Умница

Присутствующие любовались зрелищем. Постепенно на круг вышли другие танцующие, но вокруг Марины установилась будто зона отчуждения – никто не смел приблизиться и соперничать с такой красотой.

Нина решилась:

– А вы, Павел Михайлович, не потанцуете со мной?

Павел Михайлович явно смутился – Нина впервые увидела его таким.

– Я бы с удовольствием, Нина, но я не танцую. Видите ли, я всегда отдавливаю партнершам ноги, поэтому зарекся.

Видя, что директор не спешит пригласить свою даму, к Нине устремился другой кавалер.

– Вы позволите?

Нина приняла приглашение. Она умела танцевать благодаря маме, которая, стараясь привить ей все полагающиеся женские навыки, отдала ее в свое время в школу танцев. У Нины было чувство ритма, двигалась она хорошо, поэтому танцы ей давались, но, освоив их, она из школы ушла. Главной причиной было то, что там на одного молодого человека приходилось три с половиной девушки. Молодые люди этим злоупотребляли, вели себя по-хамски. Нина их презирала и никому не позволяла с собой так обращаться.

Теперь уроки танцев пригодились. Оказалось, что ее ноги и стан ничего не забыли, и Нина поплыла со своим партнером в медленном вальсе.

– Позвольте представиться: Халилов, юридическая контора «Халилов и Шварц», – сказал мужчина. Он был лысый и брызгал слюной, а в остальном был вполне представительным кавалером. И танцевал неплохо.

– Очень приятно, – ответила ему Нина, легко следуя за музыкой.

– А вы…?

– Нина.

– Нина… а дальше?

– Просто Нина.

Она не собиралась удовлетворять любопытство господина Халилова, даже если он был старшим совладельцем фирмы «Халилов и Шварц».

После Халилова Нину пригласил другой. «Ваганов, брокерская контора. Между прочим, мы вторые в рейтинге…» Потом приглашали еще и еще. Все мужчины пытались выведать у Нины, кто она такая, но Нина, загадочно улыбаясь, уходила от вопросов. На этом балу она была неведомой принцессой и хотела продлить праздник, не превращаться раньше времени в Золушку.

Очередной танец был остановлен, не начавшись. За спиной у Нининого партнера выросла внушительная фигура Самсонова.

– Ну, хватит, – сказал он. – Нина, вы тут моя дама, и я предъявляю на вас свои права.

Нина хотела воскликнуть, что она отдаст ему и этот танец, и всю свою жизнь, но вместо этого сказала со смехом:

– Вы все-таки решили отдавить мне ноги, Павел Михайлович? Скажите, а это будет считаться производственной травмой?

Тот смущенно, но настойчиво проговорил:

– Я постараюсь не отдавить. Но только и вы уж…

Он не закончил фразы, потому что заиграла музыка. Павел Михайлович привлек Нину к себе. В зале присутствовало много наблюдательных людей с цепкой памятью. Если бы они сомневались в том, что на Нину следует обратить внимание, то теперь их сомнения отпали бы. Дело в том, что Самсонова никто не видел танцующим. Никогда и ни с кем.

Решив пожертвовать ногами – терпеть от любимого мужчины любую боль, – Нина с улыбкой подняла к нему лицо. Однако терпеть не пришлось. Массивный и неловкий Самсонов действительно был плохим танцором, но с первых же тактов Нина почувствовала его. Его правая рука лежала у нее на талии, левой он неожиданно деликатно держал ее за пальцы, его глаза заглядывали ей в самую душу. Нина не знала, как это получалось, но она заранее знала, куда он ступит и как ее поведет. Она будто подключилась к нему, стала с ним одним целым.

Увидев, что дело пошло на лад, Самсонов осмелел, повел ее решительно, с большой амплитудой и неожиданными вариациями. Оказалось, что он любил и по-своему умел танцевать, просто у него никогда не было подходящей пары.

Весь зал завороженно следил за их танцем. Марины с Синицыным не было, другие пары тоже ретировались, так что Самсонов и Нина танцевали одни. Услужливый осветитель даже направил на них прожектор.

Когда музыка стихла, и они остановились, раздались аплодисменты.

Самсонов был нескрываемо обрадован и смущен.

– Даже не знаю, что сказать, Нина. У меня никогда так не получалось… Да будет вам, – улыбаясь, махнул он рукой, пытаясь погасить аплодисменты.

Когда они вернулись к столику, Синицын и Марина куда-то исчезли. У Нины бешено стучало сердце, ей требовалось хоть немного успокоиться.

– Извините, Павел Михайлович, мне нужно попудрить носик. Я на минуту. – Она выскользнула из-за столика. – Только не с кем больше не танцуйте! – погрозила она ему пальцем, как записная светская кокетка.

Павел Михайлович улыбался счастливой и глупой улыбкой.

Сверкающая, отделанная настоящим мрамором дамская комната была пуста – или, по крайней мере, Нине так показалось.

Нина подошла к зеркалу и не узнала себя. Прическа была для нее немыслимая, макияж чужой; губы, брови, глаза – все не ее. Нина не узнавала себя и… это ей нравилось. Женщина в зеркале была настоящей женщиной. Не осталось того незаметного существа, которое пряталось от жизни в свою раковину и было способно только на работу, работу, работу… Эта, другая, не боялась быть женщиной и боролась за свое счастье. Она готова была открыть свою любовь мужчине. Мужчина уже увидел ее и оценил. Все только начиналось…

– Гадина.

Увлеченная вихрем своих мыслей, Нина сначала не расслышала.

– Кто здесь?

Она обернулась. В нескольких шагах от нее стояла Марина. Она была прекрасна, как всегда, но на этот раз ее лицо было темным от ненависти.

– Гадина. Дрянь. Откуда ты взялась?

– Марина, не надо так… – пробормотала Нина.

– Какая я тебе Марина! – взвилась та. – Подругу нашла. Кто ты такая? Уродина! А разоделась-то как…

Нина молчала, не зная, что сказать.

– Ты что о себе возомнила? – не унималась Марина. – Разве такая ему нужна?

Это было чересчур. Нина приняла вызов.

– А кто ему нужен? Уж не ты ли, кукла безмозглая?

Марина взвизгнула и бросилась к Нине. Она тянула руки с безупречными вишневыми ногтями, чтобы расцарапать Нине лицо.

Но тут она просчиталась. У Нины была хорошая реакция и сильные от тенниса руки, а главное, она теперь вышла из своей раковины и была готова защищать свою любовь, кто бы на нее ни покушался.

Нина легко перехватила запястья Марины. Лицо красавицы было искажено яростью и злобой, но даже теперь оно было прекрасно. «Как это несправедливо», – мелькнула у Нины неуместная мысль.