Упадок и разрушение
Шрифт:
– Послевоенные трудности, - кратко ответствовала она.
– А как поживает Бобби Пастмастер?
– Совсем спятил, - сообщила миссис Бест-Четвинд.
– К тому же они с Чоки что-то не очень поладили. Вам Чоки понравится. Он просто влюблен во все английское. Мы уже осмотрели все соборы, а теперь начинаем знакомиться с загородными особняками. Кстати, собираемся заглянуть и к вам в Тангенс.
– Милости просим. Теперь мы, правда, все больше в Лондоне... А какие соборы, мистер Чоки, произвели на вас наибольшее впечатление?
– Видите ли, - внесла поправку миссис Бест-Четвинд.
– Это я называю его Чоки. А вообще
– Все произвели впечатление, - ответил мистер Чолмондлей.
– Все до одного. Когда я гляжу на собор, у меня внутри все поет. Обожаю культуру. Вы-то думаете - раз ты негр, то тебе на все, кроме джаза, наплевать. Да весь джаз в мире ничто перед одним камнем старинного собора!
– Это он серьезно, - вставила миссис Бест-Четвинд.
– Вы так интересно рассказываете, мистер Чолмондлей... В детстве я жила недалеко от собора в Солсбери, но таких сильных чувств, признаться, не испытывала, хотя джаз я и вовсе не переношу.
– Собор в Солсбери представляет, леди Периметр, несомненную историческую ценность, но, на мой взгляд, в архитектурном отношении собор в Йорке утонченнее.
– Ах ты мой архитектор!
– воскликнула миссис Бест-Четвинд.
– Так бы тебя и съела.
– Вы, наверное, впервые в английской школе?
– осведомился доктор.
– Ну да, впервые! Расскажи-ка, пупсик, где мы с тобой побывали.
– Мы осмотрели все школы, даже самые новые. И знаете, новые ему понравились больше.
– Они просторнее. В Оксфорде бывали?
– Я там учился, - кротко заметил доктор.
– Серьезно? А я и в Оксфорде был, и в Кембридже, и в Итоне, и в Харроу. Вот это да! Люблю, чтоб все было культурно. Кое-кто из наших приезжает сюда и дальше ночных клубов ни ногой. А я Шекспира читал, -сказал Чоки.
– Читал "Макбета", "Гамлета", "Короли Лира". А вы?
– И я читал, - сказал доктор.
– Мы ведь все такие артистичные, - продолжал гость.
– Как дети, любим петь, любим яркие краски, у нас у всех врожденный вкус. А вы презираете несчастного черного человека.
– Да нет, отчего же, - запротестовал доктор.
– Дайте ему договорить до конца, - попросила миссис Бест-Четвинд.
– Согласитесь, что он - просто чудо!
– По-вашему, у несчастного черного человека нет души. Плевать вы хотели на несчастного черного человека. Бейте его, опутайте цепями, морите голодом и непосильным трудом...
– Поль обратил внимание, что при этих словах глаза леди Периметр загорелись хищным огнем.
– Но черный человек и тогда останется таким же человеком, как и вы. Разве он не дышит тем же воздухом? Разве он не ест и не пьет? Разве он не ценит Шекспира, старинные церкви, картины великих мастеров, как и вы? Он так нуждается в вашем сострадании. Протяните же ему руку помощи ? и вызволите из пучины рабства, куда ввергли его ваши предки. О, белые люди, почему вы отказываетесь протянуть руку помощи несчастному черному человеку, вашему брату?
– Радость моя, - сказала миссис Бест-Четвинд.
– Не надо так волноваться. Здесь все друзья.
– Это правда?
– спросил Чоки.
– Тогда я им, пожалуй, спою.
– Не стоит, милый. Лучше выпей чаю.
– В Париже у меня была знакомая, - рассказывала гувернантка Клаттербаков, - так ее сестра знала девушку, которая во время войны вышла замуж за солдата-негра.
Вы даже не можете представить, что он себе позволял. Джоан, Питер, бегите к папе, спросите, не хочет ли он еще чая... Он связывал ее по рукам и ногам и оставлял на всю ночь на каменном полу. Целый год она не могла развода добиться.– ... подрезали крепления у палаток и закалывали наших бедняг прямо через парусину, - вспоминал полковник Сайдботтом.
– По вечерам их на Шафтсбери-авеню или Черинг-Кросс хоть пруд пруди, - рассказывал Сэм Клаттербак.
– Женщины к ним так и липнут.
– Напрасно их вообще освобождали, - вставил викарий.
– В прежние времена им жилось куда лучше, уверяю вас...
– Ума не приложу, - говорила Флосси, - почему миссис Бест-Четвинд так уныло одевается. При ее-то деньгах.
– Колечко на ней фунтов пятьсот стоит, не меньше, - заметил Филбрик.
– Не хочешь поговорить с викарием о Боге?
– обратилась миссис Бест-Четвинд к своему спутнику.
– Чоки без ума от религии, - пояснила она.
– Мы - народ набожный, - пояснил Чоки.
– Оркестр уже битый час играет "Воины Харлеха", - сказал доктор Фейган.
– Диана, пойди попроси их сыграть что-нибудь другое.
– Знаете, дорогая, иной раз я ловлю себя на мысли, что негры быстро надоедают, - сказала миссис Бест-Четвинд леди Периметр.
– Вы со мной не согласны?
– У меня, к сожалению, недостаточный опыт в этой области.
– Уверяю вас, они бы вам понравились. Но иногда с ними ужасно тяжело. Они такие серьезные... А кто этот очаровательный пьяница?
– Этот человек стрелял в моего сына.
– Какой кошмар! Не убил? Мы с Чоки на днях были в гостях, так он, представляете, подстрелил одного типа. Развеселился! Порой с ним просто сладу нет. Это сегодня он паинька и помнит про социальные различия. Надо идти вызволять викария.
В шатер, бочком, как краб, проник почтительно-раболепный начальник станции.
– Чем порадуете, любезнейший?
– приветствовал его доктор.
– Дама дымит при сигарете можно "Воины Харлеха" больше ничего, вот как.
– Ничего не понимаю!
– "Воины Харлеха" годится очень другая музыка священная никак не можем богохульство сделать при сигарете с дамой, вот как!
– Этого еще недоставало. Не могу же я запретить курить миссис Бест-Четвинд. Должен вам сказать, что ваше поведение просто возмутительно.
– Грех богохульствовать бесплатно спаси Создатель фунт добавить, вот как.
Доктор Фейган протянул начальнику станции еще один фунт. Тот удалился, и вскоре оркестр грянул на редкость трогательный вариант гимна "Льется свет в твоих чертогах ярче солнца и луны".
Глава 10
POST MORTEM [13]
Когда последняя машина с гостями скрылась из виду, доктор с дочерьми и Поль с Граймсом зашагали по аллее к замку.
– Откровенно говоря, сегодняшний праздник принес сплошные разочарования, - сказал доктор.
– Все пошло насмарку, несмотря на наши старания.
13
Медицинское вскрытие (букв.: после смерти, лат.).