Умница

Нина позвонила Николаю Николаевичу, заместителю отца в компании. Это был инженер одного с отцом возраста и одного прошлого – когда-то он работал в отцовском тресте. Он был чистый технарь, производственник, в бизнесе ничего не понимал. Когда отец был в офисе, Николай Николаевич всегда был на объектах, поэтому Нина его знала мало. Теперь он принял на себя текущие дела.

Узнав, что компания не осталась без присмотра, Нина немного успокоилась. Николай Николаевич, напротив, говорил взволнованно. Он попросил Нину о встрече.

Когда Нина переступила порог офиса, инженер бросился к ней:

– Нина Евгеньевна, такая беда! Мы тут все переживаем за Евгения Борисовича. Поверьте, мы вашего батюшку не только уважаем, но и любим.

– Да-да. Спасибо, Николай Николаевич, – рассеянно ответила Нина. Ей было не до выражений участия и взаимной любви. – Скажите, как тут дела?

– Дела… – Заместитель тяжело вздохнул. – Присядемте, Нина Евгеньевна.

Он тяжело опустился в кресло. Нина села рядом.

Николай Николаевич стал рассказывать. По его словам, ему удавалось поддерживать работу по всем проектам, кроме главного – того, который был зарублен комиссией. По главному проекту не делалось ничего, и что делать, было совершенно непонятно.

– Нина Евгеньевна, я ведь навещал Евгения Борисовича в больнице. Вы не знали? Навещал, меня впустили на пять минут. Думал, он мне даст какие-то указания.

– И что он? – спросила Нина.

– Сначала я подумал, что он меня не узнал, – поведал удрученный Николай Николаевич. – Потом нет, гляжу – узнал, назвал по имени. Но о работе – ни слова. Знаете, что он мне сказал? Сказал, что мне нужно беречь здоровье – отдыхать, гулять… Как будто мне сейчас до прогулок!

Он помолчал, потом, собравшись с духом, спросил:

– Нина Евгеньевна, скажите, что теперь будет? Компания закроется? Люди потеряют работу?

Нина ждала этого вопроса, но ответа на него не имела.

– Не знаю, Николай Николаевич, честное слово, не знаю. Надеюсь, скоро что-нибудь прояснится. А вы пока делайте, что можно.

Николай Николаевич сокрушенно кивнул.

– Конечно, конечно. Но тут такое дело…

Он объяснил Нине проблему – отец никому не оставил доверенности на управление компанией, без этого Николай Николаевич не мог даже получить в банке деньги, чтобы выплатить людям начисленную зарплату.

– Нина Евгеньевна, вы у него часто бываете. Вы не могли бы это как-то решить?

Нина обещала.

Уже собираясь уходить, она неожиданно для самой себя сказала:

– Николай Николаевич, строго между нами – возможно, компания будет продана. Вы можете мне составить список основных сотрудников, которых, по вашему мнению, обязательно нужно сохранить?

– Вот оно что, – пробормотал Николай Николаевич. – Вот оно как. Ну, да… Понимаю.

С трудом переварив услышанное, он поплелся к столу, взял листок и написал на нем десяток фамилий.

– Спасибо, – сказала Нина, забирая листок.

Она взяла ручку и сама приписала во главе списка фамилию Николая Николаевича.

– Послушайте меня, Николай Николаевич, – сказала Нина. – Условия продажи будут зависеть от того, в каком состоянии будет компания. Поэтому сейчас важно, чтобы дело не развалилось. Забудьте про большой проект, а остальные поддерживайте изо всех сил. Вы меня понимаете?

Инженер с несчастным видом закивал.

Нужно было срочно что-то решать, оттягивать было бессмысленно. Единственное решение состояло в том, чтобы продать отцовский бизнес «Градстройинвесту». Нине это было ясно как божий день, но так же ясно было, что отец на это не пойдет. Отец оставался хозяином компании, но мог ли он, в своем состоянии, правильно оценить положение? «Ну, конечно, нет, – с горечью отвечала себе Нина. – Он и до больницы ничего правильно оценить не мог. Эх, папа, папа…»

Отец о делах не говорил; судя по его виду, они его вообще не трогали, как будто болезнь освободила его от земных забот. А между тем нужно было спасать то, что оставалось от созданного им небольшого капитала, заключавшегося в компании. Николай Николаевич мог только поддерживать текущую работу, принимать кардинальные решения он был не уполномочен и не способен. Но даже если бы отец сам вернулся к делам, что он мог сделать? «Градбанк» руками «Градстройинвеста» вчистую победил его, доказал, что сопротивление невозможно. Очевидно, «Градбанк» мог лишить отцовскую компанию всех ее проектов и если до сих пор не сделал этого, то только потому, что приберегал компанию для себя. Но долго ждать он не стал бы.

Нина понимала, что она должна действовать, но как? Отец прятался в свою болезнь, не желая глядеть в лицо реальности, а врач запрещал его волновать. Зная отца, Нина не могла себе представить, как заговорит с ним о продаже компании – худшего стресса для него было не придумать. Получалось, что выбор у нее был такой: либо она самоустранялась и давала отцовской компании на глазах превратиться в ничто, либо пыталась убедить отца согласиться на продажу, рискуя – да, рискуя убить его. И разговор этот откладывать было нельзя.

Этот невозможный выбор зажал ее, будто тисками. Но что было хуже всего – Нина ясно осознала, что обречена стать предательницей. Если она подтолкнет отца к продаже компании, он никогда не простит ее. А если она даст его компании погибнуть, она не простит сама себя.

Сказавшись больной, Нина отпросилась с работы и день просидела дома. Она и была больна. От безысходных мыслей у нее разболелась голова, таблетки не помогали. После бесполезного, заполненного головной болью дня она всю ночь не могла уснуть. Часа в три, устав ворочаться в постели, она перебралась в кресло и сидела в нем до утра, вцепившись в подлокотники и уставившись в мерцающий безмолвный телевизор.

Никогда она не чувствовала себя такой одинокой. К кому ей было обратиться? Хотелось посоветоваться с Игнатием Савельевичем, но чем он мог ей помочь? Он и так уже сделал для нее что мог. И какое право она имела взваливать на старого, больного человека свои заботы? Подруги, с которыми она изредка виделась, в таком деле были совершенно бесполезны. Нина вспомнила Игоря, но он уже давно исчез из ее жизни. Да и был ли он вообще когда-либо частью ее жизни? Нине хотелось, чтобы имелся кто-то сильный и умный, к которому она могла бы прижаться и выплакать все свои беды. А он бы утешил ее и все за нее решил. Но такого человека у нее не было. У нее вообще никого не было, она была одна в целом мире, и неприкаянность, как стужа, пробирала ее до костей.

Приехав в больницу, Нина встретила там Лидию Григорьевну. Отец спал, а Лидия Григорьевна занималась тем, что вышивала его инициалы на кармане новой шелковой пижамы.

– Нина, что с тобой? Ты ужасно выглядишь. Ты здорова? – забеспокоилась она при виде бледного Нининого лица.

– Ничего, Лидия Григорьевна. Просто плохо спала. Мне нужно с вами поговорить, – проговорила Нина шепотом, чтобы не разбудить отца.

Лидия Григорьевна кивнула понимающе, отложила пижаму и прошептала:

– Пойдем вниз. Я как раз хотела выпить кофе.