Умершее воспоминание
Шрифт:
— Ты даже не представляешь, насколько я рад тебя видеть, — с улыбкой сказал я.
— Я тоже рада видеть тебя, дорогой, — через силу улыбнулась она, с нежностью погладив меня по щеке. — Ой, подождёшь минутку? Я забыла оставить для Карен шоколадку.
Я кивнул, и она снова пошла ко входу. В дверях она столкнулась с Энн — девушкой, которая тоже работала в этой больнице и с которой моя Эвелин подружилась буквально с первых дней. Энн было только около двадцати, но разница в возрасте, пусть и небольшая, нисколько не мешала им в общении.
— Снова забыла про шоколадку? — с
— А что она будет кушать, когда проснётся ночью голодная?
Энн ничего не ответила и, увидев меня, улыбнулась.
— Привет, Логан.
— Привет, — кивнул я. — Тоже едешь домой?
— Ага. Сегодня мы с Эви уезжаем одновременно.
Обычно за Энн приезжал её отец, поэтому, когда она встала рядом со мной и замолчала, я решил, что сегодня за ней никто не приедет.
— Могу тебя подвезти, — предложил я. — Ты ведь не очень далеко от нас живёшь.
— Нет-нет, спасибо, папа сейчас приедет.
Я внимательно следил за окнами второго этажа, ожидая, что в них покажется Эвелин. Какое-то время Энн наблюдала за мной со слабой улыбкой, после чего сказала:
— Она очень привязана к этому месту.
— Я знаю, — тепло улыбнулся я. — Меня это радует и удивляет одновременно.
— Что удивительного?
— Я лично не могу переносить вид этих белых стен, а смотреть на детей, запертых в этих стенах, на мой взгляд, вообще уподобляется пытке.
— Детям здесь неплохо, — сказала Энн.
— Может быть, и неплохо… Только детям лучше быть дома, среди семьи, а не в палате, среди врачей.
Энн посмотрела в землю и быстро захлопала ресницами.
— Я знаю, Эви каждому ребёнку желает поскорее оказаться дома, — проговорила собеседница. — Пусть она не говорит этого, но я знаю… Она всем сердцем этого желает.
Когда мы ехали домой, Эвелин спокойно и задумчиво смотрела в окно. Сегодня вечером, как и в любые другие вечера за последние две недели, она была чем-то опечалена. Единственное различие заключалось в том, что сегодня моя возлюбленная не плакала. Я заметил: после того нашего разговора в машине Эвелин перестала плакать при мне.
— Логан, кажется, я решила, — вдруг сказала она.
Моё сердце бешено заколотилось, и я испуганно взглянул на свою спутницу.
— Что? — почти беззвучно спросил я.
— Я решила, что буду делать со своей жизнью дальше, — так же спокойно отвечала Эвелин. — Я хочу стать врачом.
Будто скинув камень с души, я радостно улыбнулся.
— Милая, это прекрасное и благородное решение.
— Я знала, что ты поддержишь, — с лёгкой, но искренней улыбкой произнесла она. — Так здорово спасать чужую жизнь, когда…
«Когда понимаешь, что свою ты уже спасти не можешь», — промелькнула в моей голове странная мимолётная мысль.
— …когда понимаешь, что она только в твоих руках, — продолжила Эвелин, — особенно если ты спасаешь жизнь ребёнка: она дороже жизни взрослого. Так приятно смотреть в благодарные глаза и видеть радостные улыбки… Может быть, назначение человека и есть в том, чтобы жить для других?
— Несомненно,
в этом.Когда мы приехали домой, меня всего охватило необъяснимое чувство нежности к своей избраннице. Поэтому, не дожидаясь, пока Эвелин хотя бы разденется или примет душ, я обнял её за талию обеими руками и прижал спинкой к стене.
— Я только сейчас понял, как сильно тосковал по тебе весь день, — признался я, глядя ей в глаза. Она, улыбаясь, обнимала меня за шею и тоже смотрела в мои глаза. — Не знаю, с чем это связано, но в последние дни я остро чувствую, что мне тебя не хватает.
Я коротко поцеловал её в губы, потом — в щёку, а затем нежно чмокнул в шею.
— Просто в последние дни мы оба так заняты, — ответила Эвелин, положив одну руку на мой затылок. — И оба сильно устаём.
— Особенно ты. Я временами тебя просто не узнаю.
Моя возлюбленная ничего не ответила, а я продолжил целовать её. Я не смотрел в её глаза, но чувствовал, что она вернулась к обычному для неё теперь, подавленному настроению. Снова поцеловав Эвелин в губы, я расстегнул несколько пуговиц её блузки.
— Логан, — замученным голосом проговорила она, слегка отстранив меня от себя, — я хочу отдохнуть.
Я молча смотрел на неё, будто не понимая её слов. Моя избранница застегнула блузку и, вздохнув, взглянула на меня с тоской во взгляде.
— Что не так? — почти шёпотом спросил я и упёрся обеими ладонями в стену так, чтобы Эвелин не смогла никуда от меня деться. — Милая, я хочу знать, что происходит.
— Мне нужен отдых, — прошептала она.
Я напряжённо вздохнул. Мысли о том, что Эвелин копировала моё прежнее поведение, не оставляли меня.
— Я не смогу помочь тебе, если не буду знать, что тебя беспокоит, — сказал я, из последних сил сохраняя терпение, и мысленно отметил, что нечто подобное говорил мне мой психиатр.
Эвелин молча смотрела на меня.
— Я в чём-то виноват? — продолжал расспросы я. — Скажи сейчас, скажи, и я исправлюсь. Я всё для тебя сделаю, Эвелин, всё! Неужели ты не понимаешь?
— Ты не осознаёшь своё бессилие, — тихо сказала моя избранница, подняв на меня грустные глаза. Мне казалось, что она хотела заплакать, но держалась изо всех сил.
— Ты злишься из-за нашей последней ссоры? Тогда я вёл себя как последняя скотина, я знаю это, но любимая… Зачем ты до сих пор меня мучаешь?
Взгляд Эвелин помрачнел ещё больше, и она, вся отчего-то напрягшись, через силу выговорила:
— Я хочу забыть эту ссору… Я уже почти о ней не вспоминаю. — Она слабо всхлипнула, но стойко удержалась от рыданий. — Нет-нет, дорогой, я её почти не вспоминаю.
— Тогда в чём дело? — повысив голос, спросил я. — Что тебе нужно?
На мой повышенной голос она отреагировала так же.
— Мне просто нужно, чтобы ты оставил меня в покое, — громко проговорила она.
Я снова узнал в этих словах прежнего себя, и это необъяснимо меня разозлило. Гневно сжав зубы, я ударил кулаком по стене. Эвелин вскрикнула, подпрыгнула на месте и, закрыв глаза, вжалась в стену. Я с удивлением и даже каким-то страхом смотрел на неё. Неужели она подумала, что я собирался её ударить?..