Урановый рудник

— Вот народ! — с оттенком восхищения прокомментировал это событие Завальнюк. — Ведь ломом не убьешь! Особенно когда выпьют, — добавил он после короткого раздумья.

Холмогоров с ним согласился, но только мысленно, ибо полагал все эти разговоры о пагубной склонности среднестатистического россиянина к злоупотреблению крепкими напитками пустой тратой времени, особенно когда разговоры эти затевались людьми, которые и сами редко проносили рюмку мимо рта.

Между тем к суетящимся посреди улицы загонщикам присоединился участковый Петров. Шлепая по грязи нечищеными сапогами и заметно пошатываясь на бегу, он протопал мимо Холмогорова и Завальнюка и с ходу врезался в толпу, кольцом окружившую беснующуюся кобылу.

— Вы чего тут? — заорал он, не сразу разобравшись, что к чему. — А ну, прекратить безобразие! Всем по пятнадцать суток оформлю!

Загонщики загомонили, силясь втолковать строгому блюстителю порядка, что они как раз и пытаются прекратить безобразие, но тут лошадь в очередной раз взбрыкнула задними ногами, и увесистый ком грязи, сорвавшись с копыта, с отчетливым шлепком угодил участковому прямиком в физиономию.

Отплевываясь и утираясь рукавом, Петров наконец-то сфокусировался на кобыле и немного остыл, поняв, как видно, что оформлять на пятнадцать суток здесь некого, кроме бессловесной скотины, которая ответственности за свои хулиганские действия не несет — ни уголовной, ни административной. Ну, разве что кулинарную, так это без хозяина не решить…

— Это чего? — более или менее очистив от грязи ротовое отверстие, ошалело спросил участковый. — Чего это тут у вас? Сбесилась она, что ли?

— А леший ее знает, — ответил кто-то. — От самой околицы за ней гонимся. Ровно бес в нее вселился, не угомонить никак.

— Может, из конюшни вырвалась? — предположил другой голос.

— В уздечке-то? — резонно возразил еще кто-то.

— Ти-хо!!! — во всю силу легких рявкнул Петров. Лошадь испуганно шарахнулась и лягнула многострадальный забор, который от этого удара окончательно завалился — медленно, без лишней спешки, с каким-то странным достоинством, прямо как тонущий крейсер «Варяг». — Что вы тут устроили базар?! Ну, испугалась кобыла, так что, вы кобыл испуганных не видели? Пока вы за ней по всему поселку бегать будете, она окончательно сбесится. К Егорьевым идите, Гришку зовите или Степана, пускай сами свою скотину усмиряют, покуда я ее не пристрелил. Может, она голос хозяйский услышит и успокоится.

— Меня всегда поражала, — сказал над ухом у Холмогорова Завальнюк, — способность некоторых индивидуумов здраво рассуждать после принятия дозы алкоголя, которую любой европейский или американский врач назвал бы смертельной.

Между тем кобыла, обнаружив не перекрытый загонщиками участок, перемахнула через завалившийся забор и галопом поскакала чьим-то огородом в сторону речки. Вопрос об ее поимке, таким образом, отпал сам собой. Участники погони, казалось, остались этим довольны. На свет божий были извлечены мятые, разлохмаченные пачки «Примы» и «Беломора», зачиркали спички, и в безоблачное предвечернее небо потянулись синеватые дымки. Кто-то отправился к Егорьевым, остальные, став в кружок и потихонечку справляясь с одышкой, устроили негромкое, спокойное обсуждение недавнего происшествия, а также иных сходных происшествий, хронология которых уходила в глубь времен на десятилетия, если не на века.

Участковый Петров, пьяно пошатываясь и бессмысленно тараща налитые кровью глаза, столбом стоял в сторонке, утратив, по всей видимости, всякую связь с реальностью. Вызванная форс-мажорными обстоятельствами вспышка активности прошла, и теперь Петров, судя по всему, не понимал, где находится и каким ветром его сюда занесло. На него никто не обращал внимания: стоит себе, и пускай стоит, лишь бы есть не просил. На слабо затянутом, криво обвисшем поясе у Петрова висела кобура, и Холмогоров заметил, что Завальнюк смотрит на эту кобуру с выражением хмурой озабоченности.

Заготовителя можно было понять: такому человеку, как участковый Петров, доверять оружие нельзя ни при каких обстоятельствах. Мало ли на что он его употребит, где потеряет, кому подарит, а то и обменяет на стакан дешевого вина! Мало ли кто у него, пьяного до бесчувствия, это оружие вытащит…

У Алексея Андреевича вдруг мелькнуло подозрение, что Завальнюк не просто смотрит на кобуру, безмолвно сетуя на неразумие Петрова, а прикидывает, как бы завладеть табельным оружием участкового. Технически в этой операции не было ничего сложного: достаточно просто идти за Петровым, пока тот не свалится и не погрузится в мертвецкий сон, а там с его тела не только пистолет, но и нижнее белье можно снять, не опасаясь, что он проснется и как-то этому воспрепятствует.

Холмогоров остро пожалел, что катер придет еще не скоро, через несколько долгих дней. Он просто не видел, какую пользу может принести, оставаясь в поселке. Здесь нужен был профессиональный следователь, да не один, а целая бригада. Пожалуй, пара-тройка вертолетов для прочесывания тайги с воздуха тоже не помешала бы…

Сигареты и папиросы еще не были выкурены и до половины, когда посланный к Егорьевым парнишка вернулся. Он вылетел из переулка, как ядро из старинной пушки, на такой скорости, словно за ним по пятам гналась целая банда чертей, и, с ходу проскочив мимо своих земляков и соседей, взиравших на него с немым изумлением, кинулся прямиком к участковому.

— Дяденька Иван Данилыч! Дяденька Иван Данилыч! Там… Там…

На «Бродвее» снова началась кутерьма. Кто-то приводил в чувство Петрова, который так некстати ушел в мир грез как раз в тот момент, когда возникла проблема по его части, еще кто-то пытался успокоить мальца, от которого никак не удавалось добиться чего-нибудь более вразумительного, чем бесконечно повторяемое «там». Наконец и те и другие более или менее справились со своими задачами: Петров сфокусировался и вновь обрел дар речи, а мальчишка, как старая грампластинка, перескочив через слово, на котором его заело, выложил все как было.

А было все очень просто. Без проблем добравшись до дома Егорьевых, посланный парнишка взошел на крыльцо, постучал в дверь, потом в окошко, а после, не дождавшись ответа, вошел в сени, благо дверь была не заперта. В доме никого не оказалось. Не усмотрев в этом ничего удивительного (кто же это станет в начале лета, в самую горячую пору, средь бела дня дома сидеть?) парень вышел во двор и, обогнув дом, заглянул в огород. В запущенном егорьевском огороде ему повстречалась только парочка сорок, которые при виде его вспорхнули с грядки и с громкой птичьей руганью улетели в сторону леса. Здесь же, между грядок, виднелись отпечатки лошадиных копыт, а в одном месте бросался в глаза след босой ступни, оставшийся, по всей видимости, когда человек, ведший за собой лошадь, оступился и угодил ногой в грядку.

Каждый житель здешних мест немножко следопыт, и парнишка, не напрягаясь, просто между делом, пришел к выводу, что через огород кобылу вел Гришка и что было это либо вчера поздно вечером, либо сегодня рано утром, но обязательно в потемках. Засветло Гришка ни за что не въехал бы ногой в грядку, потому что тятька его, Степан Егорьев, долгих разговоров не признавал и, чуть что, сразу бил по шее, а то и прямо по уху.

Опять же чисто автоматически паренек пришел к выводу, что Гришка отправился в лес, конечно же, не на ночь глядя, а рано поутру, и не на прогулку, а по какой-то своей надобности — например, проверить капканы, подстрелить что-нибудь на ужин или еще зачем. Вернувшаяся без седока да к тому же насмерть перепуганная лошадь означала, что с Гришкой в лесу стряслось что-то неладное; это было так же просто и очевидно, как то, что вода течет с горы, а не в гору.

Встревожившись, мальчишка принялся искать Степана Егорьева: тому, пожалуй, не помешало бы знать, что с его сыном в тайге что-то приключилось. В конце концов он заметил приоткрытую дверь вырытого во дворе погреба, по старинке заменявшего Егорьевым такую редкостную в здешних краях роскошь, как холодильник. Юный следопыт подошел к погребу, позвал Степана Егорьева по имени-отчеству, а потом, так и не дождавшись ответа, открыл дверь и заглянул вовнутрь.

А там…

На этом месте рассказчика снова заело, точь-в-точь как старую, заезженную пластинку. Слушатели во главе с участковым дружно насели на него, пытаясь вывести парня из ступора. Чувствовалось, что это надолго. Холмогоров как раз пытался сообразить, что могло до такой степени напугать местного мальчишку, которого даже с очень большой натяжкой нельзя было назвать изнеженным и слабонервным, когда Завальнюк тихонько тронул его за рукав.