так заботливо приспособлено к его нуждам. Ему придется общаться с кучей незнакомых людей и давать интервью на радио. Однако он вел себя со своим обычным спокойствием. Более того, он выглядел счастливым, и я подумала, что все мое недавнее беспокойство о его депрессии было смехотворным. И все-таки я по-прежнему собиралась сделать все возможное, чтобы он хорошо провел следующие несколько дней.

Когда папа уже сидел в коляске, поставленной на тормоз за креслом водителя, и Расселл тоже забрался в машину, мама взяла меня за руку и повела к задней двери дома, ведущей в кухню.

– Пожалуйста, позаботься о том, чтобы в его фляжке всегда была вода, – сказала она. – Ему нельзя обезвоживаться. Ты захватила копию списка его лекарств, верно?

– Да. – По совету мамы я распечатала две копии, одну – для Расселла, а вторую – для себя. Свой экземпляр я положила в рюкзак.

– Приглядывай за ним, Молли, – попросила мама.

В падающем из кухонного окна свете красноватая кожа под ее глазами почти просвечивала. И сама она выглядела такой бестелесной, что, казалось, могла улететь от легчайшего ветерка.

– Я не готова пока потерять его, – печально произнесла мама, явно пребывая в излишне драматичном настроении.

– Это же всего-навсего короткий книжный тур, – сказала я, удивляясь, почему она обеспокоена больше меня. Едва не забыв, я сунула напоследок в рюкзак аметистовую ладошку. Может, я толком не понимаю, какие трудности подкинет нам этот книжный тур? И как мы вообще могли потерять папу?

– К тому же с ним будет Расселл, – добавила я. – И я постараюсь, чтобы тур доставил ему удовольствие.

Мама улыбнулась, но весьма странной улыбкой, как будто ей не верилось в реальную возможность получения удовольствия от этого путешествия.

– Я люблю тебя, – сказала она и обняла.

Мама редко говорила такие слова, и почему-то мне мгновенно представилось, как она открывает дверь и видит на крыльце социального работника и красивую молодую женщину с пахнущими жимолостью волосами, а на руках у нее девочка, покрытая прыщиками. Ребенок ее мужа. И бывшая любовница ее мужа. Но почему-то моя мать нашла в себе силы и не захлопнула перед ними дверь.

– Я тоже люблю тебя, – ответила я, крепко обняв ее.

* * *

Мы выехали из Суоннаноа, и, когда проезжали поворот к дому Стейси, мне вдруг ужасно захотелось заехать к ней, ее дом теперь связывался исключительно с Крисом, как будто если бы я появилась сейчас там, то увидела бы, что он сидит на диване, покуривая косячок и поджидая меня. Я нашла свою фотографию с Женевьевой и отрезала ее, чтобы Крис мог видеть только меня. Написав на конверте его адрес, я вложила свою половину фотографии и оставила письмо в нашем почтовом ящике. Интересно, когда он получит письмо, будет ли и меня ждать его фотография по возвращении из этой поездки?

– Как насчет музыки, Молл? – спросил папа со своего кресла за водительским сиденьем.

– Согласна, – откликнулась я.

Я взяла с пола между нашими с Расселлом сиденьями черный контейнер с папиными кассетами.

– Что ты хотел бы послушать? – спросила я.

– Выбери сама, – предложил он.

– Я выберу то, чему мы сможем подпевать, – заявила я, зная, как ему нравится, когда мы вместе поем. Расстегивая молнию на футляре, я глянула на Расселла.

– Тебе тоже придется петь.