Ущелье

– Я хочу в пещеру, – пробормотала Кора, цепляясь за руку мужа.

– Солнышко, ты ведешь себя неразумно, – прошептал он ей на ухо, стараясь не привлекать внимания.

Кора выпрямилась, отодвинулась от мужа и четко произнесла: – А что если мне надоело действовать разумно и по плану? Могу я хоть раз сделать что-то нерациональное.

– Ты зачем пришла? – запыхавшийся Марк Андреевич подошел к экскурсоводу. – Отстань от них.

– Иначе что? – женщина повернулась к нему. – Не мешай. О вас дураках забочусь.

– Да пошла ты со своей заботой!

– Ты бы поосторожнее, – раздался вкрадчивый голос. За спиной у хозяина отеля стоял мужик в комбинезоне. Комбинезон Палыча был другим, но, так же как и вчерашний, темнел разводами машинного масла.

– Значит, решено, – бодро произнесла экскурсовод. – Если выедем прямо сейчас, то за час управимся.

– Даже и не знаю, – Петр, слишком занятый женой, чтобы обратить внимание на странную перепалку, спускался по ступенькам веранды за Корой. Он понимал, что не сможет ее остановить.

– Ребенка можете с няней оставить, – вклинился в разговор Марк Андреевич.

– Марк Андреевич, да вы запямятовали. Няня-то уехала, – пробасил мужик в комбинезоне, усмехаясь.

– Как уехала? Когда? Куда? – хозяин отеля задавал вопросы, постепенно переходя на шепот.

– Туда, откуда не возвращаются, – хрюкнул ему на ухо Палыч и, довольно похохатывая, двинулся за туристами. – Мы на уазике поедем, – громко сказал он. – Я его тут рядом с турбазой припарковал. Для наших гор, самая лучшая машина.

Марк Андреевич потоптался рядом с беседкой и бросился к отелю.

Антонина застонала и открыла глаза. Или попыталась открыть. Потому что заплывший правый глаз почти ничего не видел. Где-то тихонько капала вода. Руки, стянутые сзади веревкой, холодил камень. Глаза, привыкая к сумраку, разглядели каменный пол уступами идущий вглубь пещеры. Белый передник няни, который она так и не успела снять, был заляпан бурыми пятнами крови. Антонина покрутила шеей, пытаясь понять, насколько серьезна рана на голове. Кровь не закапала, зато все закрутилось вокруг с бешеной скоростью. И без того узкий мир пещерки стал стремительно сжиматься. Женщина закашлялась, подавляя тошноту. Еще не хватало здесь задохнуться. Чья-то тень перекрыла слабый проблеск света, проникающий от входа.

– Чего хочешь? – над ней склонилась женщина.

Антонина не видела лица незнакомки. Она чувствовала только тепло, исходящее от ее тела.

– Воздуха, задыхаюсь, – прошептала она.

Свежий порыв ветра влетел в пещеру. Длинные распущенные волосы женщины сидящей рядом взметнулись как крылья неведомой птицы.

– Теперь легче? – спросила она.

– Легче, – ответила Антонина. Тошнота прошла, гул в голове сменился легким звоном. – Легче, – повторила она в пустоту.

Незнакомка исчезла так же неожиданно, как и появилась.

– Вот дура, – скрипучий голос шел откуда-то из темного угла, – загадала – так загадала, – кто-то противно захихикал.

– Кто там? – щурясь от боли, Антонина всматривалась в угол.

Оттуда вышла старушка в белом платочке. Серое платье было перехвачено в поясе светлым фартуком. На нем шевелились искусно вышитые куры, петухи, козы и овцы.

– А ты ведь меня не знаешь, – добродушно кивнула старушка. – А вот прабабка твоя, со мной ох как хорошо знакома была. Или прапрабабка. Запуталась я в вашей родословной, – она махнула рукой и снова захихикала. – У них уже и кости исстелили. А я все здесь. Вот как загадывать надо. А породка-то у вас измельчала. Ты теперь никто супротив меня.

Старушка сделала пару шагов вперед и подняла клюку, примериваясь, для удара.

– Сгинь нечистая сила, – прошептала Антонина и плюнула под ноги бабке.

Старушка запнулась, задрожала и киселем осела на землю. Сгусток растекся лужицей. Но потом, вытянувшись червяком, уполз в темный угол.

– Может, измельчала, а может, и нет, – прошептала Антонина, чувствуя подступающую тошноту. Наступающая темнота была спасительным прибежищем от резкой головной боли.

– Заснула, Тонечка?

Над женщиной клонилось молодое лицо матери. Именно так она выглядела, когда Антонина была еще Тонечкой. Худой девчушкой с двумя такими же худыми косицами.

– На вот, поешь, – мать пододвинула ей чай с двумя кусками хлеба. Потом достала из буфета сахарницу, где наколотыми кусками лежало настоящее белое богатство.

– Я не хочу, завтракала уже, – девочка отодвинула хлеб.

Его получали по карточкам. Не иначе сейчас мать отдавала ей свою долю.

– Ешь, – строго приказала родительница. – Как я тебя такую хилую ремеслу обучу. На тебя дунь, любая хворь сразу прицепится.

– Ма, не сердись, – девочка придвинула хлеб и чай. – Еще год и я в ремесленное пойду. Сама зарабатывать буду.

– Дуреха, – грустно усмехнулась мать. – Я тебя разве едой попрекаю. Я о другом говорю. Сон мне приснился, доченька. Домой надо возвращаться. Да обучать тебя всему, что знаю.

– Хочешь, чтоб я учительницей стала, – понимающе кивнула дочь.

– Ведьмой, – спокойно поправила ее мать.

Тоня поперхнулась сладким чаем, не понимая, зачем родительница так странно шутит.

– Ты кушай, доченька, – женщина ласково погладила ее по голове. – А для начала, запомни одну простую вещь. Ведьма не та, что колдует, а та, что ведает, что делает. И еще. Никогда не загадывай попусту желаний. Особенно если тебе все исполнить предлагают. Не к добру это, поняла?

– Ага, – послушно кивнула девчонка.

– И вот еще, – мать полезла в шкатулку с дешевыми колечками и бусами, оставшимися от бабушки. – Теперь это твое. Это настоящее желание. Напоследок его прибереги, – и она положила перед девчушкой простенький браслет из нитки серого жемчуга.

Боль снова сверлом врезалась в голову Антонины. Она открыла глаза и прошептала:

– Спасибо, матушка.

– Чего еще хочешь? – загораживая свет, рядом с ней маячил знакомый силуэт.

– В кармане у меня поищи, – морщась от боли, прошептала пожилая женщина.

Незнакомка присела, засунула руку в кармашек на переднике и выудила оттуда браслет.

– Знакомая вещь, – прошептала она. – Только не тебе была дадена.

– Зато мной будет исполнена. Или откажешь? – уточнила ведьма.