Унаги с маком или Змее-Week

– Я же говорил, что символ древний и многозначный, – согласился Семен. – И, как видим, одна из фиксаций нетерпеливо вырывается из окружности. Этот актуальный шарик не желает мирится с тесными рамками, он хочет жить. На определенный период – порой, на всю жизнь – актуализированный вкус становится вкусом нашего существования. Нашим флагом. Нашей истиной.

– Слишком сложно для меня. – признался Нестор.

– Сложно для всех. И для меня, и для Кира, и для Сони с Феей. И для королевы Великой Островной империи, и для папы Римского, и для далай-ламы. Сложно, поскольку именно так выглядит наша жизнь. И просто по той же самой причине.

– Пояснишь? – требовательно спросил Кир.

– В меру сил, – пожал плечами Семен. И обратился к Фее:

– Как ты любишь есть мороженое? Каждый шарик отдельно? Или смешав ваниль-фисташки-шоколад?

– По-разному, – Фея задумалась. – Иногда жду, пока подтает, и кручу себе ложечкой такую кашу – крем-брюле. Иногда хочется только шоколадного. Или ванильного.

Семен оглядел присутствующих слегка мутным от выпитого коньяку и высокого градуса беседы взглядом, как бы говоря: «Что мне еще пояснять? Вот вам и весь ответ». Но все-таки продолжил:

– Так и в нашей голове порой намешана каша из денег, веры и законов. Из догм, теорем и образов. А иногда одна идея заполоняет все наше сознание, врывается по самые яйца в чрево личной культуры. Тогда человек становится религиозным фанатиком, лукавым стяжателем, чиновным фискальщиком или прокурором.

Семен повторил ритуал с зубочисткой, сыром и коньяком, дополнив его лимонной долькой. И продолжил:

– В жизни обычного гофманского филистера к окончанию образовательного блока под руководством профессиональных менторов, – Семен сделал кивок-реверанс в сторону Нестора, – креманка оказывается наполненной некоей жижей неопределенного цвета, нефиксированного вкуса и невнятного содержания. Умничка Роулинг нашла ёмкое определение всей образовательной сфере, назвав ее работников «дементорами».

– Она говорила о другом! – возмутился Нестор.

– Все мы говорим о чем-то одном, имея в виду совершенно другое. Уважаемый Вами Френсис Бэкон – Вы сегодня уже удостоили его чести упоминанием в нашей беседе – смеялся над людьми, которые верят, что их разум повелевает словами, поскольку чаще бывает так, что слова обращают свою силу против разума. А Декарт, как Вы помните (Нестор не помнил, он, к своему стыду, совсем не читал Декарта), говорил, что беда людей – это их внимание, которое, к сожалению, больше сосредоточено на словах, чем на вещах, суть которых эти слова призваны отражать. Вот мы сейчас говорим о креманке с мороженым. Разве потратили бы мы час наших драгоценных жизней на предмет столь незначительный, если бы не вели речь совсем о других материях?

Семен вернулся к салфетке с иксом, игреком и удлиненным йотом, приложив к одному рисунку другой. Теперь креманок было две, а шариков – шесть.

55

– Это, – пояснил Семен Немирович, – символ семейной жизни. Хорошо, когда у супругов хотя бы один вкус совпадает. Это может быть общее прошлое в концепции Вечности, или страсть к деньгам в концепции социума, или пристрастие к науке в концепции культуры.

– Или верность долгу в концепции Триратна, – важно продолжил Нестор, ухвативший суть.

– Никудышный пример, – поморщился Семен. – Все три драгоценности буддизма – исключительно мужские иллюзии. Как, собственно, иллюзии любой другой религиозной конфессии. Ну, если не брать во внимание современных женщин-священниц, – они так же смешны, как, скажем, гомосексуальное венчание. Тем более не может быть женской дхармы. Женщина по определению не может думать о долге, поскольку у нее другое служение. Если высшая дхарма пойдет внахлест с более конкретными интересами, – например, с интересами семьи, детей, – то для женщины не будет вариантов – никакой дхарме не устоять. Опять-таки, если не принимать во внимание нынешних эмансипированных дур, которые уже не являются женщинами по сути.

Обе девушки, шептавшиеся о чем-то своем, встрепенулись при последних словах и одновременно посмотрели на Семена с подозрением.

– О, ни в коей мере сказанное не может быть применимо к вам, мои дорогие, милые, верные боевые подруги, – поспешил заверить их оратор. И снова обратился к Нестору и Киру:

– Одним словом, Иисус может отречься от матери, как подтверждает Матфей в главе двенадцатой или Лука в главе четырнадцатой, мать же – никогда не отречется от Иисуса. Безусловно, речь идет о настоящей женщине. Именно поэтому настоящая женщина не может быть бодхисаттвой, а только женой ботхисаттвы, пока не переродится в облике мужчины.

– А как же тайваньская Мать-Будда, Гуаньинь? – вмешался Кир.

– Вспомнили! – Семен даже стукнул по столу дланью. – Статуя с телом мужчины и лицом женщины? В конце концов, предмета для спора нет. Мы же не опускаемся до качественных категорий «хорошо» или «плохо». Мы констатируем – и мужчины, и женщины таковы, каковы они есть. Каждый элемент незаменим в своем функционале. Будда, между прочим, весьма тонко понимал пределы возможностей каждого пола, потому и предписал даже искушенной в делах веры столетней монашке кланяться каждому новообращенному монаху.

– Что за дискриминация по половому признаку? – возмутилась Фея.

– Не по половому признаку, а по вопросам веры. Ты же у нас Faith, стало быть искушена в этой области, – Семен как-то по-дружески взлохматил Фее челку. – Будда таким образом пытался объяснить вещь ясную до прозрачности: вера женщины возможна только через веру ее мужчины.

– Семен утрирует, – снисходительно заметила Соня.

– Нисколько, – возразил Семен. – Помните библейскую притчу о Лоте и его супруге?

– Что-то, связанное с Содомом и Гоморрой? – наморщила носик Соня.

– И с Содомом, и с Гоморрой, и с Адмой, и с Севоимом. Из пяти городов у берегов реки Иордан тогда, по описанным в девятнадцатой главе Бытия событиям, уцелел только Сигор. История весьма поучительная. Я сейчас говорю не о грехах содомских, а о том, как разнятся вера мужская и женская. Говорят Лоту свыше – не важно кто: бог, ангелы, интуиция, мужская смекалка – хватай семью и беги. Они и побежали. Муж – по велению сущностей высших, а потому женщине не понятных, жена – по велению мужа. Наверняка, в голове у нее такие мысли гуляли: «Вот старый дурак! Какие-то ангелы с ним говорят. Намедни дочерей своих чуть толпе озверевшей не выдал. Сейчас – так вообще из города бежим. Мало, что добро свое бросили, так даже оглянуться нельзя! Что за чушь?». И оглянулась, превратившись в соляной столб. Дело в том, что мужчина веру создает сам, а женщина эту веру принимает опосредованно – в том виде, в котором веру создал мужчина. Проблема Лотовой жены лишь в том, что она не до конца доверяла своему мужу.

Семен повернулся к Нестору:

– Вот Вы, молодой человек, представьте себе, что говорите вашей замечательной супруге…

– Нине, – напомнил Нестор.

– Да. Говорите Нине, что Вы, скажем, Дракон. Поверит?

Нестор замер. Он уже сделал очередной глоток, но проглотить еще не успел, и теперь между небами крепчал терпкий клоповий вкус хорошего коньяка. Ответить он никак не мог. Но Семен и не ждал ответа.

– Если скажете это в шутку, то, в лучшем случае, улыбнется. А если скажете серьезно, то выгонит, – подытожил Семен.