Умершее воспоминание

— Это становится тяжелее с каждым часом…

— Ничего, зато теперь ты точно знаешь, как не надо себя вести.

Через полчаса Мику позвонила жена, и ему пришлось нас покинуть. Вчетвером мы сидели довольно долго, и отвлечённый разговор, который был между нами, погрузил меня в атмосферу далёких-далёких дней, когда наша группа была активна, когда я и Кендалл общались непринуждённо, как старые друзья, когда в моей жизни ещё не было… Эвелин…

— Я немного волнуюсь по поводу послезавтрашнего выступления, — признался Карлос, слегка сморщив нос. — Вы помните, когда мы в последний раз выступали все вместе?

— Наверное, это было где-то три месяца назад, — предположил я.

— Четыре, — вставил Джеймс, пошатывающийся от выпитого виски. — Последний раз мы выступали в конце мая, я помню.

— Ты как такой домой поедешь, а? — с усмешкой спросил ПенаВега, потолкав друга в плечо.

— Ты же вроде в зал собирался? — пробормотал Маслоу, нахмурившись. — Возьмёшь меня с собой?

— А, ты заниматься собрался?

— Да нет… Просто не хочу домой.

— Можешь поехать ко мне, — предложил Кендалл, тоже уже давно готовый, — ты ведь знаешь, моя квартира всегда свободна для внезапных ночёвок.

— Я лучше в зал, —замотал головой ловелас в отставке, — давно Эрика не видел. Если что, переночую у него, его квартира попросторнее твоей будет. — Потом он будто опомнился и добавил: — Но спасибо за приглашение, дружище.

Минут через сорок Карлос и Джеймс уехали, и мы с Кендаллом остались вдвоём. Я бы и сам давно поехал домой, только Эвелин по-прежнему мне не звонила. К тому же мне не хотелось оставлять Шмидта одного в таком состоянии: будь он один, неизвестно, что он сумел бы натворить.

Немец был пьян, но в то же время отчего-то смущён. Честно говоря, я впервые видел его таким. Когда мы с ним разговаривали, он всё время смотрел в пол и очень редко — мне в глаза. А если наши взгляды и сталкивались, то Кендалл начинал бормотать что-то несвязное и с ещё большим усердием прятал свои глаза. Я не понимал, в чём было дело, но спрашивать его ни о чём не стал.

— Я хочу коктейль, — сказал Шмидт, когда кончилась очередная бутылка «Джека». Он оглядел помещение в поисках Мелани, но не нашёл её и крикнул через весь зал: — Скарлетт, сделай два «Огненных», пожалуйста.

Барменша подарила ему полный ненависти взгляд , но всё-таки взялась за коктейли.

— Я не просил, — сказал я, наблюдая за Скарлетт.

— Да я знаю, просто решил угостить тебя… Не переживай, в этом коктейле почти нет алкоголя.

Когда коктейли были готовы, Скарлетт сама принесла нам их. Я поблагодарил её молчаливым кивком, а Кендалл, улыбнувшись, сказал привычное:

— Спасибо, мой свет.

Она бросила на него безразличный взгляд и спросила у меня:

— Вам счёт общий делать или каждому по отдельности?

Прежде, чем я успел что-нибудь ответить, владелец «Погони» сказал:

— Запиши всё на меня.

Девушка ничего не ответила, и Шмидт, явно уязвлённый недостатком внимания с её стороны, произнёс:

— Мне не нравится, как ты работаешь с клиентами, Скарлетт. Очень сухо.

— А ты не клиент, — бросила она уже через плечо и пошла обратно к бару, но Кендалл схватил её за руку и вернул на место.

— Не клиент? — переспросил он, внимательно посмотрев в глаза возмущённой Скарлетт. — Тогда тем более тебе следует относиться ко мне более доброжелательно.

— Если ты не относишься ко мне доброжелательно, то почему я обязана делать это? Да отпусти ты меня, меня ждут клиенты!

Шмидт со злостью сузил глаза, сжал зубы и сказал:

— Тогда хотя бы работай расторопнее!

А потом он звонко шлёпнул её по ягодицам. Скарлетт в свою очередь круто повернулась и залепила ему такую же звонкую пощёчину. Я сидел неподвижно и большими глазами смотрел на происходящее.

— Ты забыла, с кем разговариваешь? — нахмурился Кендалл и взялся за покрасневшую щёку. — Я тебя уволю!

— Да я сама раньше уйду.

Шмидт опустил голову и засмеялся.

— Посмотрим, посмотрим, куда ты от меня денешься.

Когда Скарлетт вернулась к бару, немец поднял на меня какой-то виноватый взгляд.

— Парни почти весь день активно обсуждали мои отношения с Мэрилин и со Скарлетт, — сказал он, царапая зубочисткой стол, — а ты ни слова не сказал. Почему?

— Я стараюсь не вмешиваться в чужую жизнь, — довольно равнодушно ответил я, — и, вообще-то, надеюсь на то же самое со стороны других.

Кендалл почему-то покраснел и сделал большой глоток «Огненного».

— А я хочу знать, что ты думаешь, — сказал владелец «Погони», пялясь на стол. — Что ты думаешь?

Какое-то время я молча смотрел на него.

— Мне кажется, ты слишком долго играл под маской холодного циника, — произнёс я, рассматривая содержимое своего стакана, — так ведь ты говорил? Просто ты заигрался, Кендалл, и эта маска срослась с твоим лицом. Равнодушный сердцеед — это теперь не твой образ, а твоя сущность.

Шмидт хмуро смотрел перед собой. У меня возникло ощущение, что он сам давно осознал то, что я сказал ему, однако сейчас эти слова, произнесённые вслух, напугали его.

— Ты со всеми ведёшь себя так грубо, — продолжал я, — не только с Мэрилин и Скарлетт. А люди этого не заслуживают.

— Не заслуживают, — подтвердил Кендалл, кивнув. — Я злой с людьми не потому, что злюсь на них.

— А на что ты злишься?

Немец замолчал, как будто раздумывал, рассказать мне об этом или нет.

— На свою жизнь, — сквозь зубы проговорил он, всё ещё пялясь в стол. — Она низкая и никчёмная, я ненавижу её!

Я смотрел на него с непонятной жалостью и пытался поставить себя на его место. Живи я этой жизнью, я, а не он, что было бы со мной теперь? Может, и не так плохо Кендалл с этим справлялся? Может, он действительно стоил сожаления и сочувствия?

Наверное, Шмидт подумал, что сболтнул чего-то лишнего, и прежде, чем я успел высказать свои мысли, он перевёл разговор в другую сторону: