Умершее воспоминание

— Отвезти тебя на работу? — спросил я, когда мы сели в машину.

— Мне сегодня на работу?

— Да.

Эвелин покачала головой и прижала руку ко лбу.

— Я всё никак не могу запомнить график рабочих часов, — произнесла она с досадой. — Да, отвези меня, пожалуйста.

Я пристегнул ремень и, улыбнувшись, взглянул на неё. Всё в моей душе цвело; мне казалось, будто внутри меня наступила весна, будто на меня пахнуло свежим ветром перемен. Я ощущал такое вдохновение, что от него просто некуда было деться. Мне кажется, я ещё никогда так не любил эту жизнь…

— Логан, я хотела спросить тебя, — сказала моя избранница, бросив на меня быстрый взгляд, — что ты будешь делать?

— В каком смысле? — слегка нахмурился я.

— Ну, теперь, когда вашей группы больше нет… возможно, ты ощущаешь некоторую пустоту. Чем ты будешь заниматься дальше?

— Не знаю, милая, у меня столько идей! Я хочу взяться за каждую, но понимаю, что на все сразу у меня не хватит сил. Наверное, пока что я займусь ещё одним сольным альбомом, а дальше посмотрим.

Когда моя машина остановилась у здания больницы, я, с улыбкой взглянув на свою любовь, спросил:

— Освободишь для меня завтрашний вечер? Я приготовлю для нас ужин.

— Ладно, — подарила улыбку мне в ответ Эвелин. — Насколько я помню, завтра в девять вечера я буду уже свободна. Что я могу сделать?

— Просто будь со мной завтра вечером. Я больше ничего не прошу.

Я знал, что завтрашний вечер изменит нашу с ней жизнь, поэтому меня охватило лёгкое и радостное волнение. По пути домой я заехал в супермаркет и купил кучу всего для завтрашнего ужина. Да, он обещал быть волшебным и очень романтичным!

Весь следующий день я провёл в необычайном волнении. Когда моя избранница уехала в больницу, я на всех парусах, будто боясь не успеть, помчался в ювелирный магазин. Мне не верилось, что я решился сделать это, но да! я собирался купить для своей Эвелин кольцо и попросить её стать моей женой.

Очень много времени и нервов я потратил на выбор кольца. Ни одно из тех, что я пересмотрел, не было достойно того, чтобы сидеть на пальчике моей возлюбленной. В конце концов, когда я уже до невозможности надоел продавцу, мне на глаза попалось то самое кольцо. Оно было сделано из белого золота; изящные изгибы как бы сходились к центру и с обеих сторон поддерживали небольшой по размерам бриллиант. В нём не было ничего необычного, но в нём было столько изящности и красоты, что мне казалось, что это кольцо было сделано именно для Эвелин. И я купил его.

Домой я возвращался в самом лучшем настроении; руки дрожали от нервного и в то же время радостного напряжения. Теперь оставалось только дождаться приезда Эвелин. Ещё несколько часов — и моя жизнь изменится навсегда. О, мог ли я ждать несколько часов? Казалось, я сгорю от нетерпения!

В половину восьмого я достал из холодильника продукты и взялся за приготовление ужина. В гостиной негромко играла музыка, и я, нарезая салат, слегка пританцовывал на месте. Я не помнил себя таким воодушевлённым и оживлённым; я ещё никогда не был таким.

Пришло время запекать мясо. Я уже готов был поместить его в духовку, когда в дверь кто-то позвонил. Сердито вздохнув, я закрыл духовку и поставил противень с мясом на стол. Потом мне в голову пришла мысль, что это Эвелин вернулась чуть раньше обычного. Обрадовавшись этой мысли, я вытер руки о полотенце и понёсся в прихожую, чтобы открыть дверь.

Но за ней меня ждал вовсе не объект моего обожания и моих волнений. Распахнув дверь, я перестал улыбаться и озадаченно посмотрел на Кендалла.

— Ты один? — спросил он, не здороваясь и не объясняя причину своего визита.

— Один, — выговорил я, стоя в проходе и тем самым не давая гостю войти в квартиру. — Буду честен, я неприятно удивлён.

— Я давно хотел к тебе приехать, — продолжил немец дрожавшим голосом, будто вовсе не услышав моих слов. — А приехал только теперь. Я долго не мог решиться.

— Кендалл, у меня сегодня очень важный день, который обещает многое изменить.

— У меня тоже. Да, да, он многое изменит…

Я молча пялился на него, несколько раздражённый его приездом.

— Так можно мне войти? — словно нервничая, спросил Шмидт. Я заметил, что он нетерпеливо переминался с одной ноги на другую.

— Я бы предпочёл выгнать тебя к чёрту…

Он внимательно посмотрел на меня.

— Но сначала спрошу, — продолжил я, — что ты здесь делаешь?

Кендалл вздохнул и на мгновенье закрыл глаза.

— Я не знаю существо более голодное, чем совесть, — тихо проговорил он. — Она жрёт неумолимо и без остановки.

— Я думал, у тебя никогда не было проблем с совестью…

— Логан, пожалуйста, можно без этого? Я и без твоих пререканий чувствую, что меня вот-вот стошнит.

Я со вниманием вгляделся в его глаза, которые он почему-то постоянно пытался спрятать.

— Ты вернулся на эту скользкую дорожку? — шёпотом спросил я. — Снова марихуана?

— Нет! — резко ответил Шмидт, словно испугавшись моего вопроса. — Нет, Логан, я абсолютно трезвый.

Поняв, что теряю собственное время, я всё же впустил Кендалла в квартиру. Чем быстрее он сюда войдёт, тем быстрее он отсюда выйдет.

— Ты готовишь ужин? — обеспокоенно спросил он, войдя в кухню. — Эвелин скоро приедет, да? Да?

— Она вернётся через час. Не знаю, зачем ты приехал, но прошу, изъясняйся быстрее.

У меня в голове не было абсолютно никаких подозрений или страшных догадок. Усевшись напротив немца, я приготовился в очередной раз слушать о Мэрилин или Скарлетт или ещё о ком-нибудь. Но я должен был принять во внимание его волнение: руки Кендалла ещё никогда так не дрожали…

— Я хотел заранее попросить тебя кое о чём, — отдалённо, как и всегда, начал он, — но теперь понимаю, что это будет бессмысленным. Ты всё равно меня не послушаешь.

— Да чёрт, Кендалл, скажи всё прямо и сразу, без хождений вокруг да около.

Он быстро поднял на меня испуганный и замученный взгляд.

— Хочешь всё прямо и сразу? — торопливо проговорил Шмидт, снова пряча глаза. — Я могу сказать очень прямо. Могу отрезать, чтобы сразу.

Я выжидающе смотрел на него и понимал, что начинаю терять терпение. Выставив руки перед лицом, словно закрываясь от удара, Кендалл сказал:

— Я был с Эвелин.

И крепко зажмурился.

Я по-прежнему смотрел на него, не меняя положения и выражения лица. Внутри меня, однако же, что-то изменилось, но я пока был не в состоянии понять этих изменений. Я даже не хотел думать о них: если бы я начал думать, то точно сошёл бы с ума.