Уральская ёлка

Говорю что-то, суча руками по полу. Дёргаю коленками, которые то и дело натыкаются на Витькины ноги. И вообще, кажется, схожу с ума.

Тело мне уже не подчиняется — оно подчиняется только Витьке, вес которого то и дело опускается на меня. Его руки упираются где-то около моих плеч, и я почти чувствую себя внутри клетки. Из которой совсем не хочу вырываться.

Нащупываю его напряжённое запястье и стискиваю. Чувствую, как разреженный воздух холодит на разомкнутых губах. Наши тела сладко сливаются в едином порыве.

Сейчас я готова на всё.

Чувствую, как Витькины движения меняют ритм и становятся более медленными, но сильными. От этого внутри что-то меняется — я ощущаю сильно ускорившийся пульс внутри. И что-то очень сильное начинает распирать. Я расслабляюсь полностью, а это внутри меня, наоборот, напрягается. И стучит так сильно, что отдаётся в ушах. Мне остаётся только поддаться влекущему куда-то порыву. И погрузиться во что-то животное, сотрясающее моё тело.

Я чувствую внутри нарастающую пульсацию — чужую. От этого ощущения в вагине становятся острее. И я сама становлюсь нетерпеливее. На секунду тело деревенеет, чтобы после короткого напряжения расслабить до основания. И Витька в последний раз тыкается чуть глубже.

Внутри — сливающаяся влага. И что-то бурное и сильное, оставившее свой след.

Лежать мне становится очень лениво и очень уютно. И Витька опускается рядом.

— Чего ржёшь? — с закрытыми глазами спрашиваю я.

— Какие грибы-то?

— Чего?

— Ты сейчас говорила: «Это как грибы в атомном лесу собирать».

— Не говорила я такого! — вру я, чувствуя, как щёки начинают гореть с новой силой. Хорошо, что в темноте не видно. И хорошо, что Витька меня обнимает, перекидывая руку через мою спину.

Глава 5. Как обживаться на новом старом месте

Утро выдалось неожиданно солнечным и свежим — будто погода извинялась за выпавшую вчера хмарь.

Дождевые капли ещё не просохли с балконного карниза и, словно сытые голуби, тяжелели и, не торопясь, срывались вниз, чтобы бухнуться на макушку какому-нибудь особенно невезучему прохожему. А настоящие птицы тем временем где-то затихарились, несмело подпевая только-только разогревающему мир солнцу.

Причин выходить из дома у меня не было — Витька вызвался сам идти в магазин. Но и причин стоять на балконе и смотреть на ленивую улицу у меня не было тоже, поэтому что я решила поразмяться. Заскочила обратно в квартиру и поспешила в коридор — пол всё это время весело скрипел подо мной, словно подгоняя. В коридоре оставалось только впрыгнуть в кроссовки, держась за растянутые уже язычки, и хлопнуть дверным замком, чтобы не выпускать воров.

Лестницы преодолеваются мной быстро и без лифта, и подъездную дверь можно толкнуть с разбега — главное, не забыть жамкнуть открывающую кнопку.

На улице сильно чувствуется последождевая сырость, так что мои голые лодыжки сразу идут мурашками. Чтобы разогнать их, я ускоряю шаг, и ныряю за кирпичный угол дома.

И почти сразу торможу, словно натыкаюсь на искусственную преграду. Впрочем, преграда эта самая настоящая — просто не совсем буквальная.

За поворотом всегда была небольшая цветочная клумба. Сейчас для декора ей приделали лебедей из крашеных шин. За лебедями стоит Витька. И не один. Против него — Ленка.

Она делает вид, что ничего особенного не произошло. Она симпатичная, но делает вид, что об этом не знает. И ведёт себя как всякая девушка, которой нравится парень — весело кокетничает и бросает многозначительные взгляды. Но для меня она сейчас тупо выламывается и смотрится противным чучелом с пережжёнными волосами. Радует, что хотя бы Витька не распушает перед ней перья в ответ, а скромно стоит и смотрит на неё со сдержанной вежливостью. Хоть меня ещё и не видит.

Я преодолеваю желание кинуться на Ленку прямо через белёного гуся, а всё-таки, как нормальный человек, обхожу клумбу. Пусть и тороплюсь гораздо сильнее, чем стоило бы.

— Привет! — самым радостным образом, на который сейчас способна, здороваюсь я с Ленкой.

Специально подхожу со стороны Витька, чтобы с ходу закинуть ему руку через плечо. И не просто по-дружески, а очень даже привлекаясь к парню с боку.

Ленку моё появление поначалу совсем не смущает, но как только мой локоть сгибается возле Витькиной шеи, на её лице мелькает что-то вроде замешательства. Которое, впрочем, быстро рассеивается внутренним анализом — ведь закидывают руки на плечи и просто друзьям.

— Как дела? Давно не виделись! — продолжаю щебетать я, лучась перед Ленкой от радости.

Как только она начинает отвечать что-то вежливое, я наношу ей решительный удар.

Целую Витьку прямо в щёку — и не коротко, а вполне себе ощутимо. Боковым зрением чувствуя, как лезут на лоб Ленкины глаза.

— Я тебя уже заждалась, — это я уже немного капризно обращаюсь к Витьке, чтобы Ленка потом не могла убедить себя, что ей просто показалось. — Хочешь, чтобы я с голоду померла?

Шутливо трескаю его ребром ладони по затылку, не обращая внимания на Ленку и коротко касаюсь щекой его удобно подставленного плеча.

Тут, наконец, Витёк оживает и нежно отвечает мне:

— Я уже иду — подожди, пожалуйста, помирать.

Перевожу взгляд на Ленку, всё ещё полуобнимая Витьку:

— Созвонимся тогда — встретимся, — это при том, что у нас с ней нет телефонных номеров друг друга. — Ладно, давай, удачного дня!

Ленке остаётся только согласиться и, незаметно склонившись головой, пройти мимо нас. Я вижу, как зарозовели её щёки, а взгляд уходит внутрь себя. Хорошо.

Из-под ресниц слежу за Ленкиной стройненькой фигурой, скрывающейся за поворотом. И только когда она совсем пропадает с радаров, перестаю доброжелательно улыбаться ей вслед.

— Стерва, — вполголоса выношу свой окончательный вердикт.

Уверена: её вердикт относительно меня аналогичен.

Теперь моя рука, свободно болтающаяся у Витьки на груди, приходит в движение — поднимается под самый его кадык. Который тоже сразу приходит в движение от Витькиного голоса:

— Ты её напугала. Молодец.

— Я и тебя пытаюсь напугать, — самодовольно заявляю я, а потом резко разворачиваюсь к Витьке лицом — так, что кончики наших носов почти соприкасаются.

— Вильнёшь в её сторону — придушу, — с лёгким оттенком тихой нежности сообщаю я брату. И мягко овиваю пальцами его шею. Чувствую, как изменившееся дыхание щекочет мне щёку.

Тут я вздрагиваю — так резко Витькина рука сжимается вокруг моего пояса, словно орудие испанской инквизиции.

— Вильнёшь вообще в любую сторону, — в тон мне отзывается Витька прямо около замирающих губ, — двинуться не сможешь.

Я не удерживаюсь и тыкаюсь вперёд за поцелуем. Которым Витька запечатывает меня, словно замком.

Дальше мы идём уже вместе. Около дорожного светофора я киваю назад, уже спокойнее возвращаясь к несчастной Ленке:

— Когда она станет старой — будет, о чём на лавочке бабкам рассказать.