Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

– По-моему, все в порядке, – донесся до меня его шепот.

Я приободрилась, услышав его слова. Кто-то в павильоне закричал, что надо вызвать Скорую, а я, подняв глаза, увидела, как дядя Тревор пятится от края помоста, закрыв руками лицо, словно боялся увидеть результат вызванной им аварии.

– Прости! – завопил он. – Черт, Грэм! Прости меня!

Внезапно перед ним появилась тетя Тони и залепила ему оплеуху, словно пытаясь вернуть к реальности.

– Ступай домой, большой громила! – крикнула она, но он продолжал стоять, закрыв лицо руками и рыдая, как великовозрастный ребенок.

Отвернувшись от него, я вновь взглянула на отца – и на Дэни, которая осторожно приподняла его голову и положила себе на колени. Кто-то направил в нашу сторону луч прожектора, выхвативший из темноты папу и наши с Дэни фигуры. Я заметила, что Стейси сидит, привалившись спиной к стене павильона, обхватив голову руками с таким видом, словно не в силах поверить собственным глазам. Заметила и что тушь и обводка на глазах Дэни размазалась, и щеки под ними увлажнились. Ральф исчез, но Дэни его исчезновение, видимо, ничуть не взволновало.

«Вот моя настоящая кузина, – подумала я, – под ее резкими манерами, под показной стервозностью прячется хороший человек».

Я осознавала, что над нами в павильоне толпятся притихшие люди, но лиц не различала. Мне запомнились лишь расплывчатые фигуры женщин, закрывших рты руками, и растерянных, не понимавших, чем помочь, мужчин. Моя мать, протолкавшись через людское скопление, спрыгнула на землю рядом со мной и быстро опустилась на колени около моего отца. Его голова по-прежнему лежала на коленях Дэни.

– Ох, Грэхем, – громким шепотом простонала Нора. Пригладив рукой его волосы, она коснулась губами его лба и спросила: – Что у тебя болит?

Я поняла, что она заметила то же, что и я: полные слез глаза папы. Я никогда не видела его слез.

– Мне не нужна никакая Скорая, – тихо сказал ей папа. – Просто надо поднять меня.

– Хорошо. – Она оглянулась и обвела взглядом застывших над нами людей. – Где Расселл? – спросила она, обращаясь ко всем сразу.

– Я поищу его! – Стейси вскочила на ноги и, поднявшись на помост павильона, исчезла в толпе.

– Я могу помочь поднять его, – предложила Дэни.

– И я тоже, – подхватила я, хотя знала, как трудно даже немного сдвинуть с места тело моего отца, не говоря уж о том, чтобы поднять его в кресло.

Внезапно рядом появилась Амалия, словно материализовалась из сгустившегося воздуха. Склонившись, она коснулась папиного плеча, а ее упавшие волосы задели мою щеку.

– Я сама позабочусь о нем, Амалия! – вдруг резко произнесла мать.

Глаза Амалии удивленно расширились, но, чуть помедлив, она кивнула.

– Я помогу найти Расселла, – сказала она, отступая, и исчезла во мраке так же мгновенно, как появилась.

Из-за павильона вышел Питер.

– Чем я могу помочь? – спросил он мою мать.

Ее взгляд устремился к павильону, и я поняла, что она ищет Расселла.

– Мы не сможем поднять его без…

– Я иду! – крикнул Расселл, появляясь на краю площадки.

– Слава богу, – едва слышно произнесла мама.

Через мгновение Расселл присоединился к нам. Встав на колени рядом с Дэни, он мягко прощупал папин затылок, осветив его фонариком.

– Хорошо, что мы все-таки заменили подголовник, – тихо заметил он моему отцу. – Старый мог бы сломать вам шею.

Никто ничего не сказал, но я подозревала, что все подумали одинаково: все тело папы уже парализовано от самой шеи. Что же может быть хуже?

– Что-то болит, Грэхем? – спросил его Расселл.

– Все нормально, – упрямо повторил папа. – Просто подними меня, Расс, ладно?

– Я посажу его обратно в кресло, – деловито произнес он. – Нужно только, чтобы кто-то помог поднять потом само кресло.

– Никакой Скорой, – опять повторил папа. – Менее всего, черт возьми, мне хочется попасть в больницу.

Расселл взглянул на кого-то из стоявших в павильоне, я не видела, на кого именно.

– Отмените вызов Скорой! – крикнул он.

– Ты уверен? – озабоченно спросила мать папу.

– Да, я уверен. – В его голосе прозвучало раздражение, и я поняла, что ему хочется поскорее забыть всю эту мучительную ситуацию.

Мы все слегка отступили, позволив Расселлу и Питеру за ноги и за руки передвинуть папу к опрокинувшейся коляске, а Дэни продолжала осторожно поддерживать его голову – почти профессионально, как будто целыми днями ухаживала за инвалидами.

– Молли и Нора, – сказал Расселл, – встаньте прямо перед ним, чтобы он не выпал из коляски, когда мы Питером поставим ее на колеса.

Поднявшись с земли, я мгновенно почувствовала головокружительное воздействие марихуаны. Как же я пожалела, что вообще курила ее. Собравшись с духом, я расставила пошире ноги и протянула вперед руки, приготовившись помочь. Я видела, как Расселл с Питером поставили кресло, на котором уже сидел отец, в нормальное положение. Их движения казались замедленными. Мама подалась вперед, чтобы поддержать папины плечи, а я уперлась руками ему в грудь на тот случай, если он начнет клониться вперед. Его ребра ощущались под моими ладонями, как острые прутья. Его голова склонилась к моей, и только тогда я осознала, что плачу.

– Со мной все в порядке, Молл, – почти шепотом произнес он. – Чертовски унизительно, но это самое худшее.

Я не могла говорить. Мне хотелось просто обнять его прямо сейчас. Что же должен почувствовать человек, вылетевший из павильона и рухнувший на землю? Мне тошно было даже думать об этом. Я могла представить себе этот жуткий страх. Вспомнилось, как последние несколько недель я старалась сделать его счастливым. У меня возникло ощущение, что за одно злосчастное мгновение все эти усилия превратились в ничто.

Расселл склонился к моему отцу и спросил его на ухо:

– Едем домой?

– Чтобы я пропустил фейерверк? – спросил папа. – Ни за что.

Но домой его все-таки отвезли. Моя мать упорно настаивала, да и сам он не стал особо спорить. Уехали не только они – в числе других и дядя Тревор с тетей Тони, – но я нигде не могла найти бабушку. Известно ли ей о случившемся? Я надеялась, что нет.

Мы со Стейси опять сидели рядом с одним из динамиков, глядя на фейерверк, и она все говорила, как беспокоится за меня, спрашивала, все ли со мной в порядке, и меня очень тронула ее покровительственная забота. Хотя впечатление от фейерверка было испорчено. Испорчено, по-моему, для большинства гостей. Наши «охи» и «ахи» звучали фальшиво и натянуто, и я поняла, что из ощущения праздника исчезло нечто необыкновенно ценное.